Победный ветер, ясный день

Оставив парфюм под присмотром Маслобойщикова (развязывать рюкзак, чтобы бросить в него «Сто видов», означало потерять несколько драгоценных секунд), Лена выскочила из кафе.

…Пьянчужка, слава богу, никуда не исчез. Он довольно резво удалялся в сторону железнодорожной платформы. И удалялся не один: рядом с ним шел мальчишка" которого она подвезла на «Жигулях» и с которым рассталась всего лишь десять минут назад. Алкаш придерживал мальчишку за плечо. Они, оказывается, знакомы, кто бы мог подумать! Это открытие неожиданно кольнуло Лену в самое сердце. А что, если появление мальчика в ее машине совсем не случайно? Что, если мальчик работает с благословения алкаша?.. Что, если и сам алкаш работает с чьего-то благословения?..

Продолжить эту — вполне здравую — мысль Лена не успела. Зато успела понять, что отношения между алкашом и мальчишкой вовсе не такие безоблачные, как ей показалось на первый взгляд. Мальчишка вдруг стал вырываться из рук похитителя одеколона. Чтобы приструнить взбрыкнувшего юнца, алкаш даже потряс его за шиворот.

Голова мальчишки беспомощно закачалась на тонкой шее, и Лене на секунду показалось, что она оторвется и скатится на обочину дороги.

— Эй! — крикнула она в спину уходящим. — Постойте!!!

Все дальнейшее произошло почти мгновенно: алкаш вздрогнул от неожиданности и ослабил хватку. Этим-то и воспользовался юный Павел. Он вырвался из цепких лап алкаша и бросился наутек. Его бегство не было осмысленным — но только до того момента, как он увидел Лену. Теперь он бежал прямо к ней. Нет, «бежал» было не совсем точным словом. Он несся, он летел, он почти не касался ногами земли. Надо бы посторониться, а то он собьет ее, чего доброго!.. Но Лена не посторонилась — уж слишком отчаянным был этот бег. Отчаянным и полным надежды. Предать его не представлялось возможным.

Мальчик влетел в Лену, как в спасительное убежище, в самый последний момент захлопнув за собой дверь и избежав опасности.

— Я не хотел… Не хотел, — ткнувшись ей в грудь и изо всех силенок обнимая руками, прошептал он. И заплакал.

…Теперь, сидя в машине у злополучного лодочного кооператива, она знала ровно столько же, сколько знал Пашка. Это было странное, детское знание, причудливый мальчишеский взгляд на происшедшее. По нему совершенно невозможно было определить, где кончалась правда и начинались вариации на тему смерти Нео. Нео, а не Романа. Запротоколированная и разложенная по полочкам смерть Романа Валевского не имела ничего общего с поэтической гибелью Нео, пришпиленного к мачте и укрытого парусом — от посторонних глаз.

В сбивчивом, размытом слезами рассказе Пашки Нео представал лучшим другом; лучшим и таким близким, что просто дух захватывало. Лена вдруг поймала себя на мысли, что Нео сыграл с Пашкой в ту же запрещенную игру, в которую сыграл с ней самой Роман Валевский: он подменил их прошлую жизнь. И без всяких усилий наполнил собой настоящую. Теперь, куда бы они ни двинулись — вперед, назад, вверх, вниз, — всюду был Нео. Это Нео подсунул Пашке книгу «О разведке для мальчиков». Это Нео не позволил Лене уехать из Питера, когда она уже готова была плюнуть на все и сломя голову бежать от Виктории Леопольдовны. Это Нео рассорил ее с мужем и сделал их совместную жизнь невыносимой. Это Нео наблюдал за боевыми действиями Лены и Гжеся, развалившись на нейтральной полосе. Это Нео спал в проходной комнате ее питерской квартиры, это Нео первым занимал ванную по утрам… И если бы среди пожухлых фотографий в семейном альбоме Шалимовых Лена наткнулась бы на изображение Нео, датированное твидовой и фетровой серединой века, — она бы нисколько не удивилась.

Она даже не особенно удивилась той цепи случайностей, которая привела ее к Пашке. Или Пашку к ней — от перестановки слагаемых сумма не менялась. Хотя задуматься было о чем: несколько месяцев назад она дала автограф мальчишке, который теперь оказался в ее машине. А если бы она не поехала в город одна, то никогда бы не сбила велосипедиста и никогда бы не завернула в Пеники. А если бы она не завернула в Пеники, то никогда бы не обнаружила Пашку на заднем сиденье. Но просто Пашка на заднем сиденье — это было бы еще полбеды, подумаешь, еще одна сомнительного качества иллюстрация на тему «как тесен мир!». Пашка оказался не просто Пашкой, он оказался недолгим хранителем и посмертным другом ее собственного посмертного друга. Так что простое арифметическое «как тесен мир!» здесь не годилось. Формула была сложнее и относилась к высшей математике, с которой у Лены всегда были нелады. Отец — вот кто бы все ей объяснил!.. Хотя и без объяснений ясно, что формула (кто бы ее ни сочинил — бог или дьявол) еще даже не написана на доске до конца… И что адресована она Лене. И что Нео.., черт, Роман, конечно же, Роман не захотел так просто расстаться с ней и потому послал Пашку. И лучше не думать, почему все произошло так, а не иначе — ведь у случайностей существуют свои собственные законы, которые можно проверить экспериментально. Вот она и проверяет…

Покаянному рассказу Пашки о краже дурацкого газового шарфа Лена тоже не удивилась. Она и сама украла квартиру Романа Валевского: пусть на одну сумасшедшую ночь, но украла!.. За каких-нибудь полчаса Роман-Нео сделал их с Пашкой сообщниками, крепко пристегнул — друг к другу и к себе. Нео сложил Пашкины одиннадцать и ее двадцать шесть, а потом разделил поровну. Вот именно — поровну, теперь они были на равных. И называли друг друга на «ты». И Лена даже не заметила, как это произошло…

— Вот, возьми, — всласть выплакавшийся и абсолютно опустошенный Пашка протянул ей шарф. — Возьми, пусть у тебя будет.

Шарф, стилизованный под рыбу, вовсе не выглядел женским. Он вообще не был похож на шарф — Пашка в силу своего возраста не понимал этого. А Лена поняла сразу. Рыба больше походила на вымпел, пусть скроенный из не самого подходящего материала, но вымпел. Но что бы это ни было, оно помнило Романа, оно принадлежало Роману. И потому Лена не бросила посмертный привет Нео в рюкзак. Она намотала его на запястье и приступила к самому неприятному — для Пашки.

— Значит, его зовут дядя Вася…

— Дядя Вася Печенкин, — с готовностью подтвердил Пашка.

— И он оказался на месте раньше милиции.

— Да… Но это Виташа…

О приятеле Виташе, сыне дяди Васи, Пашка говорил с неохотой и даже какой-то скрытой неприязнью. Интересно, какая кошка между ними пробежала? Или это постарался все тот же властитель дум Нео?..

— Виташа его и позвал…

— Виташа позвал своего отца, — уточнила Лена. — И он что-то взял.., у твоего Нео. Что именно?

— Я не знаю… У Нео были браслет и кольцо…

Пашка не знал, а Лена знала. Омерзительный стервятник-алкаш украл у мертвого по меньшей мере три предмета — кольцо, браслет и одеколон. Но вряд ли общий список ограничится только этим. Лена помнила, как Роман Валевский расплачивался за «Сто видов Эдо» — он доставал деньги из портмоне. Довольно упитанного портмоне.

Глупо думать, что Печенкин польстился на одеколон и прошел мимо денег.

— Почему же ты не рассказал об этом в милиции?

Пашка бросил долгий взгляд на запястье Лены, и глаза его снова налились слезами.

— Ну, ладно, — смягчилась Лена. — Не реви. Лучше покажи мне это место.

Путь от шоссе к дому, где, по словам Пашки, он нашел тело, занял довольно продолжительное время: идти напрямик, через символическую проходную, мальчишка отказался наотрез, и они довольно долго плутали в зарослях бузины и дикого шиповника. А остаток пути прошли по заболоченному берегу Залива. Как бы то ни было, но Пашка, ведомый своим скаутским божком по имени Би-Пи, в конце концов вывел Лену прямо на дом.

Дом — трехэтажный краснокирпичный таунхауз — стоял метрах в десяти от воды и был снабжен тремя небольшими причалами. У среднего причала покачивалась внушительных размеров яхта, и Лена сразу же вспомнила о незадачливом судомоделисте Гурии из деревни Пеники. И до этого он казался ей жалким типом, с жалкими, почти непристойными парусными фантазиями, а теперь и вовсе упал до нуля. Абсолютного нуля. В названии пришвартованной к пирсу красавицы не было никакой эксцентрики, она называлась просто и незатейливо — «Посейдон». И это звучало гораздо лучше, чем закатанная в медь лилипутская «Эдита».