Плохие намерения

— Лили, – начал я и дернулся, когда она приложила палец к моим губам. Ее кожа была такой мягкой, что мне захотелось поцеловать ее.

— Не надо. Я просто дразнила тебя. После сегодняшнего вечера... давай просто оставим прошлое в прошлом. Сейчас это не имеет значения.

— Как ты можешь так говорить после того, что я сделал?

— То, что ты сделал, было ужасно, мы оба это знаем… но это заставило меня взглянуть в лицо некоторым суровым истинам, и сейчас я не жалею об этом.

Я наклонился, чтобы посмотреть на нее. Она не отводила взгляда с раны, протирая ее ватными дисками, смоченными в чистящем растворе.

— Серьезно? – Я был удивлен.

Она кивнула.

— У меня был лучший разговор с родителями за всю мою жизнь, и в конце концов он произошел благодаря тебе.

Я облегченно усмехнулся.

— Полагаю, мне следует сказать «не за что».

Она надавила диском на рану чуть сильнее, ее зеленые глаза встретились с моими.

— Не перегибай.

У меня вырвался смешок. Как я мог смеяться, когда последние несколько часов были одними из худших в моей жизни? Я понятия не имел. Знал только, что чувствовал себя лучше, чем когда-либо, сидя здесь с Лили, пока её улыбка украшала мое недостойное лицо.

— Благодаря тебе я смогла честно рассказать родителям о своих желаниях.

— Ты о переезде в Калифорнию? – не удержался я от вопроса.

Она промычала что-то в знак согласия, и я хотел надавить на нее еще, но она не дала мне шанса.

— Думаю, мы здесь закончили, ну, насколько это вообще возможно.

Она подобрала окровавленные ватные диски и положила их в металлическую миску, а затем обошла меня сзади, чтобы выбросить их в мусорное ведро.

Я слышал, как она прошла до мусорного бака, а затем полпути обратно, прежде чем шаги внезапно прекратились.

Точно. Я так отвлекся, что снял футболку, даже не подумав о спине.

Слово, которое оставили мне Катлеры, чтобы я никогда не забыл о них. Не то чтобы это было секретом для Лили.

Она молчала, не двигаясь.

Я взглянул на нее через плечо.

— Все в порядке. Ты ведь уже видела его, верно?

— Нет. Я же говорила тебе… я никогда по-настоящему не видела твой шрам, – тихо сказала она.

Черт. Я сгорбился, внезапно почувствовав себя уязвимым. Неужели она не рассмотрела его тогда? Теперь ее реакция стала самой важной вещью в моей жизни.

Было так тихо, что я был уверен, что она слышит, как колотится мое сердце.

А затем прикосновение, такое легкое, что я засомневался, не почудилось ли мне. Словно касание ангела, ее палец провел по слову.

ЧЕРВЬ

Она очертила каждую букву, и я позволил ей. В конце концов, я был у нее в долгу. Я поделился ее секретами со всем миром; было только справедливо открыть ей свои.

— Они были моей первой приемной семьей, которые взяли меня после смерти мамы. Те, что погибли в пожаре. – Я сделал долгий, успокаивающий вдох. — Пожаре, который устроил я.

Тишина была оглушительной. Я мог бы чувствовать себя неловко прямо сейчас. Находиться на виду должно было быть мучительно, но все было наоборот. Казалось, что с меня свалился тяжелый груз, когда я признался в своих грехах перед единственным судьей, который имел для меня значение.

— Когда тебе было восемь, – наконец сказала Лили.

Я кивнул, и мое сердце сжалось от сострадания в ее голосе.

— Когда мне было восемь, да. Я убил двух человек.

— Не думаю, что назвала бы их людьми. – Ее голос был твердым, когда она обогнула меня, ее рука оторвалась от слова и появилась передо мной. Зеленые глаза блестели, а идеальные ресницы склеились. Ее щеки были мокрыми.

Она плакала.

Плакала по мне.

— Это не твоя вина, Кейден. Они получили то, что заслужили, – прошептала она, и по ее щеке скатилась длинная слеза.

Я потянулся, смахивая соль большим пальцем. Теперь она была совсем близко, ее стройное тело уютно устроилось между моих бедер. Так близко, что я чувствовал божественный аромат ее кожи, даже сквозь антисептик и кровь.

— Не плачь по мне. Я не заслуживаю твоих слез, и мы оба это знаем. – Мой голос был хриплым шепотом.

Она покачала головой.

— Может, ты нет, но тот восьмилетний мальчик заслуживает.

Я обхватил ладонями ее лицо, чувствуя острую необходимость поцеловать ее. Смахнул слезы с ее кожи, описывая нежные круги по щекам.

— Он ушел. Не беспокойся о нем, – заверил я ее.

Она снова покачала головой и положила руку на мою обнаженную грудь, прямо над сердцем.

— Не ушел. Он здесь… будь к нему добрее, ладно?

Я не мог больше ждать ни секунды. Ее было слишком много, и она видела меня слишком ясно. Я наклонился и прижался губами к ее губам – целомудренный поцелуй, учитывая все, что мы делали вместе, – но это было так интимно, как я никогда не испытывал раньше. Никто из тех, кто когда-либо по-настоящему видел меня, никогда не хотел меня. Никто, кроме нее.

Она отстранилась, когда поцелуй стал глубже.

— Мне нужно перевязать тебе бок. Тебе повезло, нож вошел не слишком глубоко.

Лили отошла, и потеря ее мягкости была подобна физическому удару.

Она взяла со стойки еще одну миску и поднесла ее ко мне. Внутри лежали марля и скотч.

— У тебя хорошо получается, – заметил я, пока она перевязывала мой бок.

Она пожала плечами.

— Я работаю здесь уже много лет и хорошо запомнила основы… ну, основы работы с животными, но все же.

— Ты называешь меня животным? – поддразнил я ее, но она вздрогнула, и я понял, что она вспомнила слово на моей спине, которое вырезалось из раза в раз на теле испуганного мальчика.

— Ты поэтому так расстроился… когда я назвала тебя паразитоидом? – тихо спросила она.

Я кивнул.

— Думаю, это попало слишком близко к цели, хотя ты не могла знать.

— Если бы я просто назвала тебя придурком, как нормальный человек ... возможно, между нами все было бы по-другому. Мы были бы просто незнакомцами друг для друга. Людьми, живущими по соседству… наши миры пересеклись бы, но никогда не столкнулись.

Она похлопала по аккуратной сухой повязке, которую наложила на мою рану.

Я схватил ее за запястье, прежде чем она успела отвернуться.

— Нет, ты ошибаешься. Нам с тобой было суждено стать не просто незнакомцами. Мы всегда должны были стать чем-то большим. Мы были рождены, чтобы столкнуться.

Она уставилась на меня, ее зеленые глаза были такими же яркими, как всегда. Я хотел забрести в этот милый, спокойный лес и жить там вечно. Затем она зевнула, и я понял, насколько она, должно быть, устала.