По обе стороны любви

Но как могли легкомысленные причуды супруги, хотя и чтимой всеми за красоту и знатность, прийтись по вкусу почтенному синьору Пьетро Мореска? — вот над чем ломали свои украшенные шелковыми чепцами головы престарелые кумушки. По всему видно, что дело тут не обошлось без приворотного зелья! А иначе с чего бы вздумалось синьору приору приглашать в дом беспутного Анджело Торнезе, именующего себя учеником прославленного мастера кисти, самого мессера Чимбауэ, и приказывать тому расписать верхний этаж палаццо, словно купол собора? Да ведь всей Флоренции давно известно, что этот святотатец был изгнан из дома великого художника, ибо вместо прославления великих дел Творца, не обделившего его талантом, повадился транжирить свой дар на изображение низких, убогих, ничем не примечательных смертных!

И вот теперь, если верить старухе Брунеллески, громадное лицо хозяйки занимает почти всю парадную стену и бесстыдно улыбается каждому входящему в верхний зал!

Глава 8

— Совсем раздружилась ты с головой, подруга, вот что я тебе скажу, — высказалась Светлана и оглядела Веронику в соболезнующем недоумении.

Подумала и добавила:

— Хотя чего удивляться! Вот где-то в развитой стране, я читала, учителя после семи лет работы не допускаются к свидетельским показаниям.

Все произносимое в учительской звучало совсем по-другому, чем в коридоре. Симметрично расставленные столы, мощный фикус в углу и аккуратно собранные в складки кружевные маркизы на окнах как будто придавали каждому слову легкое эхо. А может, наоборот, — подтверждали все сказанное уважительным безмолвием.

А может, просто в тишине урока здесь был четче слышен любой звук.

Вдруг Вероника заплакала. Слезы полились ни с того ни с сего — будто труба прорвалась, так что она сама изумилась и даже испугалась, поскольку такого с ней на рабочем месте ни разу не случалось.

Светлана тоже изумилась, а потом всполошилась.

— Ну ты чего, в натуре? — засуетилась она, отрывая Вероникины руки от лица и подсовывая ей бумажный носовой платок. — Счас же явится кто-нибудь! И на урок зареванная пойдешь? Прям как маленькая, честное слово… Я ж для твоей же пользы! Кто вообще в наше время пишет? Зачем?! Ты как на Луне живешь, ей-богу! Кругом компьютеры, видео! Ну, я еще понимаю — детектив или там триллер, в дороге почитать куда ни шло… И что тебе вообще в голову ударило?

В коридоре послышались каблучный перестук и голоса. Вероника поспешно высморкалась.

— Еще эротика в крайнем случае, — зашептала Светка, косясь на дверь. — В подарок могут взять, если в красивой обложке. Так ты ж такое не потянешь!

— Почему это не потяну? — осведомилась Вероника и устремила на подругу красные глаза.

Светлана развела руками и воздела глаза кверху.

Вероника продолжала недоумевающе хлопать мокрыми ресницами.

— Ой, ну ты спросишь тоже! — наконец фыркнула Светка. — Как бы тебе объяснить? Ну, ты у нас женщина вся из себя положительная, благонравная… только отсталая малость. Лет так примерно на двести! Вот при крепостном праве, к примеру, тебе б цены не было! При купце Калашникове…

— Но я же не нарочно! — одновременно со стуком распахнувшейся двери взмолился нежный голосок, и физкультурница Людочка, вся в бело-голубом, стройная, как лыжница из рекламы жвачки «Орбит», впорхнула в учительскую.

— Так что из этого? Вами исправлено одиннадцать оценок. Одиннадцать! — прокурорским голосом вымолвила завуч, держа Людочку под локоть крепкой рукой и ведя ее, как конвоир, к журнальным ячейкам. — И это только за первую четверть. А точнее, за первый месяц! Полюбуйтесь! — И, как фокусник, мгновенно вытащила и открыла журнал.

— Но, Татьяна Сергеевна! — опять взмолилась Людочка и отшатнулась.

— Нет уж, вы не отворачивайтесь! — неумолимо подступала к ней завуч. — Вы вообще-то в каком состоянии берете журнал?

— Я?.. В каком смысле? — Хорошенькое Людочкино личико пошло пятнами.

— В самом прямом, дорогуша! Я вам на будущее горячо советую: если чувствуете, что у вас сегодня спад интеллектуальной активности — не трогайте журнал вообще, я вас очень прошу! И даже из спортзала в этот день не выходите.

Людочка безмолвно рисовала в воздухе руками какие-то разводы. Выглядело это грациозно, как в балете.

Вероника украдкой кивнула ей ободряюще: мол, обойдется!

И тут же грянуло металлическое:

— А вот вас, Вероника Захаровна, я бы попросила выбирать выражения при общении с родителями! А то входишь в учительскую — что такое? Сидит какая-то мамаша, в шортах, развалясь, нога на ногу, журнал полистывает да еще и жвачку жует. А учительница перед ней навытяжку в чем-то оправдывается! Она в вас хоть не плюнула своей жвачкой?!

— Что вы, Татьяна Сергеевна! И не оправдывалась я, а просто… ну…

— Просто умоляли ее чуть не на коленях: «А может быть, все-таки сможете?» Что это вы там выпрашивали, интересно, — окно помыть? Да чтобы она что-нибудь смогла, ей надо ультиматум поставить: «А иначе забирайте документы, и точка!» Да она всю школу должна генералить раз в неделю за то, что мы ее бандита который год по пять часов в день терпим!

Стул под Светкой предательски скрипнул.

И тотчас в ее сторону раздалось:

— Кстати, заодно и вы, уважаемая Светлана Петровна, поработайте над лексиконом. А то воспитательная работа, нечего сказать — кричите на уроке на весь коридор: «Какого ты здесь торчишь, когда у вас контрольная!» Все-таки, может, стоит подумать и о чувстве собственного достоинства!

И далее при оцепенелой тишине все выслушали щелчок двери и удаляющийся цокот начальственных каблучков.

— Между прочим, чувство собственного достоинства — категория сословная, — спустя минуту сообщила Светлана в сторону двери.

Все медленно очнулись от оцепенения.

— Ну и что? К чему это? — вяло поинтересовалась Вероника.

— Да так, обществознание… А вообще-то, коллеги, я вам так скажу: дергать надо в Арабские Эмираты, вот что!

— В Эмираты? Зачем? — удивились в один голос Людочка с Вероникой.

— А затем, красавицы мои, что там эмират. Э-э-ми-и-рат! Шикодам, шикодам! — пропела Светлана и, поднявшись, прошла к окну, игриво покачивая бедрами.

Приоткрыла окно, выглянула и протяжно вздохнула.