Петербургское действо
Шрифт:
— Дайте руку, сказалъ офицеръ.
Шепелевъ, недоумвая, протянулъ руку и маленькая ручка сжала ее. И не выпуская ея, офицеръ проговорилъ съ своимъ страннымъ акцентомъ:
— Послушайте, если мы съ вами гд-нибудь встртимся, то вы не дивитесь и не ахайте! Потомъ, объ этомъ случа не только не говорите при мн, но даже не кланяйтесь мн и не узнавайте меня, будто я вамъ незнакомъ и будто никогда мы съ вами не видались. Поняли вы меня?
— Понялъ, недоумвая и нершительно произнесъ Шепелевъ.
— И не кланяйтесь и ничего не говорите со мной.
— Слушаю-съ.
Офицеръ принялъ
— Если вы не исполните этого, меня узнаете, разболтаете все, то вамъ будетъ очень дурно! Я извстенъ лично государю, тотчасъ же ему пожалуюсь, и васъ вышлютъ вонъ изъ столицы. Клянусь вамъ Святой Маріей, что я не шучу. Такъ врно, все исполните?
— Будьте покойны. Да мы нигд, никогда и не встртимся. Я нигд не бываю и никого не знаю. Ни единой души не знаю во всемъ Петербург.
— Вотъ какъ? Почему-жъ, господинъ-нелюдимъ?
— Я только очень недавно пріхалъ въ столицу поступить на службу. A родни у меня здсь нтъ. Прежде у меня была родственница въ Петербург, Мавра Егоровна Шувалова, пріятельница покойной государыни. Она была рожденная Шепелева, и мое имя тоже Шепелевъ. A теперь я ни души не знаю и мы, врно вамъ сказываю, нигд повстрчаться п можемъ.
Шепелевъ замолчалъ, а офицеръ пристально смотрлъ на него своими красивыми глазами и будто раздумывалъ о чемъ-то. Этотъ юноша рядовой, совершенная противоположность его самого, т. е. блокурый и голубоглазый красавецъ, очевидно, теперь привлекъ вниманіе черноброваго офицера.
— Неужели вы во всей столиц совершенно никого не знаете?
— Ни единаго человка изъ чужихъ. Только дядя Квасовъ, у котораго я живу, да одинъ рядовой нашего полка, съ которымъ познакомился на дняхъ, а больше ни души не знаю.
— Вы и живете у этого дяди? Какъ вы сказали имя?
— Квасовъ. У него и живу.
— Гд?
— На квартир около ротнаго двора… Ахъ еще есть! ахнулъ вдругъ Шепелевъ. — Невста моя…. ея семейство.
— Вотъ какъ! вымолвилъ, звонко разсмявшись, офицеръ. Про невсту и забыли. И, не спуская глазъ съ лица Шепелева, онъ снова будто задумался вдругъ объ чемъ-то внезапно пришедшемъ на умъ.
Но тотчасъ прійдя въ себя, онъ выговорилъ:
— Ну, Степанъ, ступай домой! Прощайте, господинъ женихъ. Помните вашу спасительницу отъ грабителей.
Сани тронулись, Шепелевъ стоялъ и смотрлъ, недоумвая. Вдругъ ряженая красавица обернулась изъ саней къ нему и крикнула, когда лошади уже подхватили:
— A можетъ быть и до свиданья!
Затмъ Шепелевъ услыхалъ тотъ-же смхъ веселый и громкій. Сани скрылись, а молодой рядовой все стоялъ неподвижно на томъ-же мст, не смотря на пробиравшій его морозъ, и, наконецъ, выговорилъ:
— Вотъ удивительное происшествіе! Вдь это еще удивительне, чмъ миска на Голштинц! Еще занимательне самого даже моего нихтмихта. Разскажу дяд. Ахъ нтъ, ужъ лучше не разскажу, обожду, а то вдь какъ грозился! Чудные офицеры, точно будто барыни ряженныя… A что если и впрямь барыни, а не офицеры? Вдь онъ и сказалъ: спасительницу помнить, стало быть, кого же… его самого. Стало быть, онъ выходитъ: она. Вотъ ужь это подлинно, настоящія чудеса!!…
Однако, не смотря на мечтанія молодого малаго, морозъ окончательно пробралъ его, и онъ съ мста
бросился бжать, во весь духъ къ квартир дяди. И только пробжавъ около версты, онъ почувствовалъ, какъ члены его полузамерзлые снова отошли, и снова ему стало немного тепле.Разумется. когда Акимъ Акимычъ встртилъ племянника на крыльц, полуодтаго. красноносаго, посинлаго, то ахнулъ и вскрикнулъ:
— A тулупъ?!…
— Сграбили, дядюшка! почти весело воскликнулъ Шепелевъ, врываясь, мимо Квасова, въ теплый корридоръ.
— Какъ сграбили?
— Да такъ, дядюшка, сняли; спасибо, самъ цлъ ушелъ, да не замерзъ на дорог.
— Въ Чухонскомъ Яму?
— Да, дядюшка.
— Ну, и чудесно! Вотъ теперь безъ теплаго платья и маршируй, озлобился Акимъ Акимычъ.
— Другое сошьемъ. Что жъ длать…
— Другое! Нтъ, шалишь… не дамъ. Въ поставщики Чухонскому Яму идти хочешь! Вдь опять снимутъ, коли по ночамъ будешь болтаться къ невст. Скажи на милость, — обида какая! воскликнулъ снова Акимъ Акимычъ.
Не смотря на распросы дяди, Шепелевъ ни слова не проронилъ о своей удивительной встрч и спасеніи.
XXI
Шепелевъ даже во сн увидлъ ряженаго офицера, даже какъ видлъ! Офицеръ этотъ поцловалъ его…. Шепелевъ ахнулъ и проснулся отъ волненія. Съ этого дня и часа юноша не переставая сталъ думать о незнакомк, поразившей его своей красотой. И разумъ, и сердце были сразу порабощены ею…
Утромъ, посл ротнаго ученья и посл перваго урока нмецкаго языка у Державина, Шенелевъ, проходя дворъ, былъ вдругъ остановленъ капитаномъ своего полка Пассекомъ. Этого офицера онъ только видалъ, но никогда не случалось ему съ нимъ разговаривать.
Шепелевъ зналъ, что это одинъ изъ лучшихъ и уважаемыхъ въ полку офицеровъ. Пассекъ же зналъ, что новый рядовой тоже изъ дворянъ и живетъ у вновь переведеннаго къ нимъ лейбъ-компанца Квасова, котораго онъ не взлюбилъ и съ которымъ онъ былъ въ холодныхъ отношеніяхъ. Случилось это вслдствіе чрезмрной строгости Квасова къ солдатамъ, которыхъ вообще офицеры держали крайне свободно и даже чрезъ мру баловали всегда.
Первый офицеръ полка, недавно произведенный государемъ въ подполковники, генералъ-прокуроръ и фельдмаршалъ старый князь Никита Юрьевичъ Трубецкой и вс старшія офицеры подавали примръ легкаго отношенія къ тому, что недавно, по примру Фридриха, стали называть заморскимъ словомъ и говорили: воинскій дисциплинъ. У русскаго человка въ родномъ язык — и слова такого не нашлось.
Пассекъ, при вид Шепелева, первый, противъ обыкновенія, издали поклонился ему в. быстро подойдя, заговорилъ неспокойнымъ голосомъ:
— Я очень радъ, что повстрчался съ вами, государь мой. Я шелъ къ вамъ съ просьбой. Вы были въ ту ночь на часахъ у принца Жоржа вмст съ Державинымъ?
— Точно такъ-съ.
— Правда-ли, что я слышалъ отъ этого рядового на счетъ внезапно явившагося ночью къ принцу офицера Голштинскаго войска?
— Сущая правда.
— Въ кастрюл?
— Да-съ, т. е. въ эдакой большой чашк — серебряной…
— Вы знаете его имя… Но наврное!… Не по слухамъ!
— Его назвалъ при насъ камердинеръ принца. Это капитанъ или ротмейстеръ Котцау.