Пианист. Осенняя песнь

Вадим стоял перед ней, не молился, только смотрел, вбирая в душу тишину храма, старался расслышать голос Милы. Если она зовет — он должен услышать!

Ничего. Потрескивание фитилей, гулкое эхо шагов. Куда идти со своей тоской? Невыносимо жить так, внутри чувства как в узел завязаны, а снаружи корка ледяная, непробиваемая. Дышать больно, слёз нет, куда ему с этим? И никаких ответов не найдет он здесь, только ласковое тепло зыбких огоньков свечей и обманчивую иллюзию покоя.

Он поднял глаза на икону, под серебряным окладом лик был различим не явно, да еще и стекло отсвечивало, но Вадим увидел то, что хотел, благодарно коснулся пальцами резной рамы и повернул к выходу.

И снова на крыльцо, по своим же следам через площадь, за ворота на улицу. Теперь Лиманский представлял, где находится, и знал, в какую сторону ему идти. В сторону залива. На улице было пустынно, но время не запредельно позднее — светилась витрина круглосуточной “Пятерочки”, внутри видны были редкие покупатели и сонные кассиры. А дома и хлеба нет… Но в магазин Вадим не пошел, хотелось в свои пустые, но понимающие стены, в защищенность от мира. Еще немного времени для себя, а завтра будет завтра, жизнь войдет в привычную колею. И через неделю на борту аэробуса он станет вспоминать Питер, перелетая Атлантику. В Монреале ждет Рахманинов — третий концерт и Рапсодия на тему Паганини. И билеты проданы, и никуда он от этой жизни не денется…

На перекрестке застрекотал светофор, загорелся зеленый, и бесстрастный голос робота начал повторять:” Переход через улицу Беринга разрешен”.

Вадим шагнул на белые полосы зебры. А навстречу ему с другой стороны улицы пошла женщина. Скорее пожилая, хоть и не достоверно — поверх платка на ее лоб была низко надвинута бесформенная шляпка с остатками хвоста чернобурки, плечи покрывал большой, весь в дырках, розовый вязаный платок. Одета женщина была в долгополое клетчатое пальто, подпоясана широким кушаком, обута в фетровые боты на каблуках. И тащила она за собой битком набитую сумку на колесах. Вадим так и зацепился взглядом за расцветку сумки — в крупные розы. Лиманский почти поравнялся с женщиной-фрик, она шла мелкими шажками, деловито, немного согнувшись вперед, бормотала что-то, размахивая свободной рукой.

И тут каблук подвернулся, женщина споткнулась, сумка встала боком — колесо сверху — и застряла посреди проезжей части.

“Заканчивайте переход, заканчивайте переход…” — посоветовал робот-диктор.

Вадим был в двух шагах от незадачливой любительницы экстравагантных нарядов и ботиков на каблуках. Не спрашивая согласия, он одной рукой подхватил под локоть женщину, другой — сумку, и вернулся на ту сторону, откуда шел. Втянул сумку на поребрик, поставил перед хозяйкой. Она все бормотала что-то, дергая лицом: то ли хмурилась, то ли хихикала — не понять. Но посмотрела на Лиманского, успокоилась и внятно произнесла:

— Куда идешь, батюшка?

— Домой.

— А на вокзал, батюшка, на вокзал, тут недалеко.

Сама с собой ли говорила или с Вадимом?

— На вокзал, — медленно повторил он, — куда же еще.

Билеты на "Сапсан" из Питера до Москвы и из Москвы до Владимира Лиманский купил через интернет, пока ехал в такси. С пересадкой выходило быстрее, чем прямым поездом, а время было дорого. Вадим мог перенести или даже отменить репетицию с оркестром, но концерт… Он рассчитывал успеть. Пять дней — достаточный срок, чтобы разыскать Милу.

После того как он понял, что не надо ждать, сомневаться в неопределенности, достаточно сесть в поезд и через девять часов оказаться с ней в одном городе, время начало раскручиваться стремительно. Как будто отпустили до предела взведенную пружину. Он не знал, где и как станет искать Милу, но был уверен, что найдет, не остановится, пока не увидит ее и не спросит, почему она молчит.

На Московском вокзале уже установили большую искусственную ель и развесили новогодние гирлянды, витрины пестрели Снегурочками и Санта Клаусами, яркими шарами и блестящей мишурой. До отправления поезда оставалось меньше часа, пора было проходить регистрацию, но Вадим все-таки зашел попытать счастья в салон Евросети. Он хотел уточнить, как искать человека по номеру телефона, если регистрация Владимирская, а СИМ-карту покупали в Петербурге. Приветливая девушка менеджер с заученной улыбкой начала расспрашивать о деталях, Вадим терпеливо объяснил еще раз, сказал, что на входящих у него есть этот номер, достал мобильный, стал искать. В это время телефон засигналил о вызове, незнакомый номер, и так не вовремя — Вадим хотел сбросить.

— Вы можете назвать число, когда была приобретена карта? — тем временем спросила менеджер. Она, конечно, уже нашла в базе и адрес, и фамилию. — На кого был зарегистрирован номер?

— Если бы я знал, то не стал бы вас беспокоить. — Вадим начал сердиться на ее тупую вежливость! Что ей стоило сказать? Да, это против правил, есть законы о хранении и об обработке личных данных, для таких вещей необходим специальный запрос, лучше из ФСБ. Но неужели нельзя нарушить правила, если от этого зависит жизнь человека, его счастье…

Телефон продолжал звонить. Лиманский все-таки принял вызов.

— Я вас слушаю…

Его изменившееся лицо напугало девушку.

— С вами все в порядке? Могу я помочь? — Дежурная вежливость с неё слетела, Вадим прочел в глазах неподдельную тревогу, но ответить не смог — дыхание перехватило…

Там, на другом конце соединения, Лиманский услышал голос Милы.

— Вадим… это я… — А дальше тишина. Но Мила там, Лиманский слышит её дыхание и всхлипывания. Она плачет!

— Мила, что случилось? Тебе помощь нужна?

— Нет, я просто так звоню, можешь говорить? Тебе удобно сейчас говорить?

Вадим никак не мог связать происходящее воедино. Вот он едет во Владимир, а Мила звонит. Откуда она узнала?

Менеджер торопилась завершить разговор с проблемным клиентом.

— К сожалению, мы не предоставляем закрытую информацию, могу я еще чем-то вам помочь?

— Нет, спасибо, уже не надо, — Лиманский ответил машинально, не подумав, что произносит это в телефон и тут же схватился за голову. — Мила, нет! Это не тебе, извини. Я могу говорить, могу… Я не позвонил тогда. Понимаешь, у меня был концерт, а потом ты не ответила.

— Вадим… я знаю… я была там…

— Что?! На концерте? Почему ты не подошла ко мне? Мила? Я тебя обидел, поэтому? Да?

— Когда обидел? Не понимаю…

— Прости… я опаздываю на поезд.

— На какой поезд? Ты уезжаешь? Надолго? На гастроли? Я не смогла найти твой график на эту неделю. А еще беспокоилась, что в Монако холодно, плохая погода, а ты играл на улице…Ты не можешь говорить, я понимаю… Извини, что позвонила… Не надо было?

Он не отвечал потому, что хотел слушать ее голос, чтобы она говорила, не важно о чем. Но она снова замолчала, пошли помехи.

— Мила… Мне тебя плохо слышно… Что в Монако? — пришла странная мысль, что Мила была и там и не подошла к нему. Нет, это невозможно… И снова помехи!

Сердце оборвалось и ухнуло куда-то вниз. Сейчас разговор прервется, и все… они снова потеряются. Вадим не думал о том, что сможет перезвонить. Он вообще ни о чем не думал и хотел только одного — слышать её, хотя бы слышать, раз нельзя дотронуться.

Девушка менеджер настойчиво попросила:

— Если вы все вопросы со мной решили, то отойдите, пожалуйста, от кассы.