Платный сыр в мышеловке

— Не рвануть… — Я прожевала таблетки, запивая их водой, перекосилась, вызвав на лице мужа такую же гримасу, и с сожалением развела руками. — Если не раздумаешь, скатай один. Мне велено находиться в пределах зоны досягаемости. С одной стороны, меня вроде как и нет на работе, с другой — я тут, поблизости. И уж очень спать хочется. Ну и отрава! И что я их разом не проглотила? Пожалуй, помолчу. До сих пор губа за ухо лезет. Хотя она у меня не дура!

О полном отсутствии новостей в деле Кириллова я рассказывала Димке уже заплетающимся языком, без конца отвлекаясь на зевоту и жалобы о грядущей ближе к середине ночи бессоннице. До этого момента он, уминая поздний ужин, делился со мной ужасами своего больничного городка. В частности, деталями внеплановой резекции. О новом номере телефона не напоминал. В знак особой благодарности я тоже не стала затрагивать эту тему. Кроме того, глаза прямо-таки слипались. Я не сразу поняла, что Димка угостил меня снотворным. Наверное, о себе беспокоился, боялся, буду всю ночь либо ворочаться, либо слоняться по квартире от дурных мыслей.

Как оказалось, дурные мысли и во сне не давали мне расслабиться. А вращались они вокруг Маринкиного дяди без тети. Ну, того самого, о котором она в разговорах с влюбленным в нее участковым не упоминала. Снился он мне в качестве родного сына Елизаветы Марковны, только каким-то обезличенным. Привидится же такая мура! Помнится, я, удивляясь самой себе, журила пожилую женщину за недостойное в ее возрасте поведение. Сидя на лавочке в каком-то неухоженном скверике, она с беспечностью малого ребенка болтала ногами и совершенно меня не слушала. В какой-то момент я ее пожалела. Самой тошно от чужих нравоучений. И сделав передышку, оглянулась в поисках Наташки. Этого отвлекающего мгновения вполне хватило для того, чтобы убедиться: старушки на прежнем месте уже не имелось. Вместо нее заседал довольно плотный тип. Странное дело, смутно знакомый, но без лица. И я, стараясь держаться корректно, как только ни изгалялась, чтобы разглядеть его физиономию. Чего стоили одни усилия, «ломая глаза» завязать, а следом и развязать несуществующие шнурки на босоножках! Склонив голову, накрытую капюшоном безрукавки, мужчина упорно отслеживал вялотекущие изменения на асфальте. Тоненький ручеек непонятной жидкости брал начало из урны и следовал к его ногам. Сантиметров за пять до черного ботинка сбавил скорость, застопорившись у тоненькой веточки. Мне очень хотелось отшвырнуть ее в сторону, но мешал липкий страх. Я была уверена: стоит мужчине поднять голову, и я сразу его узнаю, а это ключ к разгадке тайны Владимира Кириллова. Именно разгадки я и боялась.

Как это ни странно, но порой состояние ужаса рождает необузданные порывы храбрости. Не мной придумано. В конце концов, даже А.М. Горький пел свою песню безумству храбрых. Не иначе как волна такого безумства окатила меня с головы до ног. Я сжалась в комок и, с яростью распрямившись, «киякнула» что есть силы, пнув ногой черный ботинок безликого типа. Ботинок и прилагающаяся к нему нога показались деревянными и с грохотом отлетели в сторону…

Разрушительных последствий того, во что мой приступ храбрости вылился, я не могла предвидеть даже в своем страшном сне. Еще не совсем придя в себя от содеянного, с трудом пыталась понять, почему не своим голосом орет не объект моего прямого попадания по его ботинку, а дуэт — Дмитрий Николаевич и… я. Иже с ним. Только Димка сам по себе, а я на сленге ниндзя. Еще большее недоумение вызвала валяющаяся на паласе торцевая часть кровати. До этого муж постоянно жаловался, что она мешает ему вытянуть ноги, потому-то он, несчастный, и вынужден спать по диагонали, Спрашивается, чего же тогда так по ней убиваться?

— В-во к-как я ее!.. — начиная ощущать определенные болезненные проявления в нижней части правой конечности, не очень уверенно похвалила себя я.

— Ирина! Четыре утра! — простонал муж, но с явным уклоном к смеху. — Рановато для модернизации мебели. Хорошо хоть мои собственные ноги не попали в переделку, вовремя перевернулся и под себя поджал. Что тебе снилось, крейсер «Аврора»?

— Н-не помню… скорее всего прошлое, революционный аврал. Прямо какой-то стихийный выкидон. Наверное, от лекарства. Успокоительное успокоительному рознь, если одно из них поддельное. Дим, а кровать до утра не развалится?

— Ну, если на ней не спать… Не чинить же ее среди ночи. Я, пожалуй, пойду на диван. Разложим?

— Не хочется крушить все спальные места в доме. Вот доломаю койку… — Это я бормотала уже в полусне, тихо радуясь привычной окружающей обстановке.

А утром меня разбудил крепкий кофейный аромат. Еще пребывая в состоянии сонного оцепенения, я успела удивиться тому, что запахи тоже могут сниться. Открыв глаза, тут же закрыла их снова: не может быть — ни за что ни про что кофе в постель. Так не бывает.

— Так не бывает!!! — громко заявила я, ибо Димка вообще не пьет этот напиток, считая его вредоносным. И не поощряет моей горячей к нему привязанности.

— Бывает! В меня оно уже просто не лезет. Не пропадать же добру, — быстро развеяла мои романтические надежды Наташка. — Час жду, когда твоя светлость очухается. Судя по тому, что у вас здесь творится, Ефимов не зря на дачу слинял. Не отпирайся! Ты его этой доской всю ночь лупила. За дело или для профилактики?

Носком тапка подруга осторожно сдвинула отломанную перекладину и с уважением поцокала языком.

— Надо же! А я ведь Ефимову не поверила. Сколько в тебе трудовых резервов зря пропадает! Если бы своими глазами не видела место ночного залегания хирурга, подумала бы… Ну ладно, не буду про сокрушительную любовь. Вставать-то намерена? Одиннадцатый час. Хотели же переписку с Чернецом проанализировать…

— Так ты наверняка ее уже перечитала.

— Перечитала. И почувствовала себя полной дурой. Только одно дело — я, а другое — косой взгляд со стороны. То есть твой — с пристрастием.

Часть третья Искусственный отбор соратников

1

Натальина переписка с Чернецом длилась больше года. Ничего необычного в ней не было. Даже с учетом усиленно демонстрируемого мной по просьбе подруги «косоглазия». Иногда переписка прерывалась — Чернец неожиданно исчезал и так же неожиданно объявлялся. Интересный момент: у Наташки даже сомнения не возникло в том, что она учит жить не только старого знакомого, но и ровесника. С другой стороны, прожитые годы внесли свои коррективы. За скупыми, но наполненными живым юмором строчками виделся человек не столь категоричный в суждениях, как в юности. Пытаясь угадать его профессию, Наталья титулировала его званием учителя истории. Тому был прямой резон — большое количество исторических ссылок, приводимых Чернецом в обоснование разных выводов. Наташке это не очень нравилось, поскольку она не верила в вечность постулатов. Считала, что от них попахивает маразмом, ибо «все течет, все изменяется». В разное время бывают разные взгляды на одно и то же событие. Это как домашние котлеты, которых навертела с излишком. День-два они в охотку, а на третий — уже анахронизм. Владимир Романович отболтался тем, что до уровня преподавателя истории не дорос. Более того, именно история развития человечества до сих пор учит его, бестолкового, уму-разуму.

В Наташкином видении Чернецу, ведущему монашеский образ жизни, стукнуло не менее восьмидесяти лет. Он успел похоронить жену и жил в полном одиночестве, зато в согласии с самим собой. Периоды его временного молчания объясняла прохождением им очередного курса лечения в больничном стационаре. Возраст все-таки. Каждый раз интересуясь здоровьем анонимного собеседника, чистосердечно советовала ему внимательно приглядеться к окружающим. Вдруг да и сыщется человек, полностью разделяющий его взгляды на жизнь — некая бодрая соратница, моложе его не больше чем на десяток лет. Почему бы не предпринять попытку кого-то осчастливить? Вдруг эта попытка обратным концом осчастливит и его самого? И тут же приводила массу примеров. Не исторических.

Чернец отшучивался и переводил стрелки общения на другую тему. А их было несчетное количество. Создавалось впечатление, что сидят два разновозрастных, но душевно близких родственника на ступеньках крыльца и болтают на злободневные темы. Вплоть до того, где и как выгуливать собак.

Одно замечание Кириллова меня очень заинтересовало. По-видимому, у него кончилось ангельское терпение. — Милая Наташа, право слово, не стоит больше пугать меня одиночеством. Давай раз и навсегда закроем эту тему. Одиночество у меня относительное. Я не без роду и племени. Есть где и к кому приклонить голову. Друзей маловато — всего один, но кто сказал, что чем друзей больше, тем лучше? Количество никогда не будет знаком качества. Меньше друзей — меньше разочарований. Кстати, иногда одиночество просто необходимо. Никто не нанесет удар в спину.

В последнем своем послании он сообщил о возможных изменениях в режиме их переписки — работа требует полной самоотдачи. Наташка решила, что Чернец наконец подобрал себе подходящий скит, где намеревается засесть за мемуары, и пожелала ему творческих успехов.

— Ну и что скажешь? — с тревогой поинтересовалась Наташка, бегая по комнате с тряпкой в поисках несуществующей пыли. Ей бы бинокль… — Только не молчи. Нашла какие-нибудь акупунктурные точки в переписке? Чтобы нажать и все болезненное в голове рассосалось.