По секрету с того света

Парень подбросил очередную партию веток в костер. Пламя взметнулось и выхватило из темноты фигурку Настены. Он очень удивился. Настена с семьей и подругами в шесть утра собиралась ехать на заготовку кедровых шишек. Неужели одна отправилась вслед за ним? Только вот почему одета не по таежному? Парень радостно ее окликнул. Настена ласково улыбнулась, но ничего не ответила. Только приложила указательный палец к губам, убеждая не шуметь. Призывно поманив его рукой, повернулась и пошла в глубь леса. Мой будущий отец торопливо схватил ружье и рванулся следом. Фигурка Настены в светлом сарафане хорошо была видна в темноте, но отец никак не мог ее догнать. Время от времени Настена оглядывалась и все также молча манила его к себе. Паренек не испытывал никакого страха. Почему-то ему казалось, что Настена ведет его к подводе, на которой женщины приехали в тайгу «шишковать». Самое интересное, что он ни разу не споткнулся, хотя и не смотрел под ноги.

Сколько это продолжалось по времени, он не знал. Кончилось все внезапно. Настена вдруг остановилась и замерла, в упор глядя на жениха. И этот взгляд испугал. Еще больше испугала зловещая улыбка на лице Настены. Лицо стало жутким, и парень почувствовал, как ледяной поток страха буквально парализует его тело и волю. Он не мог сдвинуться с места, тогда как Настена, шагая поверх травы, стала постепенно приближаться к нему. Отец не мог объяснить, каким образом он стянул с плеча ружье и не прицеливаясь, поскольку от страха зажмурил глаза, выстрелил. Раздался дикий хохот, а потом все стихло. Только слегка шумели от ветра верхушки деревьев. Отец осторожно открыл глаза. Кругом была непроглядная тьма. Ноги и руки сильно дрожали, и он обессиленно опустился на землю. Умом понимал, что до рассвета никуда нельзя двигаться. Так и сидел до первых его проблесков, судорожно сжимая в руках ружье.

Рассвет не прибавил особой уверенности, хотя страх немного и отступил. Разум отказывался анализировать случившееся. Тайга не знала сочувствия. Ей было глубоко наплевать на испуганного заблудившегося паренька, обреченного на гибель. Немного придя в себя, он влез на высокое дерево, но ничего утешительного не увидел. Кругом на многие километры простиралась только тайга. Спустившись, пошел, куда глаза глядят – просто потому, что сидеть на месте было невыносимо. Но вскоре устал, сказывалась бессонная ночь. Сколько он просидел на старом стволе поваленного дерева, парень также не помнил. Сквозь пелену полудремы ему неожиданно послышался выстрел. И тогда он опомнился и вскочил. Три патрона выпустил сразу. Откуда-то издалека тоже стреляли, и он, закричав, бросился бежать в ту сторону. По пути не один раз спотыкался и падал, продирался через плотные заросли кустов. Когда казалось, что спутал направление – стрелял и чутко прислушивался, чтобы уловить звук ответного выстрела. Наконец, стал слышен и крик Настениного отца. Горячая радость захлестнула и заставила судорожно смеяться, перемежая этот смех с отчаянным криком.

Ободранного, окровавленного, без кепки, которую где-то потерял, и с полубезумными глазами – таким и увидел его, наконец, без пяти минут свекор. Смущаясь и боясь, что ему не поверят, паренек, торопливо рассказывал суть случившегося с ним. К его удивлению, свекор отнесся к рассказу вполне серьезно. Выслушав до конца, коротко сказал:

– Синильга водила.

Отец недоуменно промолчал. О Синильге – местной шаманке, похороненной молодой давным-давно, ему приходилось слышать раньше. Встречи с ней, за редким исключением, заканчивались либо смертью, либо полным безумием выжившего «счастливчика». Среди молодежи все эти истории считались полнейшей чепухой. Одним словом, выдумкой местных жителей.

– Но я не видел никакой Синильги, только Настену, – решился он возразить старику, жадно прихлебывая воду из фляги

– Синильга в любом обличье может показаться. Меня соболем водила. Не будет добра от охоты. Домой идем. На вот, пожуешь. – Свекор протянул отцу ломоть хлеба.

Возвращались без привалов. После этого похода парень три дня пролежал в горячке. Когда же очнулся, увидел над собой улыбающееся лицо Настены и, закричав от ужаса, снова впал в беспамятство. Так и закончилась история любви двух молодых людей. Судьба развела их в разные стороны. Больше они никогда не встречались.

Зря я вспомнила эту историю среди ночи, да еще в темной комнате. Нажав на кнопку подсветки, отметила, что стрелки перестали тянуть время – было без пяти минут три. Как назло, в голову не приходило ни одной приятной мысли. Все, о чем я пыталась думать, приводило меня либо к воспоминаниям о моем жутком пробуждении среди ночи в одной квартире с покойником, либо к таежным кошмарам моего отца. В конце концов я переключилась на свою пустую двухкомнатную квартиру и занялась ее интерьером. Все было хорошо, пока я не добралась до кухни. Расстановка будущей мебели и создание уюта в этом помещении споткнулись в сознании… опять-таки о труп Олега. Уж очень неудобно он лежал на кухне… Нет, это все просто ужасно. Не знаю, как поступит со своей квартирой Димка, а я точно не смогу жить в своей. После всего увиденного! Надо ее срочно продавать или менять. Сергей поможет. Ничего страшного, переедем с Еленой пока к свекрови. Ну и что, что ее квартира однокомнатная, нас всего-то четыре человека. Или пять – если Димка тоже решит избавиться от груза тяжелых воспоминаний, связанных с его квартирой. А мебель можно будет пока вывезти на дачу. Вот уж где оазис спокойствия. Дороги в стороне, рядом лес, а в лесу… Синильги! Все, не могу больше… Додежурю при свете. Я судорожно протянула руку к стене и нажала на кнопку светильника. Ничего! Ничего – в смысле света. Я резко вскочила.

Паника – плохое дело. Она парализует сознание, и, следовательно, способность соображать. А у меня с этим обстоятельством и так в последнее время напряженка. Какая жалость, что в ногах ума нет! Они-то и понесли меня в полной темноте, не разбирая дороги, к выключателю у двери. Как сразу выяснилось, Денька выбрала не самое лучшее место для сна. Летела я через нее не скажу, чтобы долго. Но все-таки. За это время успела вспомнить, что лампочку из светильника еще утром вывернула сама – она показалась мне очень яркой. Баба Тоня дала мне взамен лампочку на сорок ватт, но я ее так и не ввернула.

Дверь я открыла, в основном, лбом под аккомпанемент Денькиного лая, похожего на вой, и дикого вопля Наташки, в кровати у которой постаралась найти участие испуганная псина. Мое не совсем удачное приземление слегка всколыхнуло пол и мебель в большой комнате, куда, собственно, я и выпала – прямо под ноги бабе Тоне, мирно возвращавшейся из туалета в свою опочивальню. А прикид у нее был соответствующий: длинная, до пят, белая байковая ночная рубашка с рукавами. Это уж потом, при свете, выяснилось, что она не белая, а кремовая и с желтенькими цветочками…

Словом, орали все и долго. Сначала с испуга. Потом, когда баба Тоня включила свет, – на меня, а в финале – на Деньку. Точнее, на Деньку уже почти не орали, потому что всем стало смешно. Сон пропал окончательно. И в четыре утра мы сидели на кухне за чаем и слушали неоконченный бабушкин рассказ про лесоповал во время войны. Было уютно и спокойно. Немного саднила честно заработанная по собственной дури шишка на лбу. Однако успокаивало то, что ее можно было скрыть волосами. Правда, челка мне не идет, но, как говорится, из двух зол… На мое счастье, никто не понял, какова истинная причина, побудившая меня сорваться с кровати.

Спать улеглись почти в шесть часов утра, причем мы с Наташкой расхрабрились и решили, что дежурство продолжать не стоит. Проснулись почти одновременно в начале одиннадцатого. Я, как ни странно, выспалась и встала в прекрасном настроении. Наташка сидела на кровати и ворчала, что ей теперь нельзя даже на улицу показаться, придется с Николаем в прятки играть. Но к нашему великому удивлению его машины у дома Силкиных не было.

Баба Тоня хлопотала на кухне, собирая в пакет высушенные грибы. Попутно потихоньку поделилась новостями: заходила Ксения, принесла нам сметаны. Тревожилась, не случилось ли у нас чего, поскольку свет в доме среди ночи горел. Повеселилась от души над нашим ночным переполохом… А гость у них был из Москвы – какой-то родственник. Сегодня в семь утра домой уехал.

Это была приятная новость. Значит, личность подруги не явилась предметом обсуждения у мужичков. Наташка повеселела. Даже попыталась что-то спеть, но Денька тут же принялась подвывать, и сольный номер был сорван.

За завтраком разработали план похода на хутор. Ну не могли мы уехать, не побывав там. Немного смущало расстояние в шесть километров туда и столько же обратно. К сборам подошли со всей ответственностью: одежда грибника, сухой паек и пластиковая бутылка с водой. Бабуля сухому пайку удивилась, сказав, что берем его зря – грибы растут рядом, часа полтора нам хватит, чтобы набрать их. При желании можно и два раза обернуться. Пришлось сказать, что бутерброды для Деньки. Она, зная о бутербродах, ни за что не убежит далеко. Как я была права! На всякий случай пришлось добавить, что торопиться не будем. Хочется не только грибов набрать, но и просто погулять по лесу. Или посидеть где-нибудь на полянке. В Москве такой красоты не увидишь. Кажется, звучало это убедительно.