Пламенный клинок

Он думал и о Теде. Чудном молчаливом Теде, которого они вместе произвели на свет. Мальчик улыбался нечасто, но от его улыбки словно солнце загоралось над морем. Его сын был загадкой, которую он никак не мог разгадать, но редкие мгновения, когда между ними возникала связь, вознаграждали все усилия.

Радость взбурлила внутри него, и все сомнения рассеялись, когда он добрался до порога и распахнул дверь.

— Жена! Встречай! — гаркнул он. — Я вернулся!

К нему повернулись два встревоженных лица. Их обладатели как раз завтракали рыбной похлебкой с хлебом, сидя за маленьким столом, придвинутым к стене, на кухне с каменным полом. Мариелла выглядевшая еще прекраснее, чем в самых радужных воспоминаниях Киля. И его брат Флюк.

— Вы чего тут делаете? — спросил Киль, и лицо у него слегка вытянулось.

— Киль! — Мариелла вскочила, отталкивая табуретку, обвила руки вокруг его шеи и поцеловала, крепко и жадно. Почувствовав ее пыл, он позабыл обо всем. Прошлое и будущее развеялись как дым, существовала только Мариелла, и ничего больше.

Звук передвинутой табуретки вырвал его из забытья. Открыв глаза, он увидел Флюка, угрюмого и кислого, с вечно недовольной миной, такой знакомой Килю. Его младший брат был плотнее сложен и более широколиц. Когда-то он, подобно Килю, носил прическу китобоев — бритая голова и длинная прядь на макушке, — но уже много лет был сухопутным жителем, и его черные курчавые волосы густо разрослись.

— Здорово, брат, — поприветствовал он Киля.

Киль отпустил жену и без воодушевления обнял Флюка, отдавая дань обычаю.

— Хорошо, что ты вернулся, — сказал тот.

— Возвращаться всегда хорошо, — ответил Киль. Оба говорили без особой уверенности.

Флюк крякнул, как будто все вопросы, связанные с внезапным появлением брата, разрешились и говорить больше не о чем.

— Ну, оставляю вас наедине, — сказал он. — Вернусь, пожалуй, на ферму. — Он похлопал Киля по плечу, словно в утешение. — Заглянешь ко мне потом?

— Договорились, — ответил Киль.

Флюк послал Мариелле многозначительный взгляд, который не понравился Килю, и удалился.

Киль повернулся к жене.

— Да уж, удачно я попал, — проворчал он. Ему не хотелось злиться, но присутствие Флюка испортило все впечатление, и он чувствовал себя дураком.

— Перестань, — ответила Мариелла. — Он приходит завтракать, когда покормит скотину, а мне нравятся гости по утрам. Дом кажется не таким пустым.

Киль различил раздражение в ее словах. Обстановка обострялась. С некоторым усилием он осадил себя и попытался отогнать образ младшего брата.

— Извини, — сказал он, положив руку Мариелле на плечо. — Просто неожиданно получилось.

— А ты думал, я буду сидеть тут в одиночестве, пялиться на дверь, как примерная жена, и дожидаться, пока ты соизволишь вернуться? — Она не откликнулась на его прикосновение. От страсти не осталось и следа: Мариелла вспомнила все свои горести.

— Перестань. Я же вернулся.

Но она не смягчилась.

— И надолго?

Сердце у него оборвалось. Он отступил в сторону, чувствуя себя ненужным, лишним в собственном доме. За время его отсутствия все переменилось. На столе появилась свежая скатерть, на подоконнике стоял новый горшок. Кто-то починил сломанный стул. Не Флюк ли? Киля задела эта мысль. Наверное, скатерть и горшок тоже куплены на деньги брата. С каждым разом он все меньше ощущал, что возвращается к себе домой.

Он засунул руку в поясную суму и швырнул на стол кошелек с монетами. Вот! Пусть видит, что и от него есть польза.

Мариелла взглянула на деньги. Разумеется, никакой благодарности. Не стоило и ожидать.

— Немного, но на зиму хватит, — небрежно бросил Киль, борясь с отчаянным желанием замкнуться в себе.

Она подняла на него глаза, и в них было столько печали, что сердце Килю сдавили щупальца страха. Он вспомнил многозначительный взгляд Флюка и внезапно понял его смысл.

— А где Тед? — спросил он.

* * *

В комнате сына стоял полумрак, занавески были задернуты. Когда Киль туда вошел, под башмаком у него скрипнула половица, и он приглушенно выругался. Он почти забыл об этой половице.

Запах спальни Теда — по-мальчишески чистый и здоровый — помнился ему лучше, нежели ее вид. Но теперь воздух в ней был спертый, пропитанный лекарствами. В кровати, по горло укутанный одеялами, лежал Тед — или его бледное подобие. Закрытые глаза ввалились, дыхание с хрипом вырывалось наружу.

Киль отвернулся: ему было нужно мгновение, чтобы прийти в себя.

Вошла Мариелла и взяла мужа за руку.

— Больные легкие, — пояснила она. — Он подхватил лихорадку.

Лихорадка. Киль сразу почуял беду, войдя в комнату, и все равно, когда догадка подтвердилась, на него нахлынула волна слабости.

— Но как? — спросил он первое, что пришло в голову.

— С какого-нибудь корабля? От купца, приплывшего из Дождливого края? Какая разница? — Жена говорила устало, отрешенно. Непривычно для Киля. — Он слег в День Воплощений или около того.

— Еще весной? — ужаснулся Киль.

Укоризна, прозвучавшая в его голосе, пробудила в Мариелле гнев.

— Что я могла поделать? — процедила он, отдернув руку. — Попросить, чтобы старик Ганни написал тебе письмо? И куда потом отправить?

Киль хотел ответить: «Могла бы попытаться. Могла меня отыскать». Но нет. Отыскать его было невозможно. Он злился на себя, не на нее.

Он посмотрел на сына, прислушиваясь к тяжелому хриплому дыханию. Не верилось, что все это происходит по-настоящему.

— Что говорит Подри? — спросил он.

— Ничего дельного, — ответила Мариелла. Киль знал, какого она мнения о городском знахаре, да и сам ему не доверял. — Прописал какие-то травы, которые не помогли. Я пошла к другому знахарю, а потом к третьему, оба надавали разных снадобий, но все оказались бесполезными. В конце концов Флюк послал за кроданским доктором в Харлсбич.

Киль почувствовал, как внутри у него похолодело. Заботиться о семье — это его обязанность. Кто позволил Флюку звать квадратноголовых? Неужели нельзя лечить по-оссиански?