Пианист. Осенняя песнь
Шрифт:
Вадим осекся, он понял, что говорит слишком громко, и пассажиры из тех, что сидят поближе, уже прислушиваются к разговору.
— Что ж ты плачешь? Не надо, я скоро приеду, — повторил он. И как оборвалось что-то внутри, отпустило. Вадим махнул рукой на условности, да пусть слушает кто хочет, что ему в том? Мила плачет, а он не может прямо сейчас обнять ее, утешить, тогда хоть сказать правду. Чтобы прямо сейчас узнала, а не через девять часов! И как их пережить без неё… — Приеду и обниму тебя, Милаша… Я не жил все это время. Если бы ты знала, как было плохо без тебя… Я тебя люблю, слышишь? Люблю тебя…
Поезд
1 — “Все мое ношу с собой” — Цицерон
Глава 12
Лиманский попробовал перезвонить, но нет, только экстренные вызовы. Что за глупость! Но почему именно сейчас?! Он готов был разбить телефон. Нет, так нельзя… А объясняться в любви по телефону? Это нормально? Что он творит, все только портит! Не мог подождать, пока они с Милой встретятся.
А ждать еще долго, как это выдержать, чем занять мысли?
Девушка, которая сидела с другой стороны вагона ближе всех к Вадиму, начала его откровенно рассматривать. Она, конечно, все слышала и слово "люблю" тоже.
Лиманский демонстративно отвернулся к окну, пусть смотрят, слушают, делают, что хотят. Ничего сейчас не существует, кроме его стремления оказаться рядом с Милой. Надо было не поездом, а самолетом.
Наконец снова удалось дозвониться, было плохо слышно, шли помехи, терялся звук, но связь держалась и гудки вызова заставили сердце Лиманского сбиться с ритма. Он ждал нетерпеливо и со страхом. Почему боялся? Теперь-то чего? Еще несколько часов, и они будут вместе. Или именно поэтому и страшно?
Мила ответила не сразу, по голосу он не мог понять, что с ней. Он хотел ее слышать! Если бы можно было — всю дорогу, не прерываясь, но понимал, что так нельзя, надо взять себя в руки, дождаться встречи. И все равно хотел!
— Мила, связь рвется. Я сам звонить буду, а то мы сейчас тебе баланс в минус загоним и не сможем говорить.
— А тебе не загоним?
Будто по обоюдному согласию они не касались того важного, что он только что произнес.
— Мне — нет, я счет пополню через мобильный банк, хотя теперь и тебе могу, когда знаю номер. Поговори со мной еще, пожалуйста, все равно о чем, хоть о погоде.
— О погоде! — Она засмеялась, и Вадим с трудом подавил желание шептать ей нежные глупости о том, какой у нее чувственный смех. Или про губы, про руки, что он хотел бы их целовать,
— О погоде, — повторила она задумчиво. — У нас снег идет все сильнее и сильнее, совсем занесет скоро.
— Как же ты поедешь на вокзал? — Вадим встревожился, он так боялся, что в последний момент вмешается непредвиденный случай и все испортит, было уже так! Мила телефон потеряла, а сам Лиманский потерял ее… — Давай лучше сиди дома, скажи мне адрес, и я сам…
— Нет, я приеду, Вадик, приеду. — Она шептала и снова плакала и, наверно, хотела, чтобы он не заметил, но не получалось. — Хочу скорее… Я не надеялась, а только все слушала тебя, как ты играешь. И стала понимать и даже отвечала. Как будто ты говорил со мной. Ведь так понятно все. И мне становилось легче, как будто ты меня слышал. А потом
мне приснилась кошка. Твоя Дейнерис. Она смотрела на меня и сердито мяукала. И сумку мою драла когтями. Я проснулась и вспомнила про ту салфетку, с телефоном, ты мне в кафе записал. И сразу позвонила… Как она там?— Кто? — Вадим не понял, потому что был поражен силой страсти, которую пробуждал в нем тихий голос Милы. Не желание, а нечто другое — огромное, сияющее. Оно все расширялось, заполняя собой мир.
— Мать Драконов. Я скучаю по ней. — Мила снова засмеялась, замолчала и через призывное, чувственное молчание с глубокой нежностью добавила: — Но по тебе больше…
И стало трудно дышать, голос пресекся, волна желания накрыла с такой силой, что Вадим не сразу смог ответить.
— Люблю тебя, Милаша…
Он готов был повторять это снова и снова, и только намертво въевшееся представление о том, что главные слова нельзя произносить всуе, удерживало его.
Лиманский был смущен и растерян, что все так просто. Еще несколько часов назад, исполненный решимости, он собирался искать ее хоть за пределами Вселенной, и вот Мила уже говорит с ним, ждет, готовится встретить…
— Вадим? Все хорошо? Что ты молчишь?
— Тебя слушаю…Не знаю, что сказать. Нет, я очень много хочу сказать, но как же по телефону? Мы так и будем три часа, — Лиманский взглянул на часы на руке, — нет, уже два с половиной осталось, так и будем говорить? Мобильники расплавятся, зарядки не выдержат.
— Нет, я не могу два часа, даже две минутки не могу — мне надо на работу бежать, — голос у неё стал несчастный. — Собраться и идти, там цветы привезли, я должна принять все, разложить. А ты… не рассердишься, если мы сейчас прервемся, — и добавила тихо-тихо: — не исчезнешь?
— Нет, не исчезну, куда я денусь? — Он говорил это без тени шутки. — Ты только не расстраивайся, все хорошо, Мила, все у нас хорошо будет.
— Правда?
— Обещаю. Разбирай спокойно цветы. Я люблю тебя… слышишь? Очень-очень-очень тебя люблю.
Вадим говорил это, глядя в темное окно, точно знал, что соседи сзади и слева через ряд слышат, и даже не пытался понизить голос. Главное, чтобы она слышала и верила ему.
На самом деле Лиманский панически, до дрожи пальцев боялся, что произойдет что-то непредвиденное: землетрясение, наводнение, поезд с рельс сойдет — и они с Милой снова не встретятся. Будь она рядом, вот в этом кресле, — догадалась бы о его страхах, по глазам, по душе, она же насквозь видит, а так Вадим отвечал ей ровно и уверенно. Сцена научила его скрывать волнение.
— Я тоже люблю тебя… очень-очень-очень… Странно говорить по телефону это..
— Нет, хорошо.
— Вадим, я должна идти! А не могу на кнопку отбоя нажать!
— Давай я первый разъединюсь, да? Ты мне сама позвонишь, когда сможешь?
— Да…
— Тогда до связи, Милаша.
Он с сожалением сделал это — нажал красную кнопку отбоя, но мыслями остался с Милой. Что она сейчас делает, что думает? Об их разговоре, о встрече? Или ей некогда, работа. Цветы. Он вспомнил рассказ Милы, она говорила с цветами. Как же он мог подумать, что музыку не поймет? Слушала, как он играет… Интересно, какие вещи и что ей понравилось больше?