Победный ветер, ясный день
Шрифт:
— Давай-ка выбираться отсюда.
Пашка приложил палец к губам, что на ветхом, давно истлевшем в могиле языке Би-Пи, о котором он прожужжал Лене все уши, должно было означать: не торопись, нужно уметь ждать. Но ждать Лена не хотела, ей было не по себе — и от чужого присутствия в доме, и от своего собственного присутствия в доме, и… Она слишком хорошо помнила смерть. Пашка в силу своего возраста не помнил, а она помнила. Сначала отец, потом Виктория Леопольдовна, потом — пустота, потом Гжесь, вытеснивший своей несерьезной матрешечной пустотой ее собственную пустоту, — нет, лучше уж держаться подальше от всего этого, во всяком случае, не докучать смерти чрезмерным детским любопытством. Суеверный страх заставил
— Ну, что? — спросила Лена.
— Тихо. Можем идти.
Следопытом Пашка оказался никаким.
Это стало ясно, как только он открыл дверь и высунул нос в предбанник.
Их ждали.
Пашка отшатнулся и рухнул прямо на Лену, а Лена тихонько вскрикнула, зажав рот рукой. Прямо перед ними стоял мужчина самого угрожающего вида. Лена инстинктивно попыталась спрятать Пашку у себя за спиной, Пашка инстинктивно попытался защитить Лену, выдвинувшись вперед, и руки их самым дурацким образом запутались. А мужчина, вместо того чтобы скрутить малолетнего сопляка и великовозрастную дуру, улыбнулся.
— Вы кто? — спросил он.
Нет, не таким уж угрожающим он был — просто глаза у страха оказались велики, как это обычно и бывает. Нападать мужчина не собирался, цеплять наручники на запястья — тоже, и Лена немного успокоилась.
И даже осмелилась спросить:
— А вы?
Мужчина не торопился с ответом, он с любопытством разглядывал обоих. На вид ему было лет тридцать пять, никак не меньше. Смуглое, почти черное лицо резко контрастировало с выгоревшими волосами, что придавало их обладателю неуловимое сходство с фотографическим негативом. Интересно, как выглядела бы эта фотография в цвете? И для какого журнала была предназначена? Наверняка для глянцевого «Спорта и отдыха». Или «Гранд-вояжа». Или вообще — для пустоголового каталога какого-нибудь раздувшегося на ровном месте кутюрье типа Кристиана Лакруа. Это как раз в стиле pret-a-porter — осмысленные и не слишком рельефные мышцы, вполне терпимый разворот плеч и узкий таз. Ничего гипертрофированного, ничего качкообразного, стероиды с армрестлингом здесь и не ночевали. Идеальная вешалка для приталенного двубортного костюма. Впрочем, двубортного костюма на мужчине не было — всего лишь шорты и ветровка на голое тело. К тому же на ногах у него красовались шлепанцы, что совсем успокоило Лену.
Вряд ли представители закона заседали бы здесь в шлепанцах и клоунских трусах с постыдно-анилиновым портретом Мэрилин Монро на причинном месте. И с такими же анилиновыми раскоряченными надписями «Hollywood».
— Я здесь живу, — сказал мужчина.
— Здесь?
Неужели это и есть хозяин? Счастливо избежавший подозрений в соучастии в убийстве, не тронутый следствием? Если так, то его самообладанию можно позавидовать: топтаться в шлепанцах по месту преступления и не выражать особого беспокойства по поводу визита странной парочки непрошеных гостей — такое не каждому по плечу.
— В соседнем блоке, — уточнил мужчина, и все стало на свои места. Он в этой части дома такой же скорбный посетитель, как и Лена с Пашкой.
— Понятно.
— А вы? — еще раз поинтересовался фотографический негатив, переводя взгляд с Лениного лица на ботинки.
Ботинки выдали Лену с головой: на них налипли свежая грязь, глина и ил с Залива.
Пашкины кроссовки тоже выглядели не лучше. Уж про Лену с Пашкой никак нельзя было сказать — «по соседству». И поэтому Лена выбрала самый нейтральный вариант.
— Вы же знаете, что здесь произошло?
— Вы имеете в виду… — мужчина сделал паузу.
— Убийство, — выпалила Лена.
Столь неприятное и даже пугающее слово не произвело на мужчину
никакого впечатления. Наоборот, в улыбке, намертво присосавшейся к его губам, появилось нечто саркастическое.— Да, мне об этом уже сообщили. А вы…
Так сказать — на экскурсию? Приобщиться к месту преступления? Что-то я не видел вас здесь раньше.
Пассаж об экскурсии прозвучал как хорошо завуалированное оскорбление. С другой стороны, манекен от Кристиана Лакруа имел право на такую реакцию. Тем более если он и вправду обитал по соседству.
— Мы не на экскурсию, — вступился за Лену, а заодно и за себя Пашка. — Это я нашел Нео. Я!..
— Поздравляю.
Вот ведь сукин сын! Он откровенно издевался над ними, он сомнительно шутил — вместо того, чтобы накричать на непрошеных гостей, вторгшихся в privacy [13] , и выгнать их в три шеи.
— Человек, который погиб здесь несколько дней назад, — мой близкий друг, — соврала Лена, холодея от одной только мысли, что все это могло быть правдой.
— Простите, — смягчился мужчина. — Соболезную.
13
Частная собственность (англ.).
— Ничего…
Лена надменно отодвинула глумливого сукина сына и прошествовала к выходу — ни дать ни взять безутешная вдова. Пашка последовал за ней — ни дать ни взять воспитанник кадетского корпуса, бедная сиротка на государственном довольствии.
Они устроились на берегу, но не у пирса, к которому был пришвартован «Посейдон», а у заброшенных свай, с которых спускали на воду «Такарабунэ» (если ее вообще когда-нибудь спускали на воду).
— А я знал, что он твой друг… Нео, — после продолжительного молчания сказал Пашка.
— Правда? — У Лены даже не было сил удивляться. — И откуда же ты знал?
— По запаху, — Пашка пару раз шумно втянул воздух для убедительности. — Когда я.., встретил Нео, там, возле мачты… Он пахнул так же, как ты. Тогда, весной…
— Что ты такое говоришь, Пашка?
— Правда. Я в запахах здорово секу, даже бабка удивляется. У меня нюх как у собаки. Пограничной.
Какие глупости, что общего может быть между Леной, пусть даже весенней, и телом мертвого Романа Валевского?
— А сейчас ты пахнешь немножко по-другому, правда, — не унимался Пашка.
— Может быть. — Лена взяла в руки горсть песка и принялась рассеянно пересыпать ее.
Может быть, все может быть. Может быть, все из-за духов? Сколько же она их перепробовала, сидя в своем ларьке и пользуясь служебным положением!.. Сейчас Лена выливала на себя остатки «Шамада» — под глухой ропот Гжеся, который ненавидел жасминно-ванильную барабанную дробь отступающих армий. А до этого — почти всю весну — был «Пуазон»; Гжесь тоже терпеть его не мог, но гораздо более аргументирование: чрезмерно сладкий, тяжеловатый запах «Пуазона» вызывал в нем стойкую ассоциацию с разлагающейся плотью.
Лена относила эту патологическую неприязнь к разряду причуд заигравшегося в войнушку мужа. Но, оказалось, так думал не только Гжесь. И возможно, он был не совсем уж не прав.
— Это произошло в понедельник? — спросила Лена у Пашки.
Пашка закивал головой: да, он нашел Нео в понедельник. И запах уже витал над ним… Для того, чтобы он возник (учитывая относительную прохладу ангара с яхтой), понадобилось бы какое-то время. Может быть — несколько дней. Эти несколько дней легко укладывались в промежуток от конца недели до ее начала. Именно в пятницу Роман Валевский исчез на «Маяковской», чем-то страшно взволнованный. Наверняка он кого-то увидел в толпе у метро… Скорее всего убийцу. Или человека, который привел его к убийце. То есть сюда, в заброшенный эллинг лодочного кооператива…