Пленники надежды
Шрифт:
— Очень жаль, — заметил главный землемер, — что они так быстро обнаружили присутствие рядом с собой нашей юной леди. Иначе…
— Иначе мы узнали бы больше, — сухо молвил губернатор.
— Мы должны максимально использовать то, что нам известно, — спокойно продолжил Кэррингтон. — В конце концов достаточно и этого.
Губернатор встал и начал ходить по комнате, задумчиво опустив голову и здоровой рукой дергая локоны своего пышного парика.
— Этого недостаточно, — заключил он наконец, остановившись перед большим столом, за которым сидела вся компания. — Благодаря храброй дочери достойного семейства Верни, — он улыбнулся и поклонился Патриции, восседающей в кресле среди них, — мы знаем многое, но этого недостаточно. Это канальи назначили день, когда они поднимут мятеж, и место,
— Полагаю, это место должно быть недалеко, — заметил сэр Чарльз.
— Скорее всего, — согласился губернатор, — коль скоро их главарь принадлежит хозяину этой плантации. Но точно мы не знаем. И у нас, возможно, нет времени для того, чтобы предупредить других плантаторов и арестовать этих проклятых изменников, разбросанных по всей колонии от Джеймса до Раппаханнока и от Хенрикуса до Чесапика. Лучше всего было бы собрать ополчение в этом клятом месте, если мы его найдем, и подождать, когда они явятся туда. Но не знать ни времени, ни места — поднять шум, и увидеть, как заваруха начнется еще до того, как мы успеем предупредить даже хозяев ближайших десяти плантаций — охранять одно место и увидеть, как пожар начнется в другом в сорока милях от него — нет, это недопустимо! Господа, мы должны выяснить, когда и где это произойдет.
— Да, это необходимо, — подтвердил полковник Верни.
— Допросите пленников еще раз, — предложил сэр Чарльз.
— Один из них знает так же мало, как и мы. Вы уверены в этом, мистрис Патриция?
— Да, ваше превосходительство.
— Хм! Один из них ничего не знает, трое мертвы, а кроме них есть только заклейменный беглец и двое каторжников.
— От беглеца вам ничего не удастся узнать, ваше превосходительство, — сказал надсмотрщик, стоящий на почтительном расстоянии от сидящих в комнате хозяина дворян. — Это один из тех безумных фанатиков, из которых никакими средствами не вырвать правды. Даже индейцы со своим пыточным столбом не смогли бы заставить его говорить, если он того не хочет — как и помешать ему это сделать, если бы он того захотел.
— Я знаю этот тип людей, — с коротким смехом заметил губернатор. — Мы не станем терять время на этого малого, а проверим, не окажется ли тот каторжник, который стал их главарем, более сговорчивым. Вудсон, приведите его сюда.
Когда надсмотрщик удалился, в комнате воцарилось молчание. Губернатор с недоумением на лице ходил взад и вперед, полковник, сдвинув свои седые брови, разглядывал пол, доктор Энтони Нэш пододвинул к себе письменные принадлежности и взял в руку перо, готовясь опустить его в чернильницу, а главный землемер с безмятежным видом вертел в руках гвоздику, которую достал из вазы, стоящей перед ним. Сэр Чарльз откинулся на спинку стула и устремил взгляд на Патрицию, которая сидела между ним и своим отцом, глядя перед собой холодными блестящими глазами. Ее губы были подобны алому цветку на фоне абсолютной бледности лица, волосы были уложены на голове светло-золотой короной. Ее белые руки лежали на темных подлокотниках кресла, ноги покоились на резной скамеечке, она походила на королеву, а великолепно одетые дворяне — на ее совет.
Дверь отворилась, и в комнату вошли оба надсмотрщика, приведя с собою Лэндлесса, который вышел вперед и остановился, молчаливый и невозмутимый, перед кругом враждебных лиц.
— Как тебя зовут, любезный? — спросил губернатор, плюхнувшись на стул и сурово нахмурив брови.
— Годфри Лэндлесс.
— Насколько я понимаю, ты приходишься сыном некоему Уорхему Лэндлессу, так называемому полковнику в армии мятежников и закадычному дружку самого узурпатора?
— Я сын Уорхема Лэндлесса, полковника армии Республики и друга его высочества лорда-протектора.
— Хм! Ты и сам сражался в этой самой армии?
— Да, в битве при Вустере.
— Хм, стало быть, ты сын изменника и мятежника — и сам тоже изменник и мятежник, — да еще и уголовник. Хорошенький послужной список! На какой день назначено ваше восстание?
Ответа не последовало. Губернатор повторил вопрос.
— В какой день должна быть взорвана эта мина? И в каком месте у вас назначен
сбор?Лэндлесс продолжал молчать, лицо губернатора начало багроветь, жилы на лбу вздулись.
— Ты что, проглотил язык? — свирепо вопросил он. — Ничего, мы найдем способ заставить тебя говорить.
— Я не стану отвечать на ваши вопросы, — твердо ответил Лэндлесс.
— Для тебя это единственный шанс на жизнь, — жестко сказал губернатор. — Дай мне правдивый ответ, и ты можешь избежать виселицы. А если ты откажешься, тебя наверняка повесят — это так же верно, как то, что я сижу здесь.
— Я не стану отвечать.
— Черт побери, мне еще никогда не доводилось встречать круглоголового, которого бы так мало заботили его собственные интересы, — растягивая слова, протянул сэр Чарльз. Губернатор что-то шепнул хозяину плантации, затем опять повернулся к пленнику.
— Я даю тебе еще один шанс, — сурово сказал он. — На какой день назначен мятеж? Где находится место сбора?
— Я вам ничего не скажу.
— Это мы еще посмотрим. — Его превосходительство сжал губы. — Верни, скажите вашей дочери выйти. Вудсон, вы жили в Вест-Индии и разбираетесь в использовании подобных орудий. И возьмите себе в помощь одного или двух надежных рабов.
Патриция тихо вскрикнула, главный землемер смял цветок и повернулся к губернатору.
— Ваше превосходительство, я протестую! То, что вы хотите сделать, незаконно. Наверняка в таких жестоких мерах нет необходимости.
Губернатор взорвался.
— Нет необходимости? — высоким голосом вскричал он. — Нет необходимости, хотя от ответов на эти вопросы зависит судьба колонии? И при том, что, если мы не узнаем эти ответы, завтрашний день может оказаться еще более черным, чем тот день в сорок четвертом году, когда Опечанканоу со своими индейцами устроил здесь резню? В этой колонии закон — это я, майор Кэррингтон, я представитель короля, и решать, что делать, — это моя прерогатива. И я говорю, что мы не станем стесняться в средствах, чтобы узнать то, что нам нужно. Сейчас не время разглагольствовать о человечности. Потому что эта самая человечность требуется нам самим, мы должны потушить зажженный фитиль. Или майор Кэррингтон хочет, чтобы он продолжал гореть?
— Нет, — холодно ответил Кэррингтон. — Я высказался необдуманно. Вы, разумеется, правы, и я больше не стану вмешиваться в это дело.
Час спустя Патриция стояла у окна вестибюля, глядя широко раскрытыми невидящими глазами на ослепительно сверкающие воды протоки и бархатную зелень приливных болот. Ее руки были сжаты в кулаки, на щеках пылали красные пятна. Рядом с нею на подоконнике скорчилась Бетти Кэррингтон, которая при первых же слухах о том, что произошло в Верни-Мэнор, приехала из Роузмида. Они обе напрягали слух, но из комнаты напротив до их ушей не долетал ни единый звук кроме голоса губернатора, время от времени, судя по его интонации, задающего вопросы. Однако ему никто не отвечал. Патриция стояла неподвижно, сосредоточенно глядя на протоку и болота и плотно сжав губы, а Бетти дрожала, уткнувшись лицом в ее юбки. Дверь комнаты хозяина отворилась, и обе девушки вздрогнули всем телом. Надсмотрщик прошел через вестибюль и положил руку на засов двери, ведущей в служебные помещения, когда его хозяйка подозвала его к себе.
— Они узнали ответы? Он им сказал? — с усилием спросила она.
Вудсон покачал головой:
— Нет, молчит, как рыба. С тем же успехом можно бы было пытаться выведать что-то у индейца. Они попробуют выяснить все у второго уголовника — у Трейла.
Он вышел из вестибюля, но через пять минут воротился вместе с поддельщиком бумаг. Они вошли в комнату хозяина, и Патриция, повинуясь внезапному порыву, последовала за ними, а Бетти осталась сидеть на подоконнике, все так же дрожа.
Не замеченная никем, кроме ее кузена, она бесшумно опустилась на стул, стоящий за могучей спиной ее отца. Он наклонился, разговаривая с губернатором, который сидел очень прямо с непреклонной решимостью, написанной на лице. Главный землемер сидел за столом, и на полированной деревянной столешнице перед ним была насыпана кучка разорванных цветочных лепестков и сломанных стеблей. На противоположном конце комнаты, тяжело привалившись к стене, стоял пленник, допрос которого только что завершился.