Платиновый мальчик
Шрифт:
Лешка восхищенно отметил стройную, гибкую фигурку подруги, ее тонкую талию — наконец Томик рассталась со своими мешковатыми свитерами и футболками, — очаровательное, чуть встревоженное сейчас личико, обрамленное густыми каштановыми волосами, и лихорадочно горящие глаза — любопытно, с чего Томика так разбирает?
Лешка ухмыльнулся: злится — это понятно, перманентное ее состояние, другое бы его моментально насторожило, однако ТАК преобразиться…
Кажется, Томик даже косметичкой своей воспользовалась, веки точно подкрашены, цвет радужки необычный, кошачий какой-то, а он всегда
Нет, явно что-то случилось. Вчера — странный звонок, сегодня — косметика и прикид сексуалочки, у старца слюнки потекут, что там о нем, Лешке, говорить. До сих пор не верится, что Томик рискнула так смело одеться, понять бы — чего ради, не Лешку же подразнить, слишком велика честь, по ее мнению…
Тамара нервно кружила по комнате, не зная, с чего начать столь деликатный разговор и стоит ли его начинать вообще, а бессовестный Лешка с ленивой, снисходительной улыбкой следил за ней. Будто мысли ее читал! Или… или знал про ждущую в соседней комнате Машку?! Нет, что он на нее так уставился, вот-вот дыру протрет…
Тамара почти упала на диван и, поймав одобрительный Лешкин взгляд, жарко вспыхнула. Девушка только сейчас вспомнила, как она одета.
Тамара торопливо одернула слишком короткую юбку в жалкой и безуспешной попытке прикрыть колени и покраснела еще сильнее: она чувствовала себя чуть ли не голой! А тут еще чересчур глубокий вырез, груди едва не вываливаются из подобия эластичной блузочки, где только Лелька такой кошмар раздобыла? Липнет, как клеем ее смазали, еще и лифчик сестрица снять заставила, стилист паршивый, соски торчат — жуть! Нет, нужно хоть немного края ворота стянуть, чтоб не так вызывающе…
Лешкины глаза откровенно смеялись, Тамара разъяренно подумала: «Не жалуется он!» — и рявкнула:
—Зато я жалуюсь!
—Какое счастье, что у тебя только две руки,—невпопад отозвался Лешка.
Тамара опустила взгляд и потрясенно ахнула: пока она стягивала ворот блузки, капризная юбка подпрыгнула выше некуда, почти предельно обнажая бедра. Это что же, Лелька именно из-за этого велела ей надеть под колготки черные кружевные трусики?! А Лешка, гад белобрысый, наглец…
Тамара задохнулась, жажда убийства кружила голову, запах еще не пролитой крови пьянил, и первым на очереди стоял бывший друг сердца! Потом… потом бессовестная Лелька, потом — Машка…
Машка! Тамара чуть не забыла о гостье! Сколько минут прошло? О-о, больше двадцати… Ну, Лешка!!! Это из-за него все…
Тамарины кулаки непроизвольно сжались, и она пружиной взвилась с места. Поправила юбку, оставила в покое блузку — пусть подавится, иезуит!— и возмущенно прошипела:
—Напомнить наш разговор?
—Какой?—невинно удивился Лешка.
—Такой,— прорычала Тамара.—О твоей невесте!
—Ах да,— не стал отпираться Сазонов,— о белокуром ангеле с тату на восхитительной попке?
Тамара схватилась за сердце, но тут же одернула себя и смерила Лешку злющим взглядом. Затем мысленно посчитала до десяти и почти спокойно сказала:
—Ага, о нем самом. С птичкой на заднице!
—Ну-ну, зачем
же нервничать…—Я не нервничаю!
—Да-а?
—Я просто хочу сказать — он ждет тебя!
Лешка открыл рот, и у Тамары полегчало на душе. Она покосилась в зеркало, поправила дрожащей рукой волосы, припомнила Машины инструкции и язвительно добавила:
—При этом сгорает от любви и… э-э… нетерпения!
—Чего-о?— глупо протянул Лешка.
Он даже покинул свое кресло и теперь с тревогой всматривался в подругу, прикидывая, все ли в порядке у нее с головой. Столь внезапное преображение… Не на пустом же месте! Нет, пожалуй Томику лучше не вылезать из джинсов и бесформенных свитеров, раз фирменный прикид действует на малышку столь угнетающе.
—Того,—огрызнулась Тамара и довольно грубо подтолкнула Лешку к спальне.
Сазонов не сопротивлялся. Где-то он читал, что с сумасшедшими нужно во всем соглашаться. Даже в ущерб себе. Так что если Томик вообразила…
Что там Тамара вообразила, Лешка додумать не успел, потому что пулей влетел в спальню и едва не взвыл от неожиданности. В прекрасно знакомой комнате будто смерч погулял!
Дверцы шкафа настежь распахнуты; на темно-зеленом паласе опавшими листьями валялась одежда и постельное белье; детали женского туалета были повсюду, они свисали даже с оконных шпингалетов, а восхитительные красные трусики — что уж они могли прикрыть?!— почему-то болтались на люстре; низкая широкая тахта, едва ли не единственное приобретение Тамары в новую квартиру, была застелена черной шелковой простыней, а на ней…
Лешкины глаза округлились, он громко сглотнул, а Тамара едва не застонала от отчаяния: на ее постели вальяжно раскинулась проклятая Машка! И, боже мой, в каком виде! В розовом полупрозрачном пеньюаре, отделанном белоснежной кружевной пеной, мало что скрывающем, если честно. Где Машка его выкопала, интересно? Как и эту чудовищную простыню? Или принесла с собой?
Понимая, что терять ей совершенно нечего, что Лешка спекся, ишь, даже не дышит, сердечный, так его проняло, Тамара неожиданно для себя успокоилась. Снова подтолкнула впавшего в ступор Лешку и ласково пропела:
—А вот и наша Маша!
Якобы дремавшая Машка вздрогнула, повернула голову и непонимающе похлопала густыми ресницами, картинно просыпаясь. Наконец ее зеленые глаза замерцали, в них появилось слабое подобие мысли, и Маша немного виновато пролепетала:
—Я, кажется, заснула…
Она сладко зевнула и словно нечаянно продемонстрировала стройную длинную ножку.
Лешка трусливо попятился, сцена обольщения была обставлена слишком профессионально. Интересно, кто режиссер? Томик? Не смешно!
Далеко уйти Лешке не удалось. Тамара перекрыла ему отступление, встав в дверном проеме, и украдкой показала Маше большой палец: начало оказалось впечатляющим.
Маша снова зевнула, села в постели и развела руки в стороны, выгибаясь и потягиваясь. Лешка невольно крякнул: в облаке кружев призывно дрожали круглые, крепкие грудки.
Тамара за его спиной с деланым смирением проворковала:
—Девушка твоей мечты, все так, как ты заказывал.
—И даже больше,— капризно поправила ее Маша.