Пленники утопии. Советская Россия глазами американца

Среди социал-демократов Луи Фирек считался «умеренным», что позже привело к исключению из партии. Критикуя его политическую линию, Энгельс не раз отпускал в адрес Фирека ехидные замечания. «Этот человек хочет быть пай-мальчиком в глазах своего папаши. Но у папаши есть дела поважнее», – писал он Карлу Каутскому 6 сентября 1885 г. по поводу заявления Фирека, что император сделал бы для рабочих гораздо больше, если бы знал, как плохо они живут. «Фирек (в оригинале нарисован квадрат. – В. М.) неисправим, обращение его к папаше умилительно. Старик задаст ему трепку», – иронизировал Энгельс в письме к Герману Шлютеру две недели спустя [6] . Почему император Вильгельм I назван «папашей» депутата-социалиста? Потому что Луи Фирек, сын примадонны берлинской королевской сцены Эдвины Фирек, был внебрачным сыном будушего прусского короля (на момент его рождения – кронпринца) и первого кайзера Германской империи. Маркс 19 сентября 1879 г. в письме к Фридриху Зорге назвал его «внебрачным сыном германского императора» [7] , как будто речь шла о чем-то обыденном. Говорить об этом открыто в Германии было невозможно, но иностранные журналисты отмечали у Луи «внешность Гогенцоллерна» и многозначительно писали, что «его происхождение окутано некоей тайной» [8] .

6

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 36. М., 1964. С. 304, 308.

7

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 34. М., 1964. С. 326.

8

Social Democrats in the Reichstag // Harper's New Monthly Magazine. Vol. LXXI, № CCCCXXIII (August 1885). P. 349.

Вот с такой причудливой наследственностью: с одной стороны, кайзер, с другой, Маркс и Энгельс, – Георг Сильвестр Фирек появился на свет. Собираясь в Москву 44 года спустя, он упомянул только вторую часть. Зато подружившийся с ним в начале двадцатых годов экс-император Вильгельм II называл его «мой кузен», а в 1956 г. принц Луи Фердинанд Прусский, тогдашний глава дома Гогенцоллернов, поднял в его честь тост «за наших предков» [9] .

Годы младенчества будущего писателя совпали с недолгой карьерой его отца в Рейхстаге, которая завершилась арестом за участие в нелегальном собрании. Исключительный закон против социалистов («Закон против вредных и опасных стремлений социал-демократии») 1878 г. допускал представительство партии в Рейхстаге, но жестко ограничивал ее деятельность за его стенами. 4 августа 1886 г. Саксонский земельный суд во Фрейбурге приговорил группу социалистов, включая Фирека и Августа Бебеля, к девяти месяцам тюремного заключения. Депутатской неприкосновенности в тогдашней Германии не существовало, и Луи отправился в «Цвиккауское богоугодное заведение», как его иронически называл Энгельс. «Помню, как в детстве я часто лепетал, когда кто-то спрашивал об отце: "Папа, Цвиккау, далеко", – вспоминал Вирек. – В Цвиккау он в течение года сидел в одной тюрьме с Бебелем. Утомительные споры с ним в темной камере уничтожили веру отца в социализм. Он придерживался того, что сейчас называют "государственным социализмом", но не мог переварить диктатуру пролетариата. Разногласия с Бебелем привели к его исключению из социалистической партии на съезде в Санкт-Галлене (в 1887 г. – В. М.). Разочаровавшись в общественной деятельности, он отказался от кресла в парламенте, предложенного ему группой либералов, и попытался найти себе место в сферах, далеких от политики» [10] .

9

Свидетельство очевидца Питера Вирека, сына Джорджа Сильвестра: Reiss T. Orientalist: Solving the Mystery of a Strange and Dangerous Life. Westminster, 2006. Р. 289; Gertz E. The Odyssey of a Barbarian: The Biography of George Sylvester Viereck. Amherst, 1978. P. 301.

10

Viereck G. S. My Flesh and Blood. N. Y., 1931. Р. 240–241.

Луи Фирек занялся журналистикой, однако к сорока пяти годам решил, что на родине достойного применения своим силам и способностям ему не найти, и в 1896 г. отправился искать счастье в Новом Свете. Годом позже за ним последовали жена и сын. Георг Сильвестр Фирек стал Джорджем Сильвестром Виреком. Его причудливая и богатая приключениями история подробно описана в моей книге «Джордж Сильвестр Вирек: больше чем одна жизнь» (М., 2015). Сейчас нас интересуют только ее русские, точнее советские, сюжеты.

Вирек впервые столкнулся с Россией в начале Первой мировой войны. Получивший славу первого американского декадента с выходом в 1907 г. книги стихов «Ниневия» и романа «Дом вампира», Джордж Сильвестр стал заметной фигурой социальной и культурной жизни германо-американцев, в частности боролся против «сухого закона». В 1912 г. он участвовал в избирательной кампании Теодора Рузвельта как кандидата в президенты от Прогрессивной партии и, видимо, тогда познакомился с сенатором Робертом Лафоллеттом; в той же кампании дебютировал в политике будущий конгрессмен Гамильтон Фиш. К 1914 г. Вирек, редактировавший популярный журнал «International», считался фигурой национального масштаба если не в политике, то в литературе и журналистике. Неудивительно, что с началом войны именно он возглавил издание еженедельника «Fatherland», противостоявшего проантантовскому большинству американской прессы под лозунгом «Честная игра для Германии и Австро-Венгрии». Российская империя как одна из ключевых держав Антанты сразу оказалась объектом пропагандистских атак «Fatherland» (в настоящем издании этому посвящена отдельная статья), однако вскоре направлением главного удара стала Великобритания и ее пропаганда.

3.

Февральская революция в России была встречена в Америке восторженно, особенно сторонниками вступления в войну на стороне «демократий» против Германии. Пропаганда представляла ее как триумф проантантовских сил против попыток сепаратного мира. Вирек интерпретировал события по-иному, с оттенком провокационности: «Карточный домик "союзников" рушится. Каковы бы ни были мотивы русских революционеров, они отправили паровой каток [11] на металлолом. Расколотая изнутри страна не может успешно вести войну. <…> Русская революция означает для "союзников" начало конца. <…> Германия должна приветствовать революцию, если та освободит Россию. Сотрудничество с русским самодержавием отвратительно большинству немцев. <…> Союз с просвещенной Россией уже не кажется немыслимым» [12] .

11

Расхожий образ русской армии в «союзной» пропаганде.

12

10 Viereck's. An American Weekly. Vol. VI. № 8. Р. 123.

Большевистский переворот вызвал у Вирека совершенно иные эмоции, особенно после выхода Советской России из войны, к тому же на выгодных для Германии условиях Брестского мира. Разрозненные высказывания о новой власти показывают, что отношение Джорджа Сильвестра к ней не было негативным. Когда его журнал «Viereck's. American Monthly» поместил переписку непризнанных «послов» в США – большевика Людвига Мартенса и ирландского шинн-фейнера Патрика Мак-Картана, «New York Times» обвинила его в «симпатиях к режиму Троцкого-Ленина» [13] . «Вы хотите устроить большевизм в Америке, чтобы облегчить бремя Германии?» – вопрошал его Эптон Синклер. «Я не большевик, – ответил Вирек. – Если русский народ желает большевизма, пусть сам выбирает себе правительство. Оно не может быть хуже того, к чему Россия привыкла. Большевизм – самый интересный эксперимент в истории, но мы слишком мало знаем, чтобы делать окончательные выводы о его будущем» [14] .

13

Viereck's. An American Monthly. Vol. Х. № 4. Р. 111; New York Times. 1919, 02.06.

14

Viereck's. An American Monthly. Vol. Х. № 5. Р. 149.

Во время президентской кампании 1920 г. Вирек поддерживал кандидата республиканцев сенатора Уоррена Гардинга против демократов-«вильсонистов», но сам отдал сердце и голос 65-летнему социалисту Юджину Дебсу. Одни считали его идеалистом и борцом за народные права, другие смутьяном и демагогом, третьи изменником родины, но «никто, даже враг, не мог усомниться в его искренности» [15] или обвинить в корыстолюбии. Дебс участвовал в президентских выборах, отбывая в тюрьме Атланты десятилетний срок за нарушение закона о шпионаже, точнее, за выступления против участия в «войне плутократов». Его участие вызвало у Вирека прилив энтузиазма, несмотря на политическую бесперспективность: «Если сомневаемся – проголосуем за социалиста. Небольшая доза здорового радикализма станет противоядием шовинизму». «Лучше проголосовать за этого человека в тюрьме, чем за людей, отправивших его в тюрьму», – заключил он, целя в Вильсона, который заявил, что лидер социалистов – предатель и не выйдет на свободу до окончания срока [16] . Вирек призвал Гардинга в случае победы на выборах освободить Дебса, прямо указав на возможный положительный отклик Советской России, «с которой мы должны поскорее возобновить торговлю» [17] .

15

Эдвин Маркэм (поэт и друг Вирека) в кн.: Ruth Le Prade (ed.). Debs and the Poets. Pasadena, 1920. P. 43.

16

Обе цитаты Вирека: Johnson N. M. George Sylvester Viereck: German- American Propagandist. Urbana, 1972. P. 85–86.

17

Цит. по: Gertz E. The Odyssey of a Barbarian. P. 173.

«Я не исповедую социалистическую веру, – пояснил Вирек в одном из первых писем Дебсу, – но отношусь к Вам как к великой личности и вождю людей, возможно, как мусульмане относятся к Христу, считая его пророком, но не будучи его адептами» [18] . «Вы должны быть социалистом, – ответил Дебс. – У Вас есть смелость отстаивать свои убеждения, Вы верны идеалам. Я восхищаюсь Вами, уважаю и люблю Вас». «Боюсь, мое общественное сознание недостаточно развито, – парировал адресат. – Меня больше беспокоит личная несправедливость, чем классовая. Я считаю человека символом чего-то более великого, чем он сам. Как Юджин Дебс Вы великий человек, но Вы еще более велики как символ того непобедимого, что есть в человеческой душе. Боюсь, я никогда не стану социалистом. <…> Я не приму никакую веру, экономическую или религиозную, без оговорок». Ограниченный тюремными правилами (одно письмо в неделю при условии не касаться политики), Дебс сообщил брату для передачи Джорджу Сильвестру: «Не могу разделить его взгляды на жизнь и человеческие отношения, но могу оценить и очень ценю его благородный дух, тонкую чувствительность и глубокое чувство справедливости». Он также послал ему свою фотографию с надписью «поэту, идеалисту, гуманисту». Только узкопартийные соображения помешали присутствию Вирека в антологии «Дебс и поэты» (1920), которую издал его идейный противник Синклер, однако он получил один из 500 экземпляров, которые герой книги, с разрешения тюремного начальства, подписал и отправил друзьям. Экземпляр книги был и в личной библиотеке Ленина: Синклер послал его Крупской [19] .

18

Два письма Вирека и одно письмо Дебса: Letters of Eugene V. Debs. Vol. III. 1919–1926. Urbana-Chicago, 1990. P. 30–31, 145–147, 295; письма и материалы из примечаний к ним цит. без сносок.

19

17 Библиотека В. И. Ленина в Кремле. М., 1961. С. 617 (№ 7654); Любарская А. М. Горас Тробел. Слава и забвение. Л., 1980. С. 219–224.

«Отношение Вирека к большевистской революции и к социализму Дебса было прагматическим, – суммировал его биограф Нил Джонсон. – У него не было принципиальных моральных или идеологических соображений ни против одного, ни против другого. Он верил, что идея частной собственности настолько твердо укоренена в западной цивилизации, что ее не вырвать. <…> Вирека мало волновала система управления государством. Его больше интересовала личность вождя. Динамичный лидер неизменно привлекал его. Когда в 1924 г. Ленин умер, Вирек посвятил ему панегирик в "American Monthly"» [20] . Эта «неизвестная страница иностранной Ленинианы» (как звучит!) впервые публикуется по-русски в настоящем издании.

20

Johnson N. M. George Sylvester Viereck: German-American Propagandist. P. 148.

Собирать и регистрировать иностранные публикации о Ленине в Советском Союзе начали сразу после смерти вождя мирового пролетариата. Это стало одной из задач Института Ленина, которому помогал Отдел печати НКИД, получавший заграничную периодику. «К подбору иностранной Лениньяны» привлекли и Бориса Пастернака, который рассказал об этом во вступлении к роману в стихах «Спекторский», связанному многими невидимыми нитями с упомянутыми выше «Неудачниками» Сергея Спасского:

Задача состояла в ловле фразО Ленине. Вниманье не дремало.Вылавливая их, как водолаз,Я по журналам понырял немало.Мандат предоставлял большой простор.Пуская в дело разрезальный ножик,Я каждый день форсировал босфорМалодоступных публике обложек.То был двадцать четвертый год. Декабрь…

Работой занимался целый штат людей с надлежащим допуском, поскольку «буржуи» писали о Советской России и ее вождях, в том числе здравствовавших, отнюдь не в тоне «Правды» или «Красной газеты». Попадал ли в библиотеку Наркоминдела вирековский журнал «American Monthly»? Допускаю, что не попадал, ибо не только не принадлежал к мейнстриму или классово близким, но имел одиозную репутацию продолжения наиболее известного прогерманского издания Нового Света «Fatherland»: издатель сам указывал на эту преемственность в выходных данных. Хотя мог и попадать.