По ту сторону жизни

Поговаривали, что все ночи с ними были расписаны. Я не рискнула. Чересчур уж брезглива, знаете ли… главное, что в соседнем зале расположилась выставка черепов, собранных в колониях. И лектор весьма бодро рассказывал о том, чем отличаются люди белые от прочих… кажется, было там что-то об эволюционном древе. Происхождении от разных видов человекообразных обезьян. О близости иных раз к истокам.

Сиречь, к тем самым обезьянам… примитивность культуры, невежество… в этом что-то да было, но… да, я вряд ли сяду за один стол с темнокожим и уж тем паче признаю его равным, однако убивать… Право слово, это несколько чересчур.

— Они лишь скот… люди режут скот ради мяса и шкур… ради…

Я отмахнулась и уточнила:

— Сколько?

— Что?

— Скольких ты убила, прежде чем получить силу?

На мгновенье показалось, что она не ответит. Но нет, Марта оскалилась и произнесла:

— После десятка перестала считать… много… ты не представляешь, какое это удовольствие… какое невероятное удовольствие убивать… ты слаба, как и другие… не достойна…

— Патрик?

— Его стошнило… когда протрезвел. Сначала был не лучше других, а потом стал вопить всякие глупости…

— Соня…

— Она умела убивать медленно. И силу собирала всю, до капли…

— Конрад?

— Его не приняли во внутренний клуб…

Про Адлара и спрашивать не стоит.

Я подумала… и убрала ловушку. Душа Марты вырвалась и завыла снова.

— Заткнись, — велела я, — пока я не передумала.

Убрать ее я всегда успею. А пока пусть побудет… опять же наличие призраков весьма существенно влияет на цену не движимости. А особняк слишком хорош, чтобы оставлять его без хозяйской руки.

ГЛАВА 42

В машине мы с Диттером переглянулись.

— И что думаешь? — Он вытащил откуда-то из-под сиденья сверток, в котором обнаружилась пара бутербродов. Несколько помятые, они все же выглядели достаточно аппетитно, чтобы я приняла один. Откусила. И задумалась.

Я ведь ем… и пью… и не только вино. И не только пью. Следовательно, тело функционирует. Хотя бы частично. Мертвой материи, если следовать классическому описанию, еда не нужна. И даже те же упыри дерут живых не столько из-за голода, сколько из примитивного инстинкта, который почему-то единственный остается в разложившихся их мозгах.

Свежая ветчина. Сыр. Масло, подтаявшее и впитавшееся в хлеб.

И дождь начался. Капли стучат по крыше, потоки воды закрыли лобовое стекло… и как-то уютно вот сидеть.

— У них у всех была причина… думаю, если порасспрашивать родных Гертруды…

Правды нам не скажут.

— С Адларом ясно… а вот Патрик… он, конечно, бездельник и порой хамил изрядно, но… он не настолько был безголов, чтобы ложиться в постель с кем попало, а потом игнорировать симптомы. Он у целителя бывал каждый месяц.

И возникает вопрос, как вышло, что целитель, весьма хороший целитель, к слову, ибо Патрик всегда требовал лучшего, не заметил болезни? Или же развилась она стремительно… А ведь можно… подтолкнуть…

Ореховая зараза тем и опасна, что годами способна скрываться в теле. Нет, без вмешательства здесь не обошлось…

Конрад и его сестрица.

Она дура… нет, не та дурочка, которая красиво прячется за маской, ибо хорошеньким дурочкам прощается куда больше, чем тем, кто претендует на ум. Эта настоящая. Чую. И лепет ее детский не раз и не два заставил мамочку скривиться.

— Видел ее мамашу? — я стянула с Диттерова бутерброда веточку петрушки. — Уж она-то по головам пошла бы и не моргнула… смотри, отец детишек завещание оставил, но, полагаю, не то, которое ее устроило. Конрад быстро избавился от мачехи. Сестрице… сестрице версию выдал о заботах. Само собой старушку это не устроило.

— Не так она и стара.

Я отмахнулась: стара или нет, но от пасынка она нашла способ избавиться. Вопрос как… Самоубийство? Еще одно самоубийство? Какой, к слову, удобный вариант… главное, пожертвовать нужную сумму в фонд жандармерии…

А еще подыскать подходящего жениха дурочке-дочурке, пока с ней не приключилось всеобъемлющей любви, которая может угрожать состоянию. Вот почему-то любовь подобная случалась к людям на редкость неподходящим.

— Марте вообще родной отец горло перерезал… или не родной? Мало ли… что ты так смотришь? Это в принципе не редкость, но… Адлар, Марта… это имеет отношение к делу?

— Не знаю.

И я не знаю. Зато знаю, что всех их связывало. И Диттер слушал. Хмурился. Да, понимаю, все прогнило, и впору похвалить себя за скаредность, не позволившую присоединиться к кругу избранных, чтоб их…

— Что ж… убийство — хороший мотив… если бы кому-то стало известно, что дочь дипломата собственноручно убивала… участвовала в запрещенных ритуалах…

Ему пришлось бы туго.

Короне не расскажешь, что он ни при чем…

— Гертруда осталась, — сказала я, облизывая пальцы. — И Соня… и…

Моя сестрица, которая, как выяснилось, слишком много врет.

Я заглянула в детскую. Ребенок спал. Девочка. Светловолосая. Кучерявая. Того самого ангельского вида, который вызывает у большинства людей неконтролируемые приступы умиления. От Гертруды в ней не было ничего.

А…

— Да, это неприятно, — фрау Коприг поджала губы.

Темное платье. Белый фартук с двумя дюжинами карманов. Кружевные манжеты и старомодный воротник на спицах. Он походил на огромное блюдо, на которое уложили круглую розовую голову. Седые волосы фрау, стянутые гулькой, лишь усугубляли сходство.

— Нам было премного печально узнать, что наша дорогая дочь не соблюла себя до свадьбы. Однако вместе с тем я прекрасно осознавала, насколько тяжело ей приходилась. Мы молили Господа единого избавить ее от проклятия темной силы.

В этом доме все было… упорядоченно? Пожалуй. Помнится, здесь летом и розовые кусты цвели симметрично.

Ни пыли. Ни грязи. Ни излишеств в виде статуэток или картин. Ничего, что могло бы испортить совершенство порядка и симметрии.

Дверь прикрыли.

— В вашем роду прежде темных не случалось? — поинтересовалась я, и фрау Коприг лишь сильнее поджала губы.

Закон она уважала. Даже больше, пред ним она преклонялась, видя в законе продолжения той самой упорядоченной жизни, к которой привыкла. И к Диттеру, как представителю оного, она отнеслась с преогромным уважением. А вот я…