Письмо от русалки
Шрифт:
Впрочем, теперь Санна лучше понимала его. Он немного поделился с ней своим прошлым, и, как бы ужасна ни была история, у нее возникло чувство, что ей поднесли роскошный подарок. Кристиан рассказал ей о себе, поделился тем, что не доверял никому. И она пообещала хранить его тайну.
Однако Санна не знала, как ей теперь себя вести. Ей хотелось помочь ему. Еще раз поговорить обо всем этом. Узнать что-то еще, чего не знает никто другой. Но больше ей ничего не удалось выяснить. Вчера она попыталась расспросить Кристиана, но все закончилось тем, что он ушел из дома, захлопнув дверь с такой силой, что стекла в окнах зазвенели. Она не знала, в котором часу он вернулся. Около одиннадцати Санна, наплакавшись, заснула,
В сомнениях она сидела на краю кровати. Глаза Кристиана под веками двигались быстро-быстро. Дорого она отдала бы за то, чтобы узнать, какие образы являлись ему во сне. Его тело слегка подергивалось, а лицо выражало страдания. Санна медленно подняла руку и легко опустила на его плечо. Если он опоздает на работу, то рассердится на нее за то, что она его не разбудила. Если же у него сегодня выходной, то он рассердится, что она не дала ему выспаться. Ах, если бы она знала, как ему угодить и сделать его счастливым!
Голос Нильса из детской заставил ее вздрогнуть. Сын звал ее испуганным голосом. Санна встала и прислушалась. На секунду у нее промелькнула мысль, что зов ей лишь померещился, что это отголосок ее собственных снов, в которых дети постоянно звали ее и постоянно нуждались в ней. Но вот голос раздался снова:
— Мама-а-а!
Чем он так напуган? Сердце Санны забилось часто-часто; она поскорее накинула халат и побежала в соседнюю комнату, где спали мальчишки. Нильс сидел в кровати, глядя округлившимися глазами в сторону двери, прямо на Санну. Руки его повисли в воздухе, как на крошечном распятии. Санна ощутила шок, как резкий удар в живот. Она видела его растопыренные, дрожащие пальцы, его грудь, его любимую пижаму с медвежонком Бамси, у которой рукава обтрепались от бесконечных стирок. Она увидела красное. Ее мозг отказывался воспринять эту картину. Потом она подняла глаза выше, и крик сам собой вырвался из груди:
— Кристиан! КРИСТИАН!!!
Воздух обжигал легкие. Странное чувство среди того тумана, в котором находился Кеннет. Со вчерашнего дня, когда он обнаружил в постели мертвую Лисбет, вся его жизнь подернулась пеленой. В доме царила полная тишина, когда он вернулся после допроса в полиции. Ее увезли, ее уже не было.
Кеннет подумывал над тем, чтобы уехать. Казалось, он не сможет переступить порог их общего дома. Но куда ему деваться? Поехать было абсолютно не к кому. Кроме того, здесь все напоминало о ней. Ею любовно выбраны картины на стенах и занавески на окнах, ее почерком подписаны наклейки на пластмассовых коробочках в морозилке. В выборе канала, когда он включал радио в кухне, в тех странных припасах, которые хранились в кладовке: масло какао, овсяное печенье, странные маринады. Многое приносила она домой, но никогда потом не использовала. Он не раз подтрунивал над ней из-за наполеоновских кулинарных планов, которые всегда заканчивались выбором самого простого варианта. Ах, если бы ему еще разочек выпала такая возможность!
Кеннет прибавил скорость. Эрик дал ему сегодня выходной. Однако ему нужен был распорядок дня. Что ему оставалось делать дома? Как всегда, едва прозвенел будильник, он выбрался из своей раскладушки рядом с ее ныне пустой кроватью и обрадовался даже боли в спине. Ибо эта боль осталась с тех времен, когда Лисбет была рядом. Через час он придет в офис. Пробежка по дорожке через лес занимала сорок минут. Несколькими минутами ранее он миновал футбольный стадион — значит, половина пути осталась позади. Он еще прибавил темп. Легкие подавали сигнал, что он приближается к границе своих возможностей, но ноги продолжали отбивать такт. Это хорошо. Боль в легких
чуть-чуть вытесняла боль в сердце. Ровно настолько, чтобы он выдержал и не лег на землю, свернувшись калачиком, чтобы целиком отдаться скорби.Кеннет не понимал, как будет жить без нее. Это все равно что обходиться без воздуха. Столь же немыслимое занятие. Ноги несли его вперед. Перед глазами закружились крошечные светлые точки, поле зрения сузилось. Он сосредоточил взгляд на точке в отдалении — просвете в кронах деревьев, где уже начинало светлеть небо. Однако жесткий свет фонарей, освещавших дорожку, по-прежнему забивал утренний свет.
Дорожка сузилась и превратилась в тропинку, поверхность под ногами стала неровной, на ней попадались ямы и выбоины. Кроме того, кое-где на земле образовался лед, но Кеннет знал эту дорожку как свои пять пальцев и не смотрел под ноги. Глядя на светлеющее пятно утреннего света, он пытался заставить себя радоваться приходу солнца.
В первый момент он не понял, что произошло. Словно кто-то внезапно поставил перед ним невидимую стену. Он замер на бегу, почти повиснув в воздухе, а затем упал лицом вперед, инстинктивно выставив руки. Когда ладони ударились о землю, боль отдалась до самых плеч. Затем последовала другая боль, острая и жгучая, от которой у него перехватило дыхание. Он посмотрел на свои руки. Ладони были покрыты толстым слоем стекла — маленькими и большими осколками, которые медленно окрашивались кровью. Он сидел неподвижно, а вокруг царила полная тишина.
Когда же он наконец попытался встать, то почувствовал, что ноги увязли в чем-то. Он посмотрел на них и увидел, что острые осколки в нескольких местах рассекли его брюки и вонзились в кожу. Взгляд его скользнул дальше, и тут он увидел натянутую у самой земли веревку.
— Ну помоги же мне хоть немножко! — выдохнула Эрика, уставшая и вспотевшая. Майя категорически сопротивлялась одеванию, от трусиков до комбинезона, и теперь стояла, вся красная, злобно крича, пока Эрика пыталась натянуть на нее рукавицы.
— На улице холодно. Варежки обязательно нужно надеть! — пыталась она убедить дочь, хотя словесные аргументы в это утро пока не действовали вообще.
Эрика почувствовала, что сейчас расплачется. Ее мучила совесть за все эти крики и скандалы, и более всего ей хотелось снова снять с Майи уличную одежду и оставить ее дома. Однако она понимала, что это невозможно. Самой, в одиночку, ей не справиться с Майей, а назавтра ситуация еще усугубится, поддайся она сейчас. Если Патрик вынужден выдерживать такую процедуру каждое утро, то неудивительно, что у него такой измотанный вид.
С трудом поднявшись, Эрика, не отвлекаясь на дальнейшие дискуссии, взяла дочь за руку и потащила за собой на улицу. Варежки она засунула в карман. Авось дело пойдет лучше, когда они придут в садик, или в этой миссии преуспеют воспитательницы.
По дороге к машине Майя изо всех сил упиралась в землю пятками.
— Пошли. Нести тебя я все равно не смогу, — сказала Эрика и чуть резче потянула ее за руку, от чего Майя упала и залилась безутешными слезами. Тут и сама Эрика заплакала от бессилия. Если бы кто-нибудь увидел ее в этот момент, немедленно позвонил бы в социальную службу.
Эрика медленно присела на корточки, стараясь игнорировать тот факт, что часть внутренностей оказались при этом немилосердно зажатыми. Помогла Майе подняться и проговорила куда более мягким голосом:
— Прости, что мама тебя уронила. Давай обнимемся?
Майя никогда не упускала возможности пообниматься, но сейчас она лишь сердито посмотрела на Эрику и заплакала еще громче. Звук напоминал гудок корабля в тумане.
— Ну-ну, моя дорогая, — сказала Эрика, гладя Майю по щеке. Через некоторое время дочь начала успокаиваться, и рыдания сменились всхлипами. Эрика предприняла новую попытку: