Письмо от русалки
Шрифт:
После четырех телефонных звонков у Эрики уже было что-то — адрес, по которому проживал Кристиан до того, как переехал к Санне. Остановившись на заправке перед самым въездом в Гётеборг, она купила карту города, одновременно воспользовавшись случаем сходить в туалет и размять онемевшие ноги. Вести машину, втиснув между собой и рулем двух младенцев, оказалось на редкость неудобно — и спина, и ноги затекли и онемели.
Как раз в тот момент, когда Эрика снова уселась на водительское сиденье, зазвонил телефон. Держа на весу бумажный стаканчик с кофе, она вытащила телефон, чтобы взглянуть на дисплей. Патрик. Лучше предоставить
Бросив последний взгляд на карту, Эрика завела мотор и снова выехала на скоростную трассу. Семь лет прошло с тех пор, как Кристиан покинул дом, куда она теперь направлялась. Она вдруг засомневалась. Каковы шансы, что там сохранились следы Кристиана? Люди часто переезжают, ничего после себя не оставляя.
Эрика вздохнула. В любом случае она уже здесь, и Йоран угостит ее кофе, прежде чем она отправится в обратный путь. Так что поездка не окажется совсем бесполезной.
Телефон запищал. Патрик оставил ей сообщение.
— А где все? — проворчал Мелльберг, сонно оглядываясь вокруг. Он лишь ненадолго задремал, а когда проснулся, в участке не было ни души. Неужели все ушли в кафе, не спросив его?
Он кинулся в приемную и увидел за стойкой Аннику.
— Что происходит? Что, все решили, что уже настала суббота? Почему никто не работает? Если они сидят в кондитерской, я устрою им хорошую выволочку, когда появятся. Муниципалитет ожидает от нас постоянной боеготовности, мы обязаны… — продолжал он, размахивая в воздухе пальцем, — находиться на месте, когда граждане нуждаются в нашей помощи.
Мелльберг обожал звук своего голоса. Суровый и властный тон ему очень шел — он всегда так думал.
Анника уставилась на него, не говоря ни слова. Мелльберг занервничал. Он ожидал, что Анника рассыплется в извинениях и объяснениях поведения коллег. Вместо этого она смотрела на него таким взглядом, что ему стало не по себе.
Через некоторое время Анника спокойно проговорила:
— Они выехали по вызову. Во Фьельбаку. Пока ты работал у себя в кабинете, случилось несколько событий.
Слово «работал» было произнесено без явного сарказма, однако что-то подсказывало Мелльбергу, что Анника прекрасно осведомлена о его «тихом часе».
— Почему мне никто ничего не сообщил?
— Патрик пытался. Он довольно долго стучал в дверь твоего кабинета, но ты заперся и не отвечал. В конце концов он вынужден был уехать.
— Я… Я иногда так погружен в работу, что ничего не вижу и не слышу, — пробормотал Мелльберг, мысленно проклиная свой здоровый глубокий сон. Выходит, это не только ценнейший дар, но и наказание.
— Угу, — проговорила Анника и снова отвернулась к экрану монитора.
— Так что же произошло? — зло спросил он, не в силах отделаться от чувства, что его обвели вокруг пальца.
Анника кратко рассказала ему о том, что произошло дома у Кристиана и с Кеннетом. Мелльберг слушал ее, раскрыв рот от изумления. Дело становилось все более загадочным.
— Они скоро вернутся — во всяком случае, Патрик и Паула, и тогда ты сможешь узнать подробности. Мартин и Йоста отправились в Уддеваллу, чтобы допросить Кеннета,
так что пройдет какое-то время, прежде чем они приедут обратно.— Передай Патрику, когда он вернется, чтобы немедленно зашел ко мне, — строго сказал Мелльберг. — И пусть в следующий раз стучит посильнее.
— Хорошо, передам. И особо подчеркну, чтобы он стучал посильнее. Если ты снова погрузишься в работу…
Анника посмотрела на него с самым серьезным лицом, однако Мелльберга не покидало чувство, что она насмехается.
— А ты не можешь поехать с нами? Почему ты должен оставаться здесь? — спросила Санна, бросая в чемодан первые попавшиеся джемпера.
Кристиан не отвечал, что ее еще больше возмущало.
— Ну, ответь же мне. Ты будешь сидеть здесь один? Это полное безумие, это просто…
В ярости она кинула в чемодан пару джинсов, но промазала, и они упали на пол у ног Кристиана. Санна подошла к нему, чтобы поднять их, но вместо этого взяла в ладони его лицо. Она изо всех сил пыталась заглянуть ему в глаза, но Кристиан отворачивался от нее.
— Кристиан, дорогой, любимый мой. Я ничего не понимаю. Почему ты не хочешь поехать с нами? Оставаться в доме небезопасно.
— Тут нечего понимать, — ответил он и убрал ее руки. — Я остаюсь здесь, вот и все. Я не намерен бежать.
— Бежать — от кого? От чего? Черт тебя побери, если ты знаешь, кто это, и не говоришь.
Слезы градом потекли по ее щекам, а ладони еще ощущали тепло Кристиана. Но он не подпускал ее близко, и от этого ей было так больно. В таких ситуациях они как никогда должны поддержать друг друга. Но муж поворачивался к ней спиной, не желал с ней разговаривать. Щеки у Санны запылали от ощущения унижения, она отвела взгляд и снова стала складывать вещи.
— Как ты думаешь, сколько времени нам придется пробыть там? — спросила она, вынимая из верхнего ящика комода несколько пар трусов и носков.
— А я откуда знаю? — пожал плечами Кристиан. Он снял с себя халат, оттер красные пятна на груди и надел на себя джинсы и футболку. Ей по-прежнему казалось, что он самый красивый мужчина из всех, кого она встречала в жизни. Она любила его до боли.
Санна закрыла ящик комода и бросила взгляд в холл, где играли дети. Сегодня они были какие-то притихшие и серьезные. Нильс катал туда-сюда машинки, а Мелькер играл в своих человечков. При этом они играли молча, без обычных в таких случаях звуковых эффектов — и, что особенно странно, не дрались друг с другом.
— Ты не думаешь, что они…
В горле стоял ком. Она попыталась снова:
— Ты не думаешь, что они получили травму?
— На них нет ни царапины.
— Я имею в виду — не физическую травму.
Санна не понимала, как он может говорить так холодно и так спокойно. Утром он, как и она, пребывал в состоянии шока. Теперь же вел себя так, словно ничего не случилось — или случившееся было пустяком.
Кто-то проник в их дом, пока они спали, зашел в детскую — возможно, навсегда поселив в душах детей страх, отняв у них уверенность, что дома, в постели, с ними не может случиться ничего плохого, что никто не обидит их, покуда мама и папа рядом. Это чувство защищенности, наверное, утрачено навсегда. А их отец сидел, спокойный и равнодушный, словно его все это не волновало. И сейчас, в эту самую секунду, она ненавидела его за это.