Побег куманики

Я же придерживаюсь древнеегипетских взглядов: красное сулит угрозу и вред. Вероятно, не стоило ей об этом говорить, еще одна неврастеническая дама записала себя в лагерь моих врагов.

Не помню, писал ли я тебе о македонском студенте, все зовут его Густавом, хотя настоящее имя звучит интереснее — Густоп, он сообщил мне об этом в первый же день знакомства. Прелюбопытнейший экземпляр самовлюбленного гетеросексуала.

Фиона таскает парня за собой по всем своим раскопкам, в прошлом году они были в Мемфисе с русскими и бельгийцами — похоже, в археологии не существует паранойи национальных приоритетов, как в медицине, ха-ха, — и прожужжали мне все уши разговорами о ритуальных комплексах, золистом грунте, хтонических богах, грабительских ямах и особенно — о некоем уникальном массивном орудии времен палеолита, название которого осмелюсь перевести тебе как скребло.

Студент Густав мог быть хорош собою, как юный Адонис, если бы не был так этим озабочен. Тут ты, вероятно, улыбнулся, я угадал? Но это другая степень озабоченности, далекая от моего Snobismus, как ты это называешь, я же предпочитаю английское coxcombry.

Мальчик просто с ума сходит по собственным ресницам, мне кажется, я так и не видел его глаз, они всегда полуприкрыты! Разумеется, он почуял во мне ценителя, и с этой минуты ресницы смыкаются каждый раз, как он удостоит меня парой слов.

Но тебе нет нужды ревновать, милый Чанчал, я не из тех отважных смертных, что осмелятся перейти дорогу всемогущей Фионе. Его научные способности вызывают у меня сомнение, полагаю, существуют более весомые причины, по которым сие грациозное и хрупкое существо неотлучно находится при докторе Расселл.

В бедной тюрьме сгодится и тюбик с вазелином [48] , сказал бы на это твой любимый писатель.

Эллинские женщины ранней осенью любили выставлять на окно горшочки с особой зеленью, которая быстро расцветала и мгновенно увядала, их называли садики Адониса, символ мимолетности жизни, как я полагаю. Так вот — ранняя осень Фионы пышно празднуется на глазах у всей экспедиции.

48

В бедной тюрьме сгодится и тюбик с вазелином, сказал бы… твой любимый писатель. — Иронический намек на любовный артефакт из романа Жана Жене «Дневник вора» («Journal du Voleur», 1949).

Надеюсь, я тебя хоть немного развеселил. Мне же здесь не до смеха, мой мальчик, поверишь ли. Гнев, о богиня, воспой… гнев душит меня, когда я думаю о людях, по вине которых я любуюсь ресницами чужого Густава, вместо того чтобы держать руку на твоем участившемся пульсе.

ЙЙ

МОРАС

январь, 22

гусиная зыбь

я вспомнил, отчего не люблю женщин, — подумал вчера о больнице, понюхал магду и вспомнил

это я еще первый раз лежал, в девятом классе, в Вильнюсе

практикантка аисте, вот кто это был, с ее красноватыми коленями и скулами, с острым речным запахом, водянистой улыбкой, вечно она оставалась на ночное дежурство, сидела под лампой в коридоре, завернувшись в колючее бурое одеяло

аисте скучала и приходила ко мне поболтать, приносила прохладное участие — спирт в сосуде, разлинованном красными черточками, они его там, в ординаторской, пропускали через марлю с марганцовкой и молоком

счастье — это простота желаний, говорила она, а я и не спорил, сидел себе, опираясь на подушки, одна своя, одна соседская

хорошо, что соседа твоего забрали в первую палату, говорила она, а то он тленом пах и пыхтел противно, хорошо, что тебе бла-бла-бла не колют, говорила она, от бла-бла-бла туман сизый, блажь и привыкание, а на синеньких таблетках ты вполне человек, читаешь вот, аисте вертела книжку в руках, посмеивалась, и однажды ловко так наклонилась, завела мне мягкую ладонь под голову, прижимая обе мои руки другой мягкой ладонью, и стала целоваться, то есть целовать меня в лицо и еще в грудь, прямо через застиранный махровый халат

странно, не правда ли, смеяться — это значит самому, одному, а целоваться — только вдвоем?

поцелуи были глуховатые, плотные, но с еле заметным щелчком, счолк! счолк! так обходят комнаты, выключая свет по всей квартире

по ногам у меня бежали мурашки, такие бывают на холодном процедурном столе, но я сидел смирно и пережидал

потом она убрала и пальцы, и лицо, шумно отодвинулась вместе со стулом — стул она приносила с собой, у меня стула не было, — сложила руки на коленях и посмотрела на меня пустыми глазами, как будто в окно поезда

январь, 24,

se murio la vieja, se acabo la deuda [49]

куда все девается? вот только что было здесь, жгло щеки, сушило глаза, жаркое и бессвязное, как речи локсия, и — снип, снап! уже поникло, оплыло свечными толстыми складками, ни дать ни взять — каменоломня каза мило

у восходящей страсти зажмуренные глаза, в ней все на ощупь, все твердое, выпуклое, даже водяные знаки и те по брайлю, и те царапают утреннюю память подсохшей корочкой

49

se murio la vieja, se acabo la deuda (исп.) — перевод известного латинского изречения «obit anus, abit onus» (умирает старуха — спадает бремя). По некоторым источникам, Шопенгауэр написал эти слова на свидетельстве о смерти женщины, которую он спустил с лестницы: в результате падения она сломала ногу, и философ вынужден был платить ей пожизненную пенсию.

у исчезающей страсти расширенные потемневшие зрачки — вот это я? все это разве я?

босая ундина выходит на сушу, спотыкается и кубарем катится с лестницы — obit anus abit onus

следующая стадия не имеет визуального образа, У нее кисловатый запах шизофрении

январь, 27

чесночок дуется на меня, сидишь тут, вывязываешь петельки, говорит она, выдаешь себя по капле, воображаешь людей историями, можно подумать, ты нас всех выдумал, а на деле — у тебя просто не стоит

девушки уже обижались на меня за то, что я не совал в них ничего своего

юноши, впрочем, тоже

и — ни разу, никому, ничего я еще не смог объяснить

январь, 29

шпион в доме любви [50]

сегодня мне пришлось фотографировать магду для клиента, на память

они лежали на сквозняке, на потертом ковре с арабским орнаментом говорящим о рае, прямо на тканом выпуклом золотистом медальоне, похожем на каменную резьбу во дворцах Танжера, — боги мои, где бестолковая магда раздобыла это сокровище? что-то связанное с прежним дружком — deja raconte [51] ? — или я просто забыл?

50

шпион в доме любви — «Spy in The House of Love» (1954), роман Анаис Нин.

51

deja raconte (фр.) — феномен «уже рассказанного». При воспоминании о каких-то событиях, особенно если они относятся к далекому прошлому, у больного возникает ощущение, что об этом уже говорилось. Зигмунд Фрейд (1856-1939) ввел этот термин для обозначения убежденности пациента в том, что он уже рассказывал о каком-либо эпизоде психоаналитику, в то время как в действительности этого не было (De Long R.N., 1951, здесь и далее); deja eprouve — феномен «уже испытанного». Больной утверждает, что действие или событие, в котором он на самом деле никогда не участвовал, переживалось им; deja entendu — феномен «уже слышанного, воспринятого»; deja fait — феномен «уже сделанного»; deja pense — феномен «уже бывших мыслей». У больного возникает граничащее с убежденностью чувство, что он в настоящее время полностью воспроизводит ход своих прежних рассуждений.

спина клиента покрылась гусиной зыбью, магдины колени и локти весело подсвечивали красным в стеариновой тьме, я сидел с камерой на подоконнике, дождь капал мне за шиворот, так уже было сто тысяч раз — deja eprouve ? — дивная магдина задница шуршала о берберскую шерсть — deja entendu ? — четвертый день идет дождь, разверзошася в cu истопницы бездны [52] , клиент тянул время, ему было скучно и неловко — deja fait ? — тем временем чесночок уехала с немцами на остров гозо и не звонит, чесночок девушка серьезная, носит шемизетки на голое тело, и хляби небесные отверзошася, а мне пора искать другую работу — deja pense ?

52

…разверзошася ecu источницы бездны… — Слова из библейской легенды о всемирном потопе (Бытие, 7: 11-12).