Плоды свободы

Княжна до боли в суставах стиснула трубу. Быть женщиной невероятно скучно, особенно если характер и наклонности совсем не женские, точнее, не те, которых ждут от женщины. Аластар в принципе не настаивал на замужестве дочери лишь потому, что ему требовалась благородная дама, чтобы держать в узде двор и при необходимости изображать хозяйку дома. В отсутствие жены дочь – идеальный вариант. Но сложись обстоятельства иначе, отыщись малейшая выгода Файристу от супружества княжны, Сину и спрашивать бы не стали.

И полюбопытствуй хоть кто-нибудь из окруживших ее со всех сторон мужчин, что она думает на самом деле о кипящем в долине сражении… Допустим даже, что кого-то ее мнение могло заинтересовать. То княжна бы сказала, что ее безрассудному братцу чудесным образом повезло: сыграла на руку вечная неразбериха. Откуда бы Хереварду или его генералам знать, что на помощь янамарцам пришел всего один полк, а не целая армия?

«Повезло тебе, Совенок, просто повезло, – думала Сина, отогревая ладошки в пушистых недрах муфты. – Но нельзя всегда и везде полагаться на удачу. Только на трезвый и точный расчет, как принято у нас, у диллайн».

Кому слишком часто везет, с того богини спросят втройне. Присказка древняя, как этот мир, но верная. Будет ли испытывать Идгарда Золотая Луна, то никому, даже принцессе диллайнской, было неведомо. А вот в то, что в мятежном Дэйнле наследника Эска не ждут с распростертыми объятиями, Ее Высочество поняла сразу, без всякой диллайнской мудрости. Ему, собственно, и в янамарском лагере не шибко обрадовались. Тем более что Рамман в плену очутился. Куда уж хуже?

– В Дэйнле нам делать нечего, – со странной усмешкой сказал Идгард.

Они стали временным биваком возле крошечной деревушки, в прямой видимости от столицы мятежной провинции.

Азарт недавнего боя разогнал по жилам густую кровь эсков, и теперь Идгард едва сдерживал дрожь нетерпения. Ему немедленно хотелось что-то предпринять, что-то определенное и решительное, чтобы развязать тугой узел янамарских проблем.

– Аластар бы не сомневался, – фыркнула Сина.

– Да?

– Сначала крепко схлестнулся бы с Херевардом. Ты сам знаешь, как он это умеет…

О! Еще как! Одна только Меллинтан ведала, как он добивается у солдат этой слепой веры в себя – безжалостного делателя вдов и сирот. Он никогда не считался с потерями, никогда не останавливался перед препятствиями, словно их не существовало в природе.

– Ты не видела отца на шканцах, – вздохнул Идгард. – Кажется, что он зрит будущее.

Впалые щеки Сины в сумерках отливали мраморной белизной, как у статуи. Впрочем, она почти что окаменела. Известно же, что у Истины взгляд василиска.

– Так оно и есть. В некотором смысле, – молвила она, льдисто хрустнув каждым словом. – Если заранее все спланировать и много раз повторить каждый ход…

Губы княжны онемели, будто обожженные собственным горячим дыханием. Как же она сразу не догадалась?! В конце концов Сина Эск порождена была от Аластаровых чресел, чтобы в должной мере унаследовать его мыслительные способности. Стоило лишь спросить себя: «А каков бы оказался твой план, задумай ты разом избавиться от всех?», – и ответ пришел сам.

Они с Идгардом несколько мгновений смотрели друг на друга, потрясенные дерзкой задумкой хитроумного князя. А потом его наследник не выдержал и расхохотался:

– Скажи мне, Сина, не как дочь Эска, а как диллайн, скажи – как… как его можно не любить? Он – великий человек!

Сказал почти с нежностью. И сразу почувствовал одновременно и облегчение, и радость, и возбуждение. Дико прозвучит, но Аластар Эск наконец-то признал в сыне равного – соперника, мужчину, воина. С детьми не воюют, против несмышленышей не сплетают смертельную сеть интриг.

«Меллинтан, я больше не Совенок!» – ликовал мысленно Идгард.

– А еще в тебе говорит шурианская кровь, раз ты способен так искренне восхищаться негодяем, – снисходительно ответствовала княжна. – Но ты прав. Аластар – сама воплощенная в плоть Одержимость Властью. Как диллайн – я восхищена, как твоя сестра – в ярости. А как урожденная Эск – даже вообразить себе не могу, что нам теперь делать. А ты?

– Я, сестричка, буду старшего брата выручать. Он бы меня не бросил в беде, – лукаво улыбнулся Идгард.

«И все же ты – не Аластар, – подумалось Сине. – И это самая лучшая новость и для меня, и для Файриста, и… для всех детей Меллинтан».

Касание божественных крыльев было подобно огненному ветру или вспышке тысячи солнц. Чудилось – волосы трещат от жара, а каждый вдох превращает легкие в угольки. И свет… Свет внутри и снаружи, под слезящимися веками, в раскрытом для крика рту, во чреве и костях.

«Меллинтан, Которая Свет! Пощади!»

И когда к глазам вновь вернулась способность видеть, когда высохли слезы благоговения, Сина увидела на стремительно темнеющем небе четыре луны – золотую, белую, сизую и алую.

Ноги не удержали княжну, она опустилась на колени прямо в снег, завывая по-ролфьи в голос от острейшего предчувствия, что дни Одержимости сочтены.

Как объяснить непосвященному, что такое быть стрелой, пущенной сильной и умелой рукой, лететь к цели без возможности свернуть с пути намеченного, без права остановиться, без воли измениться? Кому поведать о своей душе, вечно охваченной мукой неудовлетворенности и томлением?

Алая луна взошла, как знак Избавления для диллайн. По-другому и быть не могло.

Грэйн

Посвященная Локки капитан эрна Кэдвен Грэйн терла глаза кулаком, безжалостно щипала себя то за руку, то за ляжку и кусала губу, уже и без того истерзанную клыками. Но несмотря на то, что все эти действия ролфийка производила с должным тщанием и одновременно, безумие не отпускало ее. То есть совсем. Так жутко Грэйн не было еще никогда в жизни. Несчастная пересчитывала луны на ночном небосклоне – и раз за разом у нее выходило – четыре! Хоть ты тресни, хоть череп сама себе раскрои или вспори себе брюхо, а все равно – четыре! Не три, как испокон веков положено, не две и не одна, а именно четыре.