Пианист. Осенняя песнь

Парни сразу заулыбались, поняли, что хозяйка не сердится, а хозяин ее слушает.

Лиманский вернулся в ванную. Когда он закончил с бритьем и вышел на кухню, то застал Милу и обмерщиков за оживленным обсуждением.

— Нет, так не пойдет, — говорила Мила, и тон у нее был безапелляционный, — это неудобно и выглядеть будет нехорошо, вот так лучше перенести, местами поменять. Шкаф-купе справа, а уголок слева.

— Не встанет справа, — заспорил тот, что старший.

— Размеры можно корректировать, — не сдавалась Мила.

— А зачем вам типовая встроенная? — спросил второй обмерщик. — В такую квартиру надо настоящую мебель заказывать.

— Вот это правильно! — Вадим обрадовался, что можно выпроводить незапланированных работников. Бытовые вопросы, как правило, приводили его в замешательство, и он отодвигал их в сторону. Может быть, он и научился бы решать такое, если бы имел на это время. — Вернемся, тогда и закажем, давайте не сегодня.

— Тогда подпишите, что вам встроенная не нужна. — Вадим уже собирался подмахнуть бумаги, но Мила остановила.

— Нет, подождите, договор мне дайте. — Она забрала листы, пробежала глазами. — Вот что, давайте так: вы нам это оставьте, мы подумаем, а после нового года точно скажем. Зачем же наспех решать? Мебель в стоимость входит, вот же, тут прописано. А еще ключи оставьте, пожалуйста.

— Ключи не можем, их надо вернуть менеджеру. — Старший обмерщик заметно разочаровался в Миле, но спорить не мог. Договор остался у нее.

— Лилиане? Я сам ей позвоню сейчас. — Лиманский нашел мобильный, просмотрел номера, выбрал нужный, ждал соединения, а дождавшись, с удивленным взглядом, устремленным на Милу, переспросил:

— Семен?!

Ситуация прояснилась быстро. И с Семеном, и с ключами. Лилиана взяла трубку, переговорила с рабочими, и они убрались восвояси.

Закрыв за ними дверь, Вадим облегченно вздохнул.

— Ну, слава Богу, ушли. Что им надо было?

— На самом деле — твою подпись, — покачала головой Мила. — Ты и свои контракты так, не глядя, подписываешь?

— Бывает, так Захар их прежде смотрит.

— А говоришь он забывает все.

— Нет, не все. В основном помнит. Слушай, ну их, давай, может, позавтракаем пойдем? А потом я по делам, а ты, если хочешь, со мной.

— Куда пойдем?

— В кафе завтракать.

— Нет, мы вчера продукты купили. На кухню мы пойдем завтракать, я приготовлю сама. А потом мне еще раз в тот большой магазин, в «Ленту», утюг купить, — сказала Мила.

Вадиму было странно и хорошо. Не то чтобы романтическая трепетность этих дней ушла, нет, он все так же был на пределе эмоций счастья, искал им выхода и хотел… играть! Лучше всего он мог бы выразить это там, на сцене.

Но пришло и другое, то, что возрастало вне музыки, в простоте каждого дня обычной человеческой жизни. Такого у Вадима никогда не было и не могло быть без Милы.

Теперь он разрывался между стремлением оставить только это, хотя бы на какое-то время, и горячим желанием взять Милу с собой и увести ее в свой мир. Уехать. И чтобы она была вместе с ним — там, в пространстве звучания рояля. Да она и так там. С того часа, как он увидел ее… нет, раньше, гораздо раньше…

— Вадик? Почему ты не ешь? Невкусно? Ты не любишь сырники?

— Люблю.

— Так поешь, остынут же.

— Спасибо…

Мила тоже устроилась за стойкой, поставила тарелку, взялась за упаковку со сметаной.

— Тебе со сметаной? Вадик?

Будь это кто другой на ее месте — Лиманский бы рассердился, что его отвлекают, но с Милой все было иначе.

— Да… ты извини, я задумался просто.

— О чем? Расскажи. О концерте? Ты волнуешься?

— Пока нет. — Вадим был уверен, что она спросит: «Задумался, о нас?», а она о концерте. Это поразило и обрадовало. Оказывается, он хотел говорить с ней о концерте. Был уверен, что Мила поймет. — Волноваться я обычно начинаю часа за два. А как сегодня будет — не знаю.

— По-другому сегодня?

— Да, Милаша, сегодня я проснулся рядом с тобой и… хочу рассказать об этом Богу и Моцарту.

Она замерла и смотрела на его руки. Повторила тихо:

— Богу и Моцарту. И я услышу. — Она осторожно погладила руку Вадима. — И все люди услышат.

— Я все не понимал раньше, о чем же это! И вот сейчас понял — это же беседа с Богом. Не молитва, а рассказ. Ведь и Моцарт сам есть Бог. Они с Создателем равны. — Он продолжал с середины фразы, Милу это не смущало, как будто она прочла его мысль с начала.

— Вадик… я не знаю, как сказать… слов не найду. Ты верующий, вот я о чем. Очень глубоко верующий человек. А говорил мне, что нет. Когда про Ксению рассказывал. Я бы хотела пойти туда, к ней, поблагодарить… за то, что тебя ко мне направила. А я молилась за тебя, так молилась каждый день!.. Ну поешь, пожалуйста, ведь остынет! — Она отпустила его руку. — Опять реветь буду, надо платки брать с собой в филармонию. — И она засмеялась. — Я не могу слушать спокойно, как ты играешь!

— Надо же администратору позвонить было, чтобы оставил тебе место из брони. О чем я думал? Сейчас…

— Сначала поешь!

***

Мила стояла у окна, смотрела на море. Погода была пасмурная. И странно неновогодняя, потеплело еще больше, и снег таял, таял, таял. И залив не замерз. Темно-серый со свинцовым отблеском, он волновался под низким, обложенным тучами небом. Странный Новый год. А дома тепло. Можно босиком ходить по теплому полу. Дома…

Там чужой мир, а тут дом — Белая Башня. За этими стенами не страшно, а вне них? Как все будет? Мила не боялась, она ждала с замиранием сердца. Не верить не могла, ведь все уже произошло. И карета не стала тыквой, и бальное платье не полиняло. И принц ее в жены взял. Теперь она вся его. Похож Вадим на прекрасного принца? Мила улыбнулась этой мысли. Не очень похож, он в сто раз лучше любого самого распрекрасного принца, потому что принцев много, а такой, как Вадим, — один.

Мила отошла от окна, огляделась. Заняться ей было решительно нечем, не считая проблемы с мятым фраком. Вадим сказал, что перед началом ему погладят. А вдруг нет? Мила расстегнула кофр, вытащила фрак, высоко на вытянутой руке держала распялку — и повесить-то некуда. Положила на матрас, села рядом, провела по черной матовой ткани рукава. Тонкая, а издали кажется плотной. В кофре была и концертная рубашка… Вадик же не запрещал, он только настоятельно просил ее никуда не ходить без него сегодня.