Плохие намерения

Никто не действовал на меня так, как Лили. До нее я редко испытывал желание, а теперь, когда я побывал внутри нее и растянул ее тугую, девственную маленькую киску так, чтобы она идеально подходила мне, ее тело было единственным, что меня возбуждало. Я узнал о похоти, поклоняясь ее алтарю, и она была единственной, кого я видел, хотя гнев наполнял меня каждый раз, когда я смотрел на нее, и даже несмотря на то, что она ненавидела меня в ответ.

— Что ты не хочешь, чтобы я видел, Жучок?

На ее челюсти дрогнул мускул, но она прикусила язык, оставив меня без ответа.

— Ты нарушала мои правила? Помни, я не делюсь своими вещами.

— Я не твоя, Кейден. Думаю, последняя неделя сделала это довольно очевидным.

Я пожал плечами.

— Не для меня.

Ее рот растянулся в невеселой улыбке.

— О, правда? Значит, ты всегда относишься к своим вещам как к дерьму?

— Нет, – пробормотал я, опуская телефон и позволяя ей взять его. Она все еще была так близко, что я чувствовал ее дыхание на своих губах. — Я всегда ломаю их. Будь благодарна, что я еще не сломал тебя, Веснушка.

Она сглотнула, и мой взгляд упал на ее красивую шею. За последние несколько дней я достаточно пофантазировал о том, как придушу ее, но теперь, когда я был так близко к ее хрупкому горлу, мне захотелось оставить отпечатки своих пальцев на ее кремово-белой коже; не для того, чтобы причинить боль, а чтобы оставить метку – клеймо собственности на всеобщее обозрение.

— Кто сказал, что ты уже этого не сделал?

Ее мягкие слова немного ранили, когда вонзились в меня своими когтями. На одно блестящее мгновение она позволила мне увидеть ее боль, и это украло моё дыхание.

— Тот факт, что ты думаешь, что огласка маленького грязного дневника сломала тебя, только дает мне идеи на будущее, Жучок. Аккуратней, – поддразнил я ее… или это было предупреждение? Может, и то, и другое. Я не мог сказать наверняка. Я не планировал встречаться с Лили сегодня вечером и уж точно не планировал разговаривать с ней, и все же за последние десять минут я испытал больше счастья, чем за всю неделю. Игра с едой всегда была моим хобби, а теперь, когда Лили была моим ужином, это доставляло мне бесконечное удовольствие. Она была самым захватывающим человеком, которого я когда-либо встречал. Нахождение рядом с ней успокаивало что-то во мне. То напряжение, которое всегда кипело, когда ее не было рядом.

Между нами завибрировал ее телефон, и она подпрыгнула. Мне стало любопытно, была ли она так же потеряна в наваждении между нами, как и я. Ничто в мире не могло сравниться с волшебством, которое возникало, когда Лили была в пределах досягаемости.

Она посмотрела на телефон, и, не успев остановить себя, я опустил взгляд, чтобы мельком взглянуть на сообщение,

Папа: Нам нужно поговорить. Едь домой.

Точно, отравленный дротик, который я выпустил перед тем, как отправиться на ужин, уже летел в нее. Лицо Лили побледнело, ее глаза расширились и каким-то образом стали еще ярче на фоне ее бледности.

Она подняла на меня глаза, прикусив полную губу своими белыми зубками.

— Похоже, дорогой папочка узнал о Калифорнии.

От моих слов ее щеки покраснели еще сильнее. Зеленые глаза впились в мои, обвинение было выгравировано в этих лесных глубинах.

— Когда-то ты должна была сказать им... похоже, это время настало, – указал я ей.

— И ты просто должен был решить это за меня?

Я пожал плечами.

— Чего ты ждешь? С каждым днем будет только труднее. Неужели тебе приятно лгать?

Моя атака лишила ее дара речи. Ее глаза заблестели. Лили была зла и расстроена одновременно. Она могла вступить в гребаный клуб.

— Я не лгу им.

— Звучит так, будто лжешь. Ты хоть представляешь, как усердно твой отец работает, чтобы попасть в УХХ… ради тебя?

— Это не единственная причина, – пробормотала она.

— Но основная, и ты это знаешь.

— Ладно, но, может, я не хочу, чтобы он это делал.

Я усмехнулся.

— Я знаю, что не хочешь. Я читал твой дневник, помнишь? Главный вопрос в том, когда ты наберешься смелости и скажешь им правду? Когда ты перестанешь быть такой гребаной трусихой? Это не преступление – хотеть немного пространства… если только не от меня.

Она усмехнулась, выражение ее лица стало жестче.

— Ты так любишь правду, но тебе ненавистна мысль о том, что я рассказала всем правду о тебе, – отметила она.

Моя ухмылка превратилась в оскал.

— Наконец-то решила признаться?

Она издала горький смешок.

— Мне все равно, что ты веришь в это. Я оставила попытки достучаться до тебя. Мне официально плевать на то, что ты думаешь, делаешь, чувствуешь – на всё из этого.

Ее слова били, как камни, по моим слабым щитам. Никто так не беспокоил и не выворачивал меня наизнанку, как эта девушка. Она знала, на какие кнопки нажимать.

Мы уставились друг на друга, загнанные в тупик.

— Лучше поторопись домой. – Мой голос мог бы разрезать лед.

Она отстранилась, и от потери ее близости по коже пробежал холод. Лили выпрямилась, избегая моего взгляда и обошла стол, чтобы запихнуть тетради в сумку. Я молча наблюдал за ней.

Она замерла, прежде чем выйти из кабинки.

— В этом все дело? Ты просто привык ломать свои игрушки?

У меня вырвался грубый смех.

— Разве ты не сломала меня первой? Я просто возвращаю должок.

Лили медленно покачала головой, в ее глазах была такая печаль, что мне было трудно выдержать ее взгляд. Она наклонилась ко мне, опираясь рукой на столешницу. Ее волосы водопадом рассыпались по плечам, обдавая меня тонким ароматом духов. Это был тот самый притягательный запах с ее футболки, с которой я спал каждую ночь.

— Однажды ты поймешь, насколько ты ошибался. Ты поймешь, что я никогда не предавала тебя и всегда хотела для тебя самого лучшего, но к тому времени будет слишком поздно. Единственный человек, которому ты открылся, уйдет навсегда.

— С чего ты взяла, что ты единственный человек, которому я открылся? – бросил я вызов, но это были пустые слова. Мы оба знали, что она права.

Лили улыбнулась, и это было разрушительно красиво.

— Возможно, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы ранить, Кейден, лучше, чем кто-либо другой, но не забывай, что я тоже тебя знаю.

Я наклонился к ней, оказавшись прямо перед ее лицом, так близко, что искушение поцеловать ее вызывало физическую боль. Господи, как же я скучал по ней. Я скучал по ее прикосновениям, по ее телу. Больше всего я скучал по ее улыбке. Ничто не могло заставить меня чувствовать себя так, как Лили, одной своей улыбкой. Когда она улыбалась мне, я был непобедимым. Достойным спасения.