Плач серого неба

Хидейк принадлежал к этим немногим. Когда особняк притих в ожидании ночи, альв в одном лишь халате, с неизменным посохом, босиком вышел в сад. Первые деревья здесь посадил еще его отец, дипломат на службе Его Высокопревосходительства. В очередную свою поездку на Материк пылкий миррионец решил, что по горло сыт однообразным стилем гостиничных хозяев. На чужой земле, в чужой стране он ощущал чужим себя, и когда тоска по родине стала нестерпимой, перешел к решительным действиям. Не оправившийся после Раскола город легко и сравнительно недорого отдал видному гостю кусок земли, а тот сделал все, чтобы превратить грязные руины в дом своей мечты. По старой альвийской традиции, сначала посадили деревья. Самые разные, но подобранные с оглядкой на климат портового городка, которому через полсотни лет предстояло с гордостью назваться Морской Столицей и целеустремленно пойти ко дну моря преступности. Едва аллеи покрылись зеленым пушком, за дело взялись строители. Не прошло и двух лет, как на бульваре Поющих игл вырос шикарный особняк. Все в нем говорило о том, что хозяин не гонится за модой, а создает ее заново. И впрямь, когда саженцы превратились в редкую, но живописную рощицу, интерьеры лучших домов Вимсберга уверенно шли в направлении, которое задал когда-то Хидейк-старший. Задал — и убрался обратно на Миррион, править подпорченное вездесущей вимсбергской сыростью здоровье.

Его сын жил в особняке во время учебы в Магическом Университете и с удовольствием ухаживал за садом, но вовсе не следил за жилищем. Пока домоправитель орал на мебельщиков и ломал голову, как угадать желания старшего хозяина, способный студент следил за поставками удобрений и своевременной поливкой. Удивительно, но вдвоем они достигли впечатляющих результатов — дом поражал своей ухоженностью, а густая роща превратилась в настоящее убежище от мирской суеты.

Чем альв и пользовался почти каждый день, особенно полюбив то время, когда ночь еще не наступила, а вечер уже закончился.

Он медленно шел по тропинке вглубь сада. Весной, когда деревья зацветали, даже могучие городские ароматы не могли пробиться сквозь плотную стену жадных до влаги эвкалиптов. Деревья пили дождь, а Хидейк полной грудью вдыхал ароматный, напоенный мельчайшими крохами пыльцы воздух и смотрел вверх. Там осыпанные белыми и розовыми звездами тонкие ветви касались друг друга, образуя невесомые своды и колонны. Ему доводилось слышать легенды, что альвы, жившие до появления Архипелага, строили дома именно так — убеждали деревья сплетаться в нужные формы. В такие моменты он верил старым сказкам. Под босыми подошвами масляно постукивала галька, отобранная у побережья в незапамятные времена. Не нужно было отрываться от неба, чтобы смотреть под ноги. Даже утопая глазами в звездах, где-то на уровне ощущений он помнил, когда каменистая тропинка закончится и сменится мягким песком. Хидейк остановился на берегу искусственного озерца. Некогда здесь бил родник, поверх которого выстроили каменный колодец, но нынешние хозяева усадьбы решили по-другому. Они освободили источник от сводов, расширили и углубили яму, получив прелестный альков в эвкалиптовой роще, где покой ждал и утомленного болтливыми коллегами чиновника, и изнемогшего от веселья студента.

Кроны деревьев расступались над озером. Звезды искрили воду, ныряли в озеро, манили из глубины, и Хидейк поддался их зову. Он скинул одежду на удобную резную скамеечку и прислонил к ее спинке посох. Темная водяная гладь призывно дрогнула, и юноша, не сдерживаясь боле, глубоко вдохнул, прыгнул, вытянул руки над головой и стрелой пошел ко дну.

Он опускался все глубже, не загребая воду, не отталкиваясь, просто расслабившись и отдавшись чуждой ему стихии. И та оправдала доверие. Она мягко впускала его в свои недра, даже у самого дна не пыталась давить на грудь и не выталкивала возмущенно прочь. Движение замедлилось, он плавно перевернулся, и вскоре ноги коснулись булыжников на дне, которые вода за долгие годы превратила в гладкий, мягкий от пушистого водяного мха пол. Сознание Хидейка всколыхнулось, и послушные камни поползли на зов и завозились, пока не образовали уютное ложе. Несколько мгновений он, бережно храня в груди остатки воздуха, лежал на нем и смотрел на звезды. Их свет, преломленный толщей воды, зыбкий и робкий, кружил душу в водовороте восторга и тоски, незнакомых одушевленным, что никогда не поднимают голову к небу. Расслабив мысли, юноша позволил камням вернуться на место, оттолкнулся от них и поплыл навстречу свету. Поверхность приближалась, и с каждым мигом он все ярче ощущал контраст между подводным миром — царством звенящей тишины, и миром наземным, где даже молчание бывает оглушительнее крика. Но светлые и возвышенные мысли стремительно исчезли, когда альв понял, что озеро не собиралось выпускать его на поверхность. Где бы Хидейк ни пытался вынырнуть, вода словно уплотнялась, превращалась во вздыбленную непроницаемую пленку, мягко толкавшую его обратно. Он словно попал в детский кошмар, где ты со всех ног бежишь от опасности, но остаешься на одном месте. Нестерпимо хотелось дышать.

Мысль заметалась в поисках выхода. Сначала она стрелой ринулась ко дну, вздымая камни не успевшего рассыпаться ложа. Она хватала их со дна и несла к поверхности, но влияние Воды было сильнее, и сосредоточенность утопавшего разрушилась. Хидейк понял, что задыхается. В отчаянии он направил все силы на берег, в песок, и тот послушно заструился к нему. Туча мелких крупинок взвихрилась вокруг, пробила не дружелюбную более воду и воронкой свилась вокруг альва. Закрыв его целиком, песчаный вихрь резко сжался, превращаясь в непроницаемый кокон, сохранивший форму хидейкова тела. Юноша ухватился за струю текущего песка, словно за канат, и в несколько рывков оказался на поверхности, жадно разевая рот навстречу вожделенному воздуху. Тишина. Лишь томный ветер вяло шелестел листьями эвкалиптов. Но альв не торопился освобождаться от песчаного доспеха. Он сделал несколько шагов к скамейке, туда, где лежала одежда и, что было куда важнее, посох. Тут-то все и началось по-настоящему.

Пара толстых веток со страшным визгом вытянулись струной, их кончики стремительно набухали, а стволы на глазах сохли, съеживаясь. Не размышляя, он кинулся на землю и покатился прочь. С громким хрустом лопнула кора. Древесный сок плотными и острыми, как шпажные клинки, струями, вырвался наружу и пробил землю там, где мгновение назад были ноги альва. Размышлять было некогда. Песчаная броня взорвалась, выстрелив во все стороны острыми песчинками. Жалобно зашептали пробитые листья, заскрипели в муке деревья, их стволы покрылись тонкими глубокими порезами. А Хидейк, уже не заботясь о контроле, бежал к посоху. На ходу он, уродуя ухоженные тропинки, выхватывал из земли куски гальки и посылал в полет, не заботясь о направлении. Отдача от каждого воззвания вонзалась в голову, словно гвоздь.

Озеро прянуло ворохом струй, вокруг ног с хлюпаньем обернулся толстый водяной хлыст и потащил альва в некогда спокойную, а ныне разверстую хищной пастью глубину. Из бурлящего зева выпростался пук нитей потоньше и безжалостно захлестал по спине, разрывая голую кожу. На помощь снова пришел песок — под яростным напором Хидейка он с шорохом потек вверх. Мгновение спустя озеро окружила легкая, блестящая и очень прочная стена. Прозрачное щупальце разрезало пополам, и оно, лишившись основы, немедленно растеклось мертвой лужей. Альв зарычал, бешено хватая мыслью мокрый песок, слепил большой ком и направил туда, где деревья смыкались самой плотной стеной. Не угадал. И был незамедлительно наказан. Лишившись управляющей мысли, барьер вокруг озера исчез, и оно немедленно отозвалось — заливая все вокруг, новый водяной канат выбрызнулся наружу и взлетел над головой юноши.

Когда подчиненная чужой воле стихия тяжело обрушилась на Хидейка, тот плюнул на мысли и положился на инстинкты. Невольно подкрепляя мысленные приказы жестами, он ухватился за траву, рухнул на спину и покатился, заворачиваясь в дерн, словно в ковер. Глухой удар — ревущая струя рубанула по заслону, — руки сотряслись и онемели. Он вновь откатился в сторону и отпустил стихию. Еще перекат! Голова кружилась, но выхода не было, и новый удар он нанес… себе под ноги. Земля задрожала, во все стороны по ней побежали гулкие круги. Невидимый противник был упорен, но до сих пор полагался на проверенные средства. Прозрачные щупальца не выдержали тряски, и последняя волна застала на воде лишь усталую рябь. Альв попытался улучить момент, чтобы отдышаться, но времени ему не дали. Ногам, успевшим высохнуть за время долгой беготни по песку, вдруг стало тепло и мокро. Он глянул вниз и с проклятьем отступил — под ним расплывалась лужа. Враждебный маг сменил тактику и воззвал к скрытым до той поры источникам. Хуже всего было то, что вода оказалась горячей. Когда из земли забила струя пара, Хидейк отскочил, чувствуя, как немедленно заныла обожженная нога, но скакать пришлось активнее, ибо враг принялся за обстрел всерьез. Закрывать каждый гейзер было бы пустой тратой немногих оставшихся сил. Пригодился бы посох, но для этого нужно было знать, где прячется враг. Звать на помощь было некого, некогда, да и средств к тому не имелось. Он затравленно оглянулся после очередного прыжка и увидел старый булыжник, с незапамятных времен стоявший на самом берегу. Мельком попросив прощения, Хидейк приказал почтенному валуну расколоться на части, из последних сил сосредоточился на острых обломках и уже на пределе раскинул их веером вокруг себя. Если противник видел альва, он должен был стоять на пути хотя бы одного из каменных снарядов. Догадку подтвердил едва слышный вскрик. Очередной хлыст, едва показавшись из озера, разлетелся звенящими брызгами. А Хидейк, который до боли в глазах вглядывался во мрак, увидел, как от ствола к стволу шмыгнула еле заметная тень.

Рывок! Земля под ногами вспучивается. Рывок! Бугор пружинит, и резко бросает альва к скамье. Рывок! Хидейк хватает посох и несется к деревьям. Рывок! И струя воды, простая, бесхитростная струя, даже не облеченная в форму, сбивает его с ног, но он падает в нужном направлении.

Обдирая кожу о ветки, альв мячиком катится в кусты и едва не врезается в нечто коренастое, но определенно живое. Неведомый враг с головы до ног закутан в темное тряпье. Пауза — и негодяй бежит. Хидейк несется следом, на ходу выкрикивает слово власти над артефактом и шероховатый камень посоха превращается в гладкую обсидиановую рукоять. Клинок почти задевает убегающего, но тот не глядя зачерпывает воды из озера, до которого уже совсем немного, и прозрачный щит возникает за его спиной, бьет альву в лицо тучей брызг, мгновенно опадает, но успевает защитить хозяина. Тот, в свою очередь, делает еще несколько длинных, больше похожих на прыжки, шагов и останавливается. Тянет в беззвучной мольбе руки к озеру. И вода отвечает. Кипит, шелестит, пробуждается.

Гигантская туша полувыпрыгивает — полувыплескивается на берег. Разворачивается уродливым цветком, протягивает к альву беспалые лапы, разевает кривую прозрачную пасть. В самом центре спины воплощения плавает донельзя изумленная рыбка и немо разевает рот, но веселья в этом мало. Хидейк знает, как создавать движущиеся воплощения из земли, но сил не осталось совсем. В голове — только шум, и он мало-помалу вытесняет осмысленные звуки. Юноша спотыкается и сбивается с шага. Как кролик к змее, он неторопливо идет навстречу чудовищу, но смотрит сквозь трепещущую тушу — на напряженно застывшего мага. Монстр машет щупальцем, сбивает жертву с ног и тащит к толстым стеклистым жвалам, с которых потеками слюны капает вода. Воплощение выглядит до жути реальным. Враждебный маг — в двух шагах. Хватило бы даже одного шага и одного удара мечом. Да только некогда ни шагать, ни замахиваться. Вот-вот сомкнутся гигантские и, что особенно обидно, по сути жидкие челюсти… Хидейк зажмуривается, чувствуя, как из глаз сочится кровь, и каким-то животным, бессознательным порывом взметывает землю вокруг себя беспощадным вихрем глиняного крошева.

Словно целую бочку воды сверху вылили. Моментально открыв глаза, альв замечает, как чудовище превращается в водяную пыль. Дольше всего колеблется бесформенный пузырь, бывший спиной. В нем все еще плавает рыбка. Живая….

Маг попросту не успел оставить воплощение. Замешкался — всего на миг. И поплатился.

Хидейк ударил без разговоров. Не магией. Мечом, пусть и зачарованным. Произнес формулу освобождения. Дрожащими руками ухватился за посох и медленно побрел к скамейке, где сиротливо лежал мокрый и грязный халат. Не забыть бы прислать утром слуг — пусть заберут тело и сдадут в морг для бедных. Ах да, и про голову пусть не забудут, а то вон куда закатилась. Если потеряется и начнет гнить, может выйти изрядный казус.