Письмо от русалки
Шрифт:
— Дети быстро все забывают, — проговорил Кристиан, глядя на свои руки.
Санна заметила, что одна ладонь у него сильно расцарапана, и задалась вопросом, откуда эти царапины. Но не спросила. На этот раз решила не спрашивать. Возможно, это конец. Если Кристиан не в состоянии дать ей свою любовь и поддержку даже сейчас, когда им угрожает какое-то неизвестное зло, то, может быть, пора сдаться.
Женщина продолжала наобум кидать что-то в чемодан. Глаза ее затуманились от слез, и она рывком срывала вещи с вешалок. В конце концов чемодан был набит до отказа, и ей пришлось сесть на крышку, пытаясь
— Подожди, я помогу тебе.
Кристиан встал и навалился на чемодан всем своим весом, так что Санна смогла застегнуть «молнию».
— Я отнесу его вниз.
Он взял чемодан за ручку и понес его, пройдя мимо сыновей.
— Почему мы едем к тете Агнете? Зачем нам так много вещей? Мы что, уезжаем надолго?
Страх в голосе Мелькера заставил Кристиана остановиться посреди лестницы. Однако он тут же в полном молчании продолжил свой путь.
Санна подошла к сыновьям и уселась перед ними на корточки, изо всех сил стараясь говорить спокойным голосом:
— Мы устроим себе небольшой отпуск. Но мы поедем недалеко, к тете и вашим двоюродным братьям. Вы же так любите к ним ездить! А вечером у нас будет маленький праздник. Поскольку мы в отпуске, то можем позволить себе поесть конфет, хотя сегодня не суббота.
Сыновья посмотрели на нее с недоверием, но магическое слово «конфеты» спасло ситуацию.
— Мы поедем все вчетвером? — спросил Мелькер.
— Мы поедем все втетвелом? — повторил его младший брат.
Санна глубоко вздохнула.
— Нет, только мы втроем. Папа должен остаться дома.
— Да, папа останется и будет сражаться с плохими.
— С какими «плохими»? — спросила Санна, похлопав Мелькера по щеке.
— С теми, которые напачкали в нашей комнате, — он с гневным лицом скрестил руки на груди. — Если они вернутся, папа им покажет!
— Папа не будет сражаться с плохими. Никто сюда больше не придет.
Проведя рукой по волосам Мелькера, она мысленно проклинала Кристиана. Почему он не едет с ними? Почему он молчит? Она поднялась.
— Будет очень весело. Настоящее приключение. Я только помогу папе уложить вещи в машину и вернусь за вами. Хорошо?
— Угу, — без всякого энтузиазма ответили мальчики.
Спускаясь по лестнице, Санна ощущала спиной их взгляды.
Мужа она нашла у машины, когда он укладывал в багажник чемодан. Санна подошла к нему и взяла за руку.
— Это последний шанс, Кристиан. Если ты знаешь, если у тебя есть хоть малейшие догадки, кто преследует нас, — умоляю тебя, скажи! Ради нас. Если сейчас ты ничего не скажешь, а потом выяснится, что ты знал, то это конец. Понимаешь? Конец всему!
Кристиан замер, держа в руках чемодан. На мгновение ей показалось, что он что-то скажет. Но потом он стряхнул с себя ее руку и втолкнул чемодан в багажник.
— Я ничего не знаю. Хватит нудеть!
И он захлопнул крышку багажника.
Когда Патрик и Паула вернулись в участок, Анника остановила Хедстрёма в коридоре.
— Мелльберг проснулся, пока вас не было. Он возмущен тем фактом, что его не проинформировали.
— Я стоял и стучал ему в дверь, но он не открыл.
— Да-да, я так ему и сказала. Но он утверждает, что был так занят работой, что не слышал.
— Кто
бы сомневался, — вздохнул Патрик и в очередной раз почувствовал, как устал от своего начальника. Если уж быть до конца честным, он вообще предпочел бы обойтись без него. Патрик бросил быстрый взгляд на часы.— Хорошо, пойду проинформирую наше уважаемое начальство. Через пятнадцать минут собираемся на кухне на совещание. Предупреди, пожалуйста, Йосту и Мартина — они вот-вот появятся.
Он направился прямо к двери кабинета Мелльберга и громко постучал.
— Войдите!
Мелльберг сидел, углубившись в изучение целой кипы документов.
— Я слышал, — произнес он, — что ситуация накалилась, и должен тебе сказать: не больно-то хорошо смотрится в глазах общественности, когда мы отправляемся на такие трудные выезды без участия высшего начальства.
Патрик открыл было рот, чтобы ответить, но Мелльберг поднял руку в знак того, что еще не закончил.
— Мы подаем гражданам неверный сигнал, если не относимся к таким ситуациям достаточно серьезно.
— Но…
— Никаких «но». Твои извинения приняты. Но больше так не делай.
Патрик почувствовал, как кровь застучала в ушах. Проклятый старикашка! Кулаки у него сжались, но он заставил себя разжать их и сделать глубокий вдох. Надо вынести Мелльберга за скобки и сосредоточиться на главном — на расследовании.
— Расскажи мне, что произошло. К чему вы пришли? — спросил Мелльберг, подаваясь вперед от любопытства.
— Я думал, что мы проведем на кухне общее совещание. Если ты не возражаешь… — мрачно проговорил Патрик.
Мелльберг задумался.
— Да, хорошая мысль. К чему повторять одно и то же два раза? Ну что, начинаем работать, Хедстрём? Ты ведь знаешь, в нашем деле время на вес золота.
Патрик повернулся спиной к боссу и вышел из кабинета. В одном Мелльберг был, несомненно, прав — время на вес золота.
~~~
Он выработал свою стратегию выживания, однако с каждым годом она требовала от него все больших усилий. Переезд пошел на пользу всем, кроме него. Отец получил работу, которая ему очень нравилась, а мать с головой окунулась в обустройство дома Старухи, переделывая все на свой манер, уничтожая все следы ее пребывания. Алисе, кажется, тоже пошли на пользу смена обстановки и спокойствие, царившее в здешних местах — по крайней мере, девять месяцев в году.
Мать занималась с ней дома. Поначалу отец возражал, настаивая, что Алисе надо ходить в школу и общаться со сверстниками, что она нуждается в других людях. Но мать лишь бросила на него холодный взгляд и сказала:
— Алисе нужна только я.
Это решило исход спора.
Сам он неуклонно толстел и постоянно ел, как будто тяга к еде начала жить собственной жизнью. Он запихивал в себя все съедобное, что попадалось ему под руку. Однако это не обеспечивало ему больше внимания со стороны матери. Иногда она кидала на него полный отвращения взгляд, но в основном игнорировала его. Давно прошли те времена, когда он считал ее своей прекрасной матерью и мечтал о ее любви. Теперь он давно оставил эти мысли, смирившись с тем, что его нельзя любить, что он не заслуживает любви.