По рукам и ногам

Марко поймал меня за руку.

– Убив его, мы спасем сотни человеческих жизней! Я сейчас не могу рассказать тебе всего… Прости. Так ты такая же, как все. Тебе тоже только поводок нужен. Я догадывался, через некоторое время все наложницы такими становятся. Не думай, я не в обиде.

– Да я не… – аж воздух в груди застрял. – Кэри мне не нравится, даже как человек. Но… Слушай, Марко… – голос вдруг стал тихим-тихим, словно испуганным. – А если я соглашусь, поможешь мне сбежать в Витто? Чтобы потом из одних рук попросту в другие не перейти. Я настолько ненавижу поводок, что боюсь сильнее его натянуть. Поможешь мне?

Парень молча серьезно кивнул.

– Я дам тебе несколько дней подумать, в течение которых не буду появляться в твоей жизни.

– Хорошо, – я застегнула тонкую свою ветровку на молнию, потому что стало совсем уж зябко. – И… не нужно меня провожать…

Он подумал, что меня беспокоит возможное наказание. А меня беспокоило куда больше вещей, включая то, что на земле останутся люди, которым Кэри был дорог и которым я никогда больше не смогу взглянуть в глаза.

А наказание меня совсем не трогало.

– Одно из двух: ты дома не появляешься, потому что боишься меня потеснить, либо потому что на дух не переносишь, – Алисия перекатилась на живот и, подперев ладонями подбородок, внимательно, с несвойственной для нее серьезностью глянула на хлопнувшую дверь и только что вошедшую, изрядно встрепанную ветром меня. – Кэри сказал, что это может быть из-за Генриха, но ты не волнуйся, Генриха уже с обеда как нет, братец позвонил, и он сорвался срочно.

Она лежала на густейшем ковре, который я про себя вчера еще успела прозвать утопайкой и всем сердцем возлюбить. Правда, надеюсь, он не из чьей-нибудь несчастной шкурки.

– Да не то что бы… – я замялась, переступая с ноги на ногу, – мне просто дома делать нечего. Кэри меня все время на коротком поводке держал, шагу не ступи без его ведома и повеления.

– А-а, понятно, братец бывает весьма деспотичен. Теперь ты, значит, за потерянные время отгуливаешься?

– Вроде того, – глухо кашлянула я, принимаясь соображать, чего это Алисии пришло в голову на полу валяться.

Подобные вопросы должны были исчезнуть минут через пять после знакомства с девушкой, найдя себе простейшие из объяснений. Это ж Алисия, чего тут еще.

Но учитывая разбросанные на полу «игрушки» и ее какой-то странный, весьма специфический румянец… Кажется, я тут помешала чему-то… личному.

Да уж, скучно не будет. Я невольно попятилась, пока присоединиться не пригласили. К слову, а чего это Ланкмиллеру начальник охраны так срочно понадобился… Случилось, что ли, чего?

В голове вдруг совершенно не кстати всплыло предложение Марко, и словно какая-то невидимая сила, непреодолимая совершенно, заставила меня упереться взглядом в пол, будто бы это было интереснейшее из зрелищ.

И мысли перепутались предательски. Точно как в тот раз, когда Кэри мне в шею дышал. И я, не говоря больше ничего – да и не получилось бы сказать – пулей взбежала наверх.

Алисия только проводила меня недоуменным взглядом.

Телефон был еще холодный с улицы и приятно студил воспаленные ладони. Кэри не звонил долго уже, и я все думала, с чего так. Думала, вдыхая воздух из распахнутой форточки глубоко и все равно как-то прерывисто, злая отчего-то на саму себя.

Какая здесь все-таки кровать мягкая, в «шоколадной» общажке совсем не такие были… Ух, там, наверное, сейчас оживленно, в смысле, в борделе… Ночные часы работы – самые жуткие.

Из тихого, туманного полусна меня бесцеремонно, совсем в духе Кэри, выдернул настойчивый телефонный звонок. От неожиданности я скинула трубку с кровати неосторожным движением, а потом еще с минуту безуспешно нащупывала ее там пальцами, так что когда наконец нажимала на зеленую трубочку, рассчитывала уже на качественный нагоняй.

Но вместо ожидаемого «Что так долго?» я услышала не менее недовольное:

– Что с голосом?

– Ничего… просто заснула, пока звонка ждала, – сонно объяснилась я, заваливаясь обратно на подушки и ероша волосы.

– А я разве говорил, что каждый вечер буду тебе звонить? Не многовато ли хочешь, милая? – о-о-о, дьявол, столько ехидства за раз, что я в нем чудом не задохнулась и булькнула в ответ что-то крайне невразумительное и совсем не то, что хотела булькнуть. Черт, я сейчас правда трубку брошу.

Он ведь действительно не говорил, так? Это я сама себе, выходит, выдумала. До какого ж надо было докатиться… Может, Марко и прав, я слишком привыкла, и мне пора менять свою жизнь немного более… решительными методами.

Воцарилось молчание, разбавляемое лишь зловещим шорохом помех в трубке, которую я стискивала так, что будь она хоть немного более хрупкой, уже б давно смялась, словно жестяная банка.

– Чем занималась весь день? Алисия сказала, что ты дома даже не появляешься, – глубокий голос заставил вздрогнуть и скривиться от необходимости отвечать

– А это мне не дом, – мрачно хмыкнула я, даже раскачиваясь от напряжения. Еще всего-то чуть-чуть, одно неверное слово, и на Кэри прольется поток настолько красочных эпитетов, что он потом не отмоется. Помнится, Ланкмиллер мне даже за них рот с мылом обещался промыть. Может, оно даже стоит быть привязанной к батарее.

– Хватит злиться, а то я разозлюсь. И так день сегодня был… – мучитель осекся, очевидно, подбирая слова, а я поймала себя на том, что злорадствую бессовестно. Пусть и ему жизнь сахаром не будет. – Где шаталась весь день?

– Я… я домой ходила. К себе домой, – про «Шоколад» деликатно умолчать? Отчего бы и нет?

– Это к отцу-то, который тебя продал за бутылку подзаборного коньяка и предположительно изнасиловал? Очаровательно. И как у тебя с психическим здоровьем? – какой же противный, Кэри.

Жаль, что телефон так легко не разломать, а то сошло бы за чудное оправдание беседу прекратить. Элен – просто героическая женщина, раз терпит его.

– Ничего никто меня не насиловал, это вы сами себе выдумали, хозяин, – даже не скрывая раздраженной ненависти выплюнула я в трубку, и тут же будто дух перехватило.

Злюсь. А отчего злюсь? На кого? Ланкмиллер-то тут и не делах. Не более невыносим, чем обычно. Просто беседа с самого начала как-то не задалась.

– Он сгорел, кстати, мой дом. И возвращаться мне, выходит, некуда, – уже значительно тише пробормотала я, сворачиваясь калачиком. Как-то потеряно вышло.