По ту сторону жизни

— Что ж… если говорить… о том, о чем я могу говорить…

— Когда ты узнал, кто лишил тебя силы?

Этот вопрос заставил его нахмурится. Вздохнуть. И ответить:

— Мне было четырнадцать. И да… я всегда отличался непомерным любопытством. Наставники хвалили меня за живой ум, но я прекрасно осознавал: в нашей семье быть умным недостаточно.

Дядюшка тарабанил пальцами по подлокотнику, а я не торопила. Я понимала, насколько неприятен ему наш разговор. А еще искала повод задать один вопрос.

Важный вопрос. Очень важный и не слишком относящийся к делу.

— Я прекрасно помню, как заболел. Сначала решили, что это из-за воды, набегался, выпил холодной, вот и слег. Был жар. Слабость. Кости ломило. Я тогда кричал от боли, и мне давали морфий, но он не помогал. Не уверен, что длилось это долго… то есть мне казалось, да и сейчас кажется, будто прошла вечность, но после все уверяли, будто горячка длилась сутки. Всего сутки и… сила ушла.

Он покусал губы. Скрестил руки на груди.

— Извини, дорогая племянница… мне, пожалуй, следовало бы побеседовать с тобой раньше, тогда бы ты осталась жива. Но… ты слишком похожа на нее.

— На маму?

— На фрау Агну… называть ее матушкой я и раньше не мог. Не знаю почему… просто не мог, и все.

Я похожа на бабку?

Да, что-то такое говорили, но… на отца больше, а мама… она была хрупкой и воздушной, только это я и запомнила, а мелочи, вроде черт лица и… пускай. Какая разница, на кого я похожа?

— Мне казалось, что ты-то точно не причастна к делам прошлым, а потому и втягивать тебя в эту грязь не стоит, когда же ты умерла, предпринимать что-то было поздно.

— Но ты предпринял.

— То, что мог… — дядюшка развел руками. — Все-таки твоя мать оказалась права, когда просила у Нее защиты для тебя…

— Сначала.

Я имела право требовать. Я… наверное, имела право что-то требовать от человека, которого моя бабка изуродовала, и не только она. Что-то погост семейных тайн становится слишком уж большим.

— Сначала… итак, я лишился силы, а с ней и любви отца, которому нужны были наследники, но не такие, как я или Мортимер. Я страдал. И не только потому, что сила ушла, хотя это… тяжело.

Он не стал описывать. А мы не стали спрашивать. Я просто посочувствовала. Про себя, ибо сочувствие вслух ему нужно не было.

— Твой отец, который еще вчера умирал, вдруг исцелился, и дар ему вернулся… слуги зашептались, что это неспроста… фрау Агна посещала храм, и вот такие чудеса… стало быть, к просьбе снизошли. О да, она велела слугам молчать, но что приказ против человеческого стремления к сплетням. И если сперва я не слишком обращал на них внимание, пытаясь как-то приспособиться к новой для себя жизни, то позже… несколько лет, как в тумане… я продолжал учиться, надеясь, что однажды проснусь и обнаружу, что моя сила вновь со мной. Я старался. Я был лучшим… лучше брата, который вдруг превратился из еще одной неудачи рода в наследника и любимца. А я… я стал чем-то, что мешало. Отец, глядя на меня, кривился. Мать… женщина, которую я считал матерью, и вовсе меня не замечала. Мне было двенадцать, когда меня отослали в школу. Хорошую. Очень дорогую. Ведь род Вирхдаммтервег всегда выбирает только лучшее.

В этом высказывании мне послышались знакомые ноты.

Да, дед так говорил. Про род и про лучшее… и да, из трех детей он выбрал одаренного. А из меня с сестрой ту, которая родилась в браке…

— Там, как ни странно, я пришел в себя. Не скажу, что резко приспособился, обзавелся друзьями… скорее напротив. Я был нелюдим и не слишком приятен в общении. Время было непростое. Там либо медленно сходишь с ума от одиночества, либо находишь себе дело по сердцу. Меня увлекла математика, а в приложении к магии… почему-то никто никогда не рассматривал магию с точки зрения математических моделей.

Я на всякий случай кивнула, поскольку звучало это солидно и умно.

— Моим родным писали о моих успехах. Им отправляли грамоты и награды, но уже тогда я начал понимать, что, сколько б их ни было, я все равно останусь вторым сортом… умный, но лишенный силы. Мне было пятнадцать, когда мне позволили вернуться на каникулы. Точнее, дед настоял на моем возвращении… и наивно с моей стороны было полагать, будто дело в моих успехах.

Пауза.

И я разглядываю собственные ногти. Потемнели. Стали плотнее… и камень неплохо пробивают.

— Он хотел, чтобы я принес клятву верности наследнику. Такой вот обычай… младшие сыновья… или не младшие, но просто те, кого сочли недостаточно сильными, чтобы наделить правом наследования, приносили клятву служить роду верой и правдой. Дед красиво говорил о моем долге, о том, что моему брату понадобятся мой ум и сила… убеждать он умел. А заодно добавил, что, откажись я от рода, и он откажется от меня.

— И ты согласился?

Дядюшка потер подбородок.

— Мне было пятнадцать. И меня, говоря по правде, изрядно напугала перспектива остаться одному… на улице…

А ведь с них бы сталось…

Интересно, дядюшка Мортимер клятву тоже приносил? И если так, то каким образом она согласуется с попытками избавиться от меня?

— Как оказалось, все было несколько сложнее… не служение, а в ряде случаев — полное и безоговорочное подчинение. И ряд запретов. К примеру, запрет жениться.

— Что?!

— Твой дед полагал, что я слишком юн и неопытен, а потому легко могу попасть в брачные сети. Там, глядишь, дети появятся, которые вполне способны унаследовать мой дар. А это создало бы прецедент и некоторые сложности… нет, мне было сказано, что, когда я стану старше, запрет снимут…

— Но не сняли?

— Ты была девочкой, а Франсин не могла больше иметь детей. И родись у меня мальчик…

— Случился бы прецедент.

— Именно.

— Я могу снять этот запрет? — Я поднялась, чувствуя, как закипает раздражение.

— Полагаю, да.

— И что именно нужно сделать?

Дядюшка задумался ненадолго.

— Отец просто озвучил приказ…

— Отлично. — Я закрыла глаза, пытаясь справиться с гневом. Нет, разумом я понимала многое, но… это неправильно. Она, та, которая пляшет над миром, превыше всего ценит свободу. Так как моя семья могла поступить подобным образом?

Знала ли я вообще свою семью?

— В таком случае, я отменяю этот запрет, — я подумала и добавила: — Я хочу, чтобы вы нашли подходящую женщину. Сделали ей предложение и пару-тройку детей. А еще я хочу, чтобы вы рассмотрели возможность принять титул.

А глаз-то дядюшкин дернулся. От счастья, не иначе.

— Мне он не нужен.

— Это только титул… на состояние не слишком рассчитывайте, разве что на пару-тройку фабрик, но они устарели и отчаянно нуждаются в переоборудовании, хотя доход приносят неплохой. Еще по майоратному праву вам положен дом, но полагаю, мы с вами договоримся миром…