Пип-шоу

— Она девушка, — сказал я. — Просто… девушка.

— Просто девушка? — надавила она.

— Нет, — рявкнул я в ответ. — Она… я не знаю. Она — это все. Она — все, о чем я могу думать. Единственное, о чем я думаю. Беспокоюсь, что становлюсь зависимым, знаешь, как от сигарет.

Я не упомянул о своем желании покурить, но, похоже, она знала. На самом деле, казалось, что она знает все. И вдруг мы снова стали пациентом и терапевтом, когда она встала с дивана и взяла пальто и перчатки.

— Я рада, что с тобой все в порядке, Майлз, — сказала она просто. — Признаюсь, я пришла сюда, потому что волновалась не только профессионально.

Мое сердце сжалось от боли, когда она продолжила.

— У тебя есть люди, которые заботятся о тебе, — ее голос был мягким, но я не мог даже взглянуть на нее. — Я знаю, что ты не хочешь и не нуждаешься в них, Майлз. Но ты не одинок. Помни об этом.

В любое другое время я бы разорвал ее одежду в клочья, душил бы ее, пока трахал до беспамятства. Но не в этот раз.

Она лишь мимолетно сжала мое запястье, а потом исчезла в облаке духов «Шанель» и дорогих туфель, стучащих по моему деревянному полу. Дверь закрылась за ней.

Я вдруг почувствовал себя перегретым, перегруженным и перенапряженным.

Рванул на себе одежду. Футболка оказалась на полу, брюки последовали моему примеру, и мое тело оказалось обнаженным. Уставился на свое отражение в окне, желая, чтобы Бебе была там со мной. Я не хотел доктора Хелен. Не хотел никого, кого встречал. Я хотел ее, и только ее, и теперь знал, что не остановлюсь, пока не почувствую ее вкус.

Отбеливатель. Мне нужен был антисептик.

Интенсивное чувство ненависти к себе, смешанное с переполняющими эмоциями, захватило мое тело. Я схватил нетронутую белую бутылку из своего тайника в кладовке, а также пачку раковых палочек и помчался в ванную. Моя великолепная, сделанная на заказ ванна, ждала меня, предлагая комфорт, который могла принести только она. Я вылил в ее недра слишком много антисептика, наливая и наливая, даже когда знал, что это слишком много.

Потом я остановился и подумал о ней. О Бебе.

Мои пальцы дрожали, когда я поворачивал слив и наблюдал, как большая часть антисептика вытекает. Я оставил только немного.

Залез в ледяную ванну, антисептик обжигал, покалывал, зудел. В правой дрожащей руке я держал пачку грехов. Пальцы задрожали сильнее, когда я зажег одну, запрокинул голову назад и уставился в потолок над собой, впуская дым в свое тело.

В голове проплывали мысли о ней, сексуальной, милой маленькой Бебе, которой я никогда не насыщусь. Гребаное дерьмо, она путалась у меня в голове. Я никогда не был таким, и тем более из-за девушки, которая, как предполагалось, ничего не значила. Но я продолжал вспоминать самые основные детали. Как пахли ее простыни. Как ее лифчик прижимается к моему носу. Ее волосы, рассыпавшиеся веером по шелковым подушкам.

Я отмокал в ванне, казалось, часами, пока не стало так холодно, что зубы стучали, несмотря на жжение в плоти. Наконец, я вылез и вытер свою поврежденную кожу.

Теперь я чувствовал себя лучше. Еще не расслабился, но, по крайней мере, немного лучше контролировала себя, чем, когда нашел доктора Хелен в своей гостиной.

Обернув полотенце вокруг талии, я прошел в гостиную, где в темноте мигал мой телефон.

Взяв его в руки, я выпучил глаза. У меня было семнадцать сообщений, все с одного номера, который очень хорошо знал.

Я перешел к фотографиям, пялясь и пялясь, а потом пялился еще, черт возьми.

Они начали приходить три часа назад, вероятно, примерно в то время, когда я рыскал в квартире Бебе.

И, бл*дь, какие же они были горячие. Такие, бл*дь, горячие.

Я не сразу узнал другую девушку. Мои глаза были сосредоточены на Бебе, ее сексуальном маленьком теле в этом греховном платье, ее глазах, так отчаянно смотрящих в камеру. Она действительно хотела меня, но я знал, что это только потому, что она еще не узнала ужасную правду, которая скрывалась за моей внешностью.

И тут меня осенило. Другой девушкой была Лана, моя недавняя победа. Она была все такой же красивой и милой, но немного менее растрепанной, чем тогда, когда я забрызгал ее лицо спермой. И теперь она, бл*дь, работала вместе с Бебе, чтобы доставить мне удовольствие.

Никогда еще я так не ненавидел свою агорафобию. Каждая клеточка моего тела требовала, чтобы я пошел прямо туда, поставил Бебе на колени перед всеми ее дерьмовыми друзьями и отшлепал эту маленькую тугую попку, пока они все смотрят. Боже, я хотел этого. Желал, чтобы она навсегда запомнила, что получают плохие девочки, когда плохо себя ведут.

Вместо этого я остался с торчащим полотенцем и думал, почему я не был достаточно охуенным мужчиной, чтобы просто преодолеть свой чертов иррациональный страх. Но я не мог пошевелиться, не мог сделать ни шагу к входной двери. Я был приклеен к месту, был обречен. Я никогда не смогу заполучить такую девушку, как Бебе.

Девушку, которой нужны друзья, вечеринки, люди. Девушку, которая жила ради острых ощущений.

Кто я такой, чтобы даже пытаться удовлетворить ее? Я был куском дерьма, который использовал девушек с проблемами папочки, чтобы решить свои собственные проблемы. Я не был достоин. Никогда, бл*дь, не заслужил бы ее.

В разгар моей вечеринки жалости мой телефон начал пронзительно звонить от входящего незнакомого номера. Я нахмурил брови и поднес телефон к уху, отвечая на звонок.

— Алло?

— Привет, я просто не знала, кому звонить, — сказал безумный женский голос.

— Лана? — спросил я хрипловато, после чего последовала небольшая пауза.

— Что? — спросила она. — Нет, кто это?

Я уже собирался ответить, когда она снова прервала меня.

— Ты, ты в телефоне Бебе, ты во всех ее сообщениях, — сказала она умоляющим голосом. — Если она тебе не безразлична — кем бы ты ни был — ты придешь на помощь.

— Кто это? — рявкнул я в трубку.

— Арден, — сказала она, ее голос был полон слез. — Я Арден.

— Что случилось, Арден?

— Это Бебе, — всхлипнула Арден. — Она… она не дышит.

Глава 17

Бебе

Ось (сущ.) — воображаемая линия, вокруг которой вращается тело.

Мир вращался, а я была его осью.

Я танцевала с размытыми людьми вокруг меня. Обнимала незнакомые мне тела, целовала губы, которые казались слишком мягкими, чтобы быть мужскими. Я танцевала, танцевала и танцевала, пока у меня не закружилась голова, и я уже почти не могла двигаться. А потом рухнула на диван и почувствовала, что мои ноги дергаются в такт музыке. Я смеялась про себя, мне было насрать на то, что кто-то думает, потому что все, что имело значение, — это мой размытый головокружительный мир, где не было угрожающих голосов и злых лиц.

Через некоторое время кто-то поднял меня, и я снова танцевала. Затем начала чувствовать, что мое путешествие превращается из удивительного в невероятно ху*вое.

Размытые лица превратились в монстров, их черты смешались в гротескные маски боли и ярости, все они рычали на меня, требовали чего-то, просили того, чего я никогда не могла им дать. Они хотели ответов, они хотели извинений, они хотели, чтобы я чувствовала себя как дерьмо, но все, чего я хотела, это продолжать танцевать вечно. У меня не было времени ни на беспокойство, ни на боль. У меня не было времени на гребаную Пози, ее передозировку и тот бардак, который она устроила, когда ушла.