Пианист. Осенняя песнь
Шрифт:
— И переводчика не было?
— Может, и был, но мне он тогда не попался. Ну, пойдем, сейчас домой приедем, и все будет хорошо. Ты держись за меня, а то отстанешь. — Он протянул ей руку, в которой была сумка, и Мила ухватилась за локоть Лиманского. — Тут недалеко, три шага до парковки, дальше на машине поедем.
В “Галерее” народа было еще больше, чем на вокзале, торговый центр напоминал разворошенный муравейник. Вверх и вниз ползли перегруженные эскалаторы, от первого до пятого этажа двигались в прозрачных шахтах лифты, играла музыка, которая перемежалась призывной рекламой. И витрины, витрины,
И тут! Невероятно, но факт, Мила увидела и узнала тех самых женщин, что сидели рядом с ней и Тоней на концерте Лиманского. Сейчас они стояли у колонны у самого входа и с изумлением смотрели на Милу. Это было настолько неожиданно, что она не смогла сделать вид, что не знает их, и даже кивнула, приветствуя. А что оставалось? Они тоже узнали. Мила хотела сказать Вадиму о таком удивительном совпадении, но женщины развернулись и заторопились к эскалатору, Вадим же направлялся к лифту. К тому же Милу отвлекла огромная ель, на тросе подвешенная к потолку.
— А если упадет? — Мила крепче ухватилась за Вадима. — Но красиво как! Кто же это придумал — подвесить елку? — восхитилась она.
— В Париже, в Галерее Лафайет такая же, оттуда наши слизали. Не упадет, — заверил Лиманский, — она каждый год так висит.
У самого лифта он развернулся.
— Нет! Постой, сначала мы купим тебе обувь.
— Они высохли уже, Вадик, — слабо запротестовала Мила. — Ну куда мы с чемоданом?
— Вон туда, — кивнул он на брендовый обувной бутик.
Сапожки выбирали минут сорок. Мила смущалась, а девушки-продавщицы, нюхом учуяв кредитки Лиманского, разложили перед ней одну за другой восемь пар разных. И с каблуком, и без, и на молнии, и на шнурках. Кожа, натуральный мех — и заоблачная цена.
Вадим от процесса не устранялся. В отличие от второй пары, которая зашла в бутик, и мужчина, не заботясь о выборе, коротал время ожидания тыкая пальцем в мобильник, Лиманский помогал Миле примерять. Было очевидно, что процесс ему нравится, особенно тем, что можно трогать Милу за ступни и колени. И даже за бедра. В тот первый день их встречи он вот так же оказался у её ног, но мог только смотреть…
Мила выбрала на шнурках, синие, кожаные, с мягким натуральным мехом. Шелковистым, светлым. И она не думала о практичности, ей просто нравилось в них! Продавщицы принесли тонкие носки — шерстяные были ни к чему. Мила свернула их и спрятала в сумку. Женщина, что примеряла туфли, глянула на носки с ужасом, а Мила в ответ улыбнулась.
Наконец покупка была оплачена, старые сапожки упаковали в фирменный пакет, а в новых Мила пошла.
— Ну что, не жмут? — спросил Вадим
— Нет, чудесные! Спасибо…
Они спустились в подземный паркинг, ряды машин под “Галереей” напоминали европейский автосалон, не хватало только моделей и кинозвезд, которые представляли бы марки авто. Мила смотрела и не удивлялась — поняла, что с Вадимом будет так. Наверно, и не могло быть иначе, но мысль “кто он, а кто я” не тревожила её. После разговора в поезде и того, что было потом, после невероятной всепоглощающей близости осталось одно знание: им надо быть вместе, потому что они в равной степени нужны друг другу для счастья.
Лиманский достал брелок, и темно-зеленый “Круизер” мигнул хозяину фарами. Вадим разблокировал
дверь и открыл для Милы.— Садись, я вещи в багажник кину?
— Да, конечно. Красивая машина у тебя, мне нравится, что не черная.
— И я не люблю черные. Терпеть не могу черный цвет, он мне надоел.
— Но тебе идет, когда на концерте. Я любовалась, — сказала она, усаживаясь в машину. На переднее сиденье, как принцесса. Нет, как Золушка. Как тогда насчет тыквы и прочих превращений? А что ей беспокоиться? По-любому вместо хрустальных туфелек у неё дырявые сапожки, и Вадик про это уже знает. Мила улыбнулась забавной мысли. Лиманский заметил. Он уже сел в машину, запустил двигатель, включил подогрев и выруливал из паркинга на Литейный.
— Давно по городу не ездил, придется включить навигатор, он будет поучать. — Вадим задал точку окончания маршрута. — А что ты улыбаешься?
— А мне нравится вот это все. Как ты машину водишь, например, я тебя за рулем не видела, только за роялем. — Мила не призналась про Золушку, тривиально же. Хотя по сути — все именно так и есть. Как в сказке со счастливым концом. А автомобиль уж точно в тыкву не превратится. А вместо феи крестной у них кошка. Мила засмеялась.
— Маршрут построен. Через двести метров поверните налево, — подсказал навигатор женским голосом.
— Ну вот, начинается. Здесь я и сам знаю… А теперь что смеешься? Отключить её? — Вадим повернул, как советовала невидимая девушка.
— Нет, зачем? Пусть подсказывает. Смеюсь… Про кошку подумала. А где она теперь?
— С Захаром живет. Всю мебель ему подрала.
— Три километра прямо, — снова перебила девушка.
— Да, по Невскому, потом на Дворцовый мост, тут я и без тебя знаю, — отмахнулся Лиманский. — Потом не знаю как, на Васильевском. Там, сколько себя помню, все время дороги копают, и район новый у нас, Невская губа.
— Мы едем на Васильевский остров? А это… Ой, Вадик, ты на афише!
— Действительно, уже повесили. Это Малый зал филармонии, у меня же концерт после Нового года, а так я сюда и не приехал бы.
— И мы не встретились бы, — загрустила Мила, её тут же перестал радовать царственный Дом Зингера.
— Встретились бы, я уже в Бонне у Людвига по тебе скучал зверски.
— У какого Людвига, это твой друг?
— Можно и так сказать, — усмехнулся Лиманский, вспоминая дом Бетховена. — Кстати, нам придется по дороге заехать в маркет. Дома пусто, в прямом смысле этого слова. Нет ни стульев, ни столов, ни еды, ни посуды.
— Как же ты живешь?
— Я еще не жил там, заселился всего несколько дней назад, если точнее — три, а два из них провел в поездах.
— То есть ты хочешь сказать, что это новая квартира? Мы там одни будем?
— Конечно, не к Захару же ехать. Нет, я не в том смысле, что не хочу тебя знакомить, — смутился Вадим, — мне с тобой побыть хочется. А к нему мы, конечно, поедем. И к родителям. Ты им понравишься, — заверил Лиманский.
Мила не очень была уверена, но сомнений высказывать не стала. Она и в самом деле очень обрадовалась, что будет с Вадимом наедине. Не хотелось сейчас никого видеть, кроме него. Ей отчаянно не хватило восьми часов дороги, близости, прикосновений, голоса Вадима, взглядов, нежности…