Площадь Согласия. Книга 1
Шрифт:
И все же к концу дня Тамаре удалось снова собраться и, несмотря на то что на завтра почти ничего не задавали, отправиться в читальный зал. Закончив оформление реферата по философии, который надлежало сдать только лишь на следующей неделе, она взглянула на часы, вздохнула и, сложив в дипломат вещи, вышла за дверь.
Проходя мимо неосвещенной лестницы, ведущей прямо к старому актовому залу, Тамара вдруг уловила краем уха смех и приглушенную музыку. Замедлив шаг, она остановилась у широких, ведущих наверх ступеней.
— Ну, и чего ждешь? — послышалось из темноты.
— Мишка, ты, что ли?
— Я.
— А что ты здесь делаешь?
— Тебя жду.
— А если бы я не пришла?
— Но ведь пришла же! Пойдем, мне без тебя туда нельзя, — вынырнул из темноты Трушкин и, перехватив у нее дипломат, легонько подтолкнул в спину.
«Разве что посмотреть», — оправдываясь перед собой, шагнула она на ступеньку.
— А вот и мы! — распахнув дверь, во всеуслышание объявил Мишка.
На скупо освещенной сцене стояли человек
— Здравствуйте, — поднялась навстречу девушка, которую она несколько раз видела на сцене во время студенческих вечеров и капустников. — Я — культорг факультета и зовут меня Лариса…
— Я знаю. Но я…
— И мы о вас знаем, нам Миша все уши прожужжал! Сейчас сделаем небольшой перерыв и, если вы готовы, с удовольствием вас прослушаем. Микрофоны включены, инструмент, — она показала рукой в направлении ряда, где торчали грифы гитар, — выбирайте любой. Не бойтесь и не стесняйтесь, все мы здесь — великие самодеятельные артисты.
— А я и не боюсь, — как можно более уверенно ответила Тамара, хотя в коленях чувствовалась легкая дрожь. — Но мне нужно распеться. Минут десять.
— Конечно, — ободряюще улыбнулась Лариса и, хлопнув в ладоши, прокричала: — Ребята, взяли тексты и освободили сцену. Миша, помоги с микрофонами.
Один за другим студенты, среди которых Тамара узнала и Скороходова, точно поверженные мишени, свалились со сцены в зал и расселись прямо на полу. Пока Трушкин устанавливал микрофоны, она стояла в уголке сцены и, прислушиваясь к звучанию гитары, распевалась.
— Я готова, — произнесла она наконец и вышла в центр.
«Как в детстве, — мелькнуло у нее. — Снова слепит свет и не видно лиц в зале».
— «Призрачный мой роман», — негромко объявила, провела пальцами по струнам, и тут же зал наполнили звуки печальной мелодии.
Призрачный мой роман Канул в пучину дней. Могу о нем вспоминать — И мне не станет больней. Могу его домечтать. В том нету ничьей вины — Фантазий немощный плод Зачах среди тишины. Ни в чем тебя упрекать Не буду. И даже впредь Смогу, спокойно дыша, В глаза твои посмотреть. Ни радость и ни печаль. Ни давящую тоску, Ни бесконечную даль Я больше в них не найду. При встрече меж суетой Нам нечего будет сказать — Мне легче побыть одной, Чем вместе с тобой молчать. В мечтах я была с тобой, Но жизнь не переиграть, И мне не придется терпеть, Когда ты мне станешь лгать.— Ты почему так долго прятал это чудо? — нагнулась к Мишке Лариса, пока шел проигрыш между куплетами.
— Да я сам ее в первый раз осенью услышал! Хороша, правда?
— Да это готовый номер! — убежденно прошептала та в ответ.
Прощай. Передай привет Далекой страны облакам, Всему, что дарило свет, Всему, что осталось там. Прощай. Передай привет Далекой страны облакам — Любовь, что дарила свет, Навеки осталась там…— Молодец! Умница! — захлопала в ладоши Лариса. — А есть еще что-нибудь? Повеселее?
— Можно и повеселее, — улыбнулась Тамара. — Есть такая глупая песенка, мы
ее на турслете сочинили. Однажды вечером — все было в турпоходе — Зажгли костер, ночлег устроили, вздохнули, Устали очень, сголодались на природе И в рюкзаки свои в надежде заглянули. Все как один в одну секунду онемели: Где колбаса? Ведь мы ее еще не ели. И тут раздалось — кар-р-р! Гостей не ждали, гостей не звали, Но только вверх мы дружно головы подняли — А на ветвях и колбаса, и булки с сыром, И мы на сыр теперь тот молимся всем миром.Через минуту сначала Мишка, а за ним еще пара ребят вскочили на сцену и, размахивая импровизированными крыльями, стали изображать стаю ворон. Кто-то схватил гитару и, подобрав немудреные аккорды, присоединился к Тамаре у другого микрофона.
— Ворона… Белая ворона, — осененная идеей, прошептала Лариса.
А мы кричали, а мы визжали. А мы под деревом чего ни вытворяли, Надменный зритель лишь взирал самодовольно, А нам, голодным, так было больно!Забавная песенка сделала свое дело, и все, кто находился в зале, стали от души дурачиться. Веселилась и Лялька Фунтик с подружками.
Ну что за птица? Как ей не стыдно! Устали, выдохлись — и стало так обидно. Пока паршивка сверху наш концерт смотрела, Всю колбасу и сыр благополучно съела…— Ленская, что у вас творится?! — донесся из глубины зала громовой бас. — Вы что, собираетесь весь этот бардак завтра показывать?
В одно мгновение все на сцене замерли и стало тихо.
— Петр Викторович, — стала оправдываться Лариса. — Это просто импровизация во время перерыва.
— Да ваша импровизация на весь институт гремит, а в аудиториях вечерники занимаются! Крапивина?! — Казалось, декан не мог поверить собственным глазам. — И вы исполняли эту глупость?!
Ребята на сцене как по команде подскочили к смущенной Тамаре.
— Никакая это не глупость! — дружно запротестовали они.
— А что же тогда? — с издевкой уточнил Кравцов. — Что-нибудь приличное вы можете исполнить?
— Могу… Романс, — прозвучал в тишине Тамарин голос.
— Значит, романс? Ну ладно, — согласился Петр Викторович и демонстративно уселся на сиденье во втором ряду. — Слушаю. Я вас очень внимательно слушаю, Крапивина.
Все остальные незаметно покинули сцену, а через секунду из динамиков полилась совсем другая мелодия.
В огне свечи сгорает дивный вечер И след неясный оставляет на стене, Который ускользающим сознаньем Читается едва. И в тишине Немые, неозвученные фразы, Признания ошибок. Наяву Приходит запоздало покаянье И стоном отзывается в мозгу. И правда, не воспринятая ране, Холодной ночью не дает уснуть, И душу жжет безжалостное пламя — Того, что было, больше не вернуть. Свеча все меньше. Дуновенье ветра. Исчезли тени в темноте ночной. На землю тихо оседает пепел, Оплаченный немыслимой ценой. На землю тихо оседает пепел Любви, сожженной пламенной свечой…