Пляска на бойне
Шрифт:
— Говорит. О том, что он отмывает какие-то деньги.
— А Эф-би-си-эс — что-то вроде прачечной. Как, для кого и в каких масштабах — на эти вопросы я ответить не берусь. — Он налил себе водки. — Не знаю, принесет ли тебе это хоть какую-нибудь пользу, Мэттью. Про Ричарда Термена мне узнать вообще ничего не удалось. Если он и нанял каких-то подонков, чтобы они связали его и замучили его жену, то либо ему попалась уж очень молчаливая пара, либо в их гонорар входил билет в Новую Зеландию, потому что про них ничего не слышно.
— Это похоже на правду.
— Да? — Он залпом выпил свою «Столичную». — Надеюсь, то, что
— Я могу выходить и прямо в город, — сказал я. — А они записывают, что мне передать.
— Конечно, только я не люблю ничего передавать, если можно обойтись. Я бы посоветовал тебе узнать что-нибудь еще про Стетнера, но, возможно, это окажется не так-то легко. Он старается держаться в тени. Что это у тебя?
— Я думаю, его портрет, — сказал я и развернул рисунок. Красавчик Дэнни взглянул сначала на рисунок, Потом на меня.
— Ты уже знал про него, — сказал он.
— Нет.
— Ну да, у тебя в кармане пиджака совершенно случайно оказался его карандашный портрет. Господи, да он же подписан! Умоляю, скажи мне, кто этот Реймонд Галиндес?
— Будущий Норман Рокуэлл [34] . Это Стетнер?
— Не знаю, Мэттью. Я его в глаза не видел.
— Ну, значит, тут я тебя опередил. Я его хорошо рассмотрел. Только тогда еще не знал, на кого смотрю. — Я снова сложил портрет и спрятал его. — Никому ничего пока не говори, — сказал я, — но если все пойдет, как надо, то ему придется долго-долго просидеть взаперти.
34
Рокуэлл Норман (1894-1978) — известный американский художник-иллюстратор.
— За отмывание денег?
— Нет, — сказал я. — Этим он зарабатывает на жизнь. А сидеть он будет за свое хобби.
Домой я шел мимо церкви Святого Павла. Когда я проходил там, было девять тридцать, и я зашел, чтобы посидеть на собрании последние полчаса. Взяв чашку кофе, я уселся в заднем ряду. В передних рядах я заметил Уилла Хейбермена и представил себе, как я рассказываю ему обо всем, что произошло. «В том фильме, что вы мне дали посмотреть, Уилл, роль Резинового Мужчины играл, как нам стало известно, Берген Стетнер. В роли инженю выступал молодой парнишка, новичок. Его сценический псевдоним — Счастливчик. Насчет Кожаной Женщины мы пока еще мало что знаем, но не исключено, что ее зовут Челси».
Это было имя, которое Термен обронил в тот вечер. «Кто это? Челси? Да она просто шлюха, друг мой. Можете мне поверить». Я готов был поверить, только я все больше и больше сомневался в том, что девица, которая расхаживала по рингу с цифрами на плакатах, была той самой женщиной в маске и кожаных брюках.
Я не вслушивался в то, что говорилось на собрании. Там что-то обсуждали, но я пропускал все мимо ушей. Голова у меня была занята совсем другим. И в этот церковный подвал я пришел не затем, чтобы что-то услышать, а чтобы несколько минут посидеть спокойно.
Не дождавшись конца, я тихо вышел и вернулся к себе с двухминутным запасом. Наступило десять часов, но ничего не произошло. Пять минут одиннадцатого
телефон зазвонил, и я схватил трубку.— Скаддер слушает, — сказал я.
— Вы знаете, кто это говорит?
— Да.
— Не называйте моего имени. Просто скажите, откуда вы меня знаете.
— По «Парижской зелени», — ответил я. — И по другим местам тоже.
— Да, правильно. Я не знаю, сколько вы выпили в тот вечер и много ли можете вспомнить.
— У меня отличная память.
— У меня тоже, и, честно вам признаюсь, иногда мне хочется, чтобы она была похуже. Вы детектив.
— Правильно.
— С лицензией? Вас можно найти в справочнике?
— Нет.
— Вы работаете на какое-то агентство. Вы показывали мне карточку, только я не запомнил названия.
— Я у них внештатно. Чаще действую самостоятельно.
— Значит, я мог бы нанять вас прямо, а не через это агентство?
— Да, — сказал я, — могли бы.
Наступила пауза — он размышлял.
— Дело вот в чем, — сказал он. — Кажется, я попал в беду.
— Я понимаю, почему вы так думаете.
— Что вам обо мне известно, Скаддер?
— То же, что и всем.
— Вчера вечером вы не знали, как меня зовут.
— Это было вчера.
— А сегодня — это сегодня, да? Послушайте, я думаю, нам надо поговорить.
— Я тоже так думаю.
— Но где? Вот в чем вопрос. Только не в «Парижской зелени».
— А что, если у вас?
— Нет. Нет, думаю, это не годится. Где-нибудь в общественном месте, но там, где меня никто не узнает. Все места, какие приходят мне в голову, не годятся, потому что туда я хожу постоянно.
— Я знаю такое место, — сказал я.
Он сказал:
— Действительно, это идеальное место, никогда бы о нем не подумал. Это, если я не ошибаюсь, любимое заведение всех ирландцев, кто живет тут поблизости, верно?
— Можно и так сказать.
— Мой дом всего в нескольких кварталах, но я и представления о нем не имел. Да я, наверное, каждый день проходил мимо и ни разу его не замечал, представляете себе? Прямо какой-то другой мир. Посмотрите, какие тут собираются приличные люди, сплошь честные трудяги, настоящая соль земли. И потом, этот обитый жестью потолок, и кафельный пол, и мишень для дартс на стене. Просто замечательно.
Мы сидели, конечно, в «Грогане», и я подумал — интересно, приходило ли до сих пор кому-нибудь в голову назвать его владельца солью земли и честным трудягой? Тем не менее это место нам как будто вполне подходило. Здесь было тихо и почти пусто, и вряд ли здесь появится кто-нибудь из знакомых Термена.
Я спросил, что он будет пить. Он сказал, что, наверное, пиво будет лучше всего. Я подошел к стойке и взял бутылку «Харпа» и стакан кока-колы.
— Ты опоздал, — сказал мне Берк. — Босс был здесь час назад. Он сказал, что вчера засиделся с тобой до утра.
Я вернулся к столу. Термен заметил, что я взял себе кока-колу.
— Вчера вы пили что-то другое, — сказал он.
— А вы — то, что лучше забирает.
— И не напоминайте. Дело в том, что обычно я пью не так уж много. Мартини перед обедом, может быть, еще пару бутылок пива. А вчера вечером перебрал. Даже не помню, что я вам наговорил. И что вы теперь знаете.
— Больше, чем вчера вечером.
— А вчера вечером знали больше, чем хотели показать.
— Не лучше ли вам просто взять и рассказать, что вам так не дает покоя?