Побег куманики

Они, натурально, ответили тем же. Дальше — как в кино. Все умерли. И сразу хочется выключить телевизор.

В доме нет ни капли коньяку.

Аккройд мне не звонит.

Вероника мне не звонит.

Звонит только мама, звонит и плачет, но что с нее возьмешь.

Почему профессор не открывал полиции?

Ведь я всего-навсего спала у него в кресле, живая и здоровая.

Неужели он хотел от меня… того, о чем думает Джеймисон?

Но ведь я ему совсем не нравилась, ни капельки — я это сразу чувствую.

К тому же теперь совершенно ясно, почему он смотрел мне на грудь.

6 мая

Дядя Джеймисон сказал, что это он настоял, чтобы мне в больнице сделали экспертизу. Они ее сделали.

Теперь вся семья будет знать, что я девственница. Hymen.

Это написано латынью, черным по белому. Какой кошмар.

Я хочу увидеть русского. Ему можно хоть что-то объяснить.

Я даже согласна привыкнуть к его дурацкой кличке.

Я хочу, чтобы он избавил меня от этого позора, от этой перепонки, пленки, мембраны, или как там она выглядит.

Свидетельства того, что за двадцать восемь лет я никому не понадобилась. Теперь, когда я больше не девушка-полицейский, я могу просто пригласить его в гости. И попросить.

Русский может это сделать, я ему понравилась. Я это сразу чувствую.

И потом — у него такие длинные смешные глаза.

И руки сухие и горячие, не то что у некоторых.

В интернете его зовут Мозес, только еще палочка впереди.

Я буду звать его Мо, это не так кощунственно и приятнее слуху.

Мо! Где ты?

МОРАС

без даты

и он сказал: страшней беды

не знал я до сих пор! [114]

женственность заключается в умении обозначать действительность, не структурируя ее, жаль, что я поздно сообразил

вспомнил сегодня, как с фионой бродили по рынку в марсашлокке, в конце марта, незадолго до ее отъезда: фи, дорого! морщилась фиона и ловко подставляла бумажный пакет, сполосните! мокрая вишня шлепалась на дно, на бумаге проступали лиловые пятна, недозрела! хмурилась она, попробовав хурму, и протягивала руку с деньгами — да нет же, не фунт, а два! боже, какая кислятина! фыркала она, засунув в рот чуть ли не всю виноградную гроздь, и блестела глазами, и пальчиком указывала повелительно, и еще синего! и еще вон того, мелкого!

114

и он сказал: страшней беды // не знал я до сих пор! — Строки из «Песни садовника» (пер. Д. Орловской) из романа Льюиса Кэрролла «Заключение Сильвии и Бруно».

недаром кэрролл не любил мальчиков и одного даже обратил в поросенка, в мальчиках, вот и делёз говорит, слишком много заключается фальшивой мудрости и животности, лишь девочки способны уловить смысл события и отпустить на разведку бестелесного двойника

чахлая воля к событию уступает воле к речи, и от этого по всему телу бегут мурашки, и если Климент александрийский не врет и тело — это причина, то причина моих мурашек — бестелесные вишня и хурма, обретающие смысл, лишь будучи замеченными, вот и я обретаю смысл, пока иду за ней, нагруженный, как невольник, и счастливый, как вольноотпущенник, любуясь кошельком мёбиуса в ее белых уверенных пальцах, кошельком без изнанки от английского кутюрье [115] , кошельком из носовых платков с монограммой ф. р., обернувших весь рынок, весь марсашлокк, весь хаос, всего меня

115

..любуясь кошельком мёбиуса… кошельком без изнанки от английского кутюрье… — Там же, у того же. Имеется в виду кошелек Фортуната, сделанный в виде ленты Мёбиуса.

май, 7

oculis поп manibus [116]

жадно грызешь его, жадно, как горячий пирог на веранде после дачного дня: черничная давленая мякоть, кардамоновая корка, в очистительном восторге грызешь его, волосы встали дыбом, и голос замер, все одно: проснешься со вкусом чужих губ, которого не знаешь и не узнаешь никогда, оттого что всякое окончание — это всего лишь отчаянье, мокрой тряпкой брошенное на холст начинания, высокопарно, да, но что с меня возьмешь

116

oculis поп manibus (лат.) — смотреть, но не трогать. Стр. 372. …так и застыл бы безнадежной мисс хэвишем… — Мисс Хэвишем — персонаж романа Чарлза Диккенса «Большие надежды» (1861), дама, чьи жизненные часы остановились в ту минуту, когда в день свадьбы, собираясь в церковь, она узнала о бегстве жениха.

пропустить бы этот день, как, по слухам, монтень пропускал трудные места в чужих книгах, но ведь нет же — объедаешься им до смерти, точно веронский властитель холодными яблоками в июльский день, подожди меня! хватаешь его за рукав, плетешься за ним по парку медитеранео, по всем его кленовым коридорам, пока жара, жара, жара дышит тебе в лицо забегавшимся псом, а пусти он тебя домой, так и застыл бы безнадежной мисс хэвишем в его спальне, не вытирая столетней пыли, любуясь одеревеневшей столетней пижамой, красное дерево, нет, слоновая кость, художник неизвестен, вот же оно — нетерпение совершенного спектра, белая бумага бесстыдна, скорее, скорее заполнить ее дробинками петита, в белую стену вбить гвоздь, на белую скатерть пролить вино, теперь же и пролить, пока он крутит бахрому, морщит лоб, там, между сведенными бровями, у него душа, пребудут в танго те, кто прахом стали [117] , никогда до конца, ни разу еще

117

…пребудут в танго те, кто прахом стали… — Строка из стихотворения Хорхе Луиса Борхеса «Танго» (из книги «Иной и прежний», 1964). Пер. Б. Дубина.

май, 8

с бэбэ разговаривая, усаживаешься вроде как в dos — a — dos — галантное кресло с двумя сиденьями и одной спинкой — затылок к затылку, и разговоры ведешь, не представляя лица собеседника, оттого что смотреть в лицо бэбэ, когда он говорит, торячо, невозможно, пересохшие глаза опускаются долу, ищут узелок на скатерти, нитку в рукаве, заусеницу?

нет никакого среднего возраста, говорит бэбэ, как нет — oreille moyenne ? — среднего уха и среднего образования, есть в ge ingrat, как это по-вашему? переходный возраст, не так-то просто проклюнуться из яйца птенцу с мягким оранжевым клювом — чем больше слов, тем мягче клюв, ты ведь знаешь

что с того, что тебе тридцать и ты стучишь в скорлупу, избавляешься от детского, неплотного, прощая себе — ребенку в себе — беспомощность и пустую растрату, ведь истинный ребенок в тебе — это не тот, кому ты прощаешь

тот, кому ты прощаешь, это тот, кого тебе удобно принимать за того, настоящего, это, если угодно, и есть скорлупа

продави ее пальцем, imbecile ! очисти ребенка в себе от того, другого, говорит бэбэ, и ты всей спиной чувствуешь, как он ерзает недовольно на шатком антикварном siege, краем глаза видишь, как колышутся, до полу свесившись, златотканые рукава, а тот бэбэ, что сидит напротив, достает пальцами кубики льда из горького кинни, и кладет за щеку, и жмурится, и вдруг поднимается, и ставит бокал на столешницу, и кидает рядом влажную мелочь, и уходит, будто бодхисаттва-пастух, загнавший в нирвану последнюю овцу, нет, как волк угрюмо он уходит и три глубокие священные морщины ложатся на челе и вздрагивают камни и львы покидают священную добычу [118]

118

…как волк угрюмо он уходит и три глубокие священные морщины ложатся на челе и вздрагивают камни и львы покидают священную добычу — неточная цитата из новеллы Николая Гумилева «Дочери Каина» (1908): «И уходит угрюмо, как волк, от одного взгляда скорбных девичьих глаз… Три глубокие священные морщины ложатся на его доселе спокойном и светлом челе… Вот вздрагивают камни, смолкают ручьи, бродячие львы покидают трепещущую добычу».

From: Dr. Fiona Russell, Trafalgar Hotel,

Trafalgar 35, 28010 Madrid, Spain

For Moras, Golden Tulip Rossini,

Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta

May, 2

con un peso en el alma [119]

Господи, какой ужас. Я перечитываю твое письмо в третий раз и все еще не могу поверить.

Густав, мой мальчик! Corazуn de оrо! Оскар Тео, бедный угрюмый Оскар Тео!

119

con unpeso en el alma (исп.) — с тяжелым сердцем.

Милый Мо, мы так дружно смеялись над его мучительным самолюбием и книжной заносчивостью, а сами были просто маленькими негодяями!

Да-да, я имею в виду нашу гимназическую шутку с белкой из зоомагазина.

Никто из нас не подумал, какие ужасные мгновения он переживет, если действительно верит в то, о чем прочитал в своем сомнительном тексте, выпавшем из фармацевтического справочника.

Мне хотелось проучить профессора, уже за то хотя бы, что мне даже не разрешили как следует на этот текст посмотреть.