Петербургское действо
Шрифт:
Маргарита остолбенла и стояла, какъ пораженная. Іоаннъ Іоанновичъ уже давнымъ давно не заглядывалъ, а только изрдка присылалъ узнать о положеніи внука. Тмъ трудне было для Маргариты завязать снова отношенія, какія бы то ни было, со старымъ брюзгой. И вдругъ старикъ самъ пріхалъ и ласково обошелся съ ея любимицей.
— Зачмъ? Что онъ говорилъ теб?..
— Говорилъ, что ему хочется васъ повидать. Говорилъ, что я красавица. Затмъ онъ мн пребольно ущипнулъ плечо, потомъ поцловалъ, конечно, насильно… Прижалъ вотъ въ этотъ уголъ. Потомъ вотъ далъ…
И Лотхенъ,
— Что же ему надо? выговорила Маргарита нетерпливо.
— Ничего. Повидаться хочетъ!
— Вздоръ. Пустое… Не такой человкъ. Вздоръ! Что нибудь особенное есть, восклицала Маргарита, ходя въ волненіи по комнат.
— Можетъ быть есть что нибудь. Собирается умирать и въ вашу пользу завщаніе длать. Хотя по виду и ухваткамъ мало похожъ на умирающаго. Такъ прижалъ къ углу, что… что даже глупо! Впрочемъ, позжайте, узнаете…
— Какъ же я поду… вдругъ…
— Онъ приказалъ именно вамъ это передать, умышленно медленно произнесла Лотхенъ, играя нетерпніемъ барыни.
— Онъ меня звалъ, веллъ сказать… зачмъ же ты молчишь, Лотхенъ? Я тебя побью!!.
И Маргарита, весело смясь, пунцовая отъ радости, бросилась къ любимиц. Ухвативъ малосильную нмку за рукавъ и за кисейную косынку, она сильно потянула ее, стараясь повалить на диванъ.
— Изорвете — другую купите. Вамъ же хуже!
Маргарита бросила любимицу и воскликнула:
— Сейчасъ поду… Начинается! Начинается! Понимаешь ты, неразумный ребенокъ, что это начинается для меня война, борьба на жизнь и на смерть. И кончится все побдой! Состояніе будетъ мое. Все будетъ мое. Давай мн лиловое платье! Оно мн счастье приноситъ…
Маргарита была вн себя отъ радости и довольства. Планъ, полный, подробный, какъ покорить брюзгу-дда, былъ уже давно обдуманъ и казался ей замчательно тонко и умно придуманнымъ. Но хать къ дду первой, когда онъ, очевидно, не желаетъ подозрвать даже объ ея существованіи, было невозможно: никакой предлогъ не скрылъ бы настоящей цли, т. е. желанія снова сойтись ближе.
Маргарита начала быстро одваться, но, однако, не смотря на поспшность свою, все-таки зорко оглядывала себя въ зеркало и старалась принарядиться такъ, чтобы быть красиве чмъ когда либо.
— Ну, ужъ рдко я такъ въ жизни старалась! воскликнула она наконецъ, оглядывая себя съ головы до ногъ. — Да и врядъ ли когда нибудь для такого старика, какъ онъ, такая женщина, какъ я, столько старалась. Подумаешь, на первое свиданіе ду къ страстно любимому герою… Ну, говори, хороша ли я?! По совсти, Лотхенъ. Дло важное…
Лотхенъ отошла, оглядла барыню тоже съ головы до пятъ и молча усмхнулась…
— Ну, не прибавить ли чего?
— Нтъ, liebe Gr"afin, убавить бы надо… Убавить то, что наиболе въ глаза бросается и, пожалуй, дурно на поганаго старика подйствуетъ.
— Что? съ искреннимъ безпокойствомъ спросила Маргарита, тоже снова себя оглядывая.
— Надо убавить въ васъ главное… Выраженіе счастія на лиц! У васъ глаза прыгаютъ отъ восторга, что онъ васъ позвалъ. A это…
— Только-то, глупая! Ну, отвернись на минуту. Не гляди на меня.
Горничная,
смясь, повиновалась и ловко повернулась на каблучкахъ спиной къ барын.— Ну, теперь смотри! чрезъ мгновеніе выговорила графиня и подступила ближе къ обернувшейся горничной.
— Да! воскликнула Лотхенъ. Если вы такъ съумете долго выдержать…
Молодая женщина стояла передъ ней съ строго печальнымъ лицомъ, полуопущенными глазами и какъ-то скромно сложенными на груди руками.
— Государь мой, вамъ угодно было меня пригласить явиться по длу… тихо и грустно выговорила Маргарита по-русски, наклоняясь предъ Лотхенъ.
Нмка захлопала въ ладоши и запрыгала на мст…
— Диво! Диво! Божественно…
— Я не знаю, государь мой, также продолжала Маргарита, — смю ли я васъ называть моимъ ддомъ… Вы до сихъ поръ, какъ скверный и скупой старикашка, кром злости ничмъ себя…
— Ну, этого говорить не надо!.. наивно воскликнула Лотхенъ.
— Я думаю! воскликнула Маргарита уже своимъ голосомъ. — Это я ему посл скажу, когда его состояніе будетъ у меня въ рукахъ. Ну, благословите меня, ваше святйшество, папа Лотхенъ! Papa Lotchen Primue, Pontifex maximus! продекламировала Маргарита и прибавила другимъ голосомъ, стараясь хрипть: Indulgeutia plenaria!
— Охъ, охъ, гршите!… Богъ накажетъ! испугалась ревностная католичка. — Подумаешь, вы схизматичка, въ ихней, здшней ереси. A услышитъ васъ вдругъ врагъ человческій… Что тогда!
— Ничего, трусиха… Есть дв силы на свт, отъ которыхъ все зависитъ… Господь Богъ и господинъ дьяволъ!..
— Охъ, Gr"afin, Gr"afin! закричала Лотхенъ, затыкая и глаза, и уши, и даже нагибаясь предъ графиней, какъ бы отъ удара по голов.
— Ну, вели подавать карету, глупая курляндка, смясь, вымолвила Маргарита.
XXXIV
Чрезъ полчаса зды, полуиностранка, графиня Скабронская, была на набережной Васильевскаго острова и выходила изъ кареты, при помощи двухъ лакеевъ, на большой подъздъ дома россійскаго вельможи, графа Скабронскаго, — вельможи, котораго даже покойная царица называла Іоанномъ Іоанновичемъ, такъ какъ всякаго назвавшаго графа Иваномъ Ивановичемъ заставляли потомъ поневол объяснять о комъ ведетъ онъ рчь. Когда графиня Маргарита поднялась но большой парадной лстниц и графу побжали доложить, то брюзга перемнился чуть-чуть въ лиц. Пріздъ внучки, имъ самимъ вызванной, было не заурядное дло, а первостепенной важности.
«Выгоню опять или ползать передъ ней буду на живот? вопросительно подумалъ старикъ. — Ну, родимая, поглядимъ — увидимъ». И графъ, умышленно заставивъ внучку прождать полчаса въ гостинной, вышелъ тихо и не спша.
— Ну, здравствуй, ужь внучка, коли жена внука. Здравствуй, внучка! Садись, милости прошу!
И слова эти Іоаннъ Іоанновичъ выговорилъ какъ-то особенно и любезно, и ехидно.
Маргарита, не поднимая глазъ на старика, вымолвила тихо и смущенно:
— Государь мой, вы сдлали мн честь, приказали явиться… Я не знаю, позволите ли вы мн называть васъ ддомъ, а потому и говорю: государь мой. Что прикажете?