Поцелуй ангела

– Да я в общем-то уже согласна… но твой муж… Что скажет он?

– О, Джек будет счастлив.

– Он, наверное, строгий…

– Потому что дипломат, да? На самом деле Джек получил эту работу совершенно случайно. Он хороший специалист по компьютерам, всю жизнь проработал в Хьюстоне… просто подвернулся такой шанс. Он отвечает за компьютерное обеспечение посольства… ой, кажется, это секретная информация, так что не говори, что я сказала…

Булочки с корицей благоухали и истекали маслом, чай был душистым и терпким, Эмили оказалась болтушкой и хохотушкой, так что очень скоро они с Джессикой хихикали, словно закадычные подружки, и пропустили тот момент, когда хлопнула дверь и в прихожей раздался веселый мужской голос:

– Эгей! Почему никто не встречает усталого отца семейства? Эм! Джимми! Вы где?

На пороге кухни возник высокий худощавый парень в белой рубашке. Коротко стриженный, в очках, с широкой белозубой улыбкой на загорелом, почти мальчишеском лице. Джессика немного смутилась и торопливо заправила за ухо выбившуюся золотистую прядь – но Джек Сондерс уже протягивал ей руку, улыбаясь и прижимая к себе смеющуюся Эмили.

– Вы Джесси? Наша спасительница и Мэри Поппинс по совместительству? Эм все рассказала мне по телефону, я даже удрал с работы пораньше. Страшно рад знакомству. Я Джек, отец этого небольшого безалаберного семейства. Добро пожаловать в наш дом… я надеюсь, вы уже согласились?

Вот так Джессика Лора Махоуни в одночасье стала няней маленького Джимми – и полноправным членом семьи Сондерс.

Это были месяцы безоблачного счастья, смеха, бесконечных игр, прогулок по Лондону, сказок на ночь, пикников на Темзе, поездок на машине, мирных домашних вечеров, разговоров по душам, безудержного шопинга – Джек и Эмили были действительно замечательными ребятами, веселыми, влюбленными друг в друга и в мир вокруг них. Типичные американцы, они с радостью узнавали страну, в которой им пришлось жить, то и дело задавали Джессике вопросы, а она, уроженка прекрасного, хулиганского, древнего Лондона, в свою очередь с удовольствием знакомила их со своим любимым городом.

С Джимми они стали друзьями на всю жизнь – так сказал Джимми, а он зря слов на ветер не бросал, серьезный был мужчина. То ли у Джессики действительно был врожденный талант, то ли звезды так сошлись, но мальчик совсем не доставлял ей хлопот и не утомлял ее. Более того, когда Джимми засыпал, Джессика начинала скучать без его бесконечных вопросов и потешно-глубокомысленных рассуждений.

Уточки в Риджент-парке были приручены и прикормлены, белки взбегали им на плечи и брали прямо из рук орешки и сухарики, солнце выхватывало из листвы неожиданные золотые листья…

Приближалась осень.

2

По вечерам они обычно пили чай на террасе – а если было холодно, то в гостиной у камина. Вполне по-семейному, во всяком случае – по-дружески. Для Джессики, выросшей в развеселой артистической коммуне, в этом не было ничего необычного, а вот приснопамятная миссис Мэггот наверняка лопнула бы от ужаса и злости, увидев Джессику за одним столом с хозяевами… Впрочем, так бы они ее и пустили, за один стол-то…

Она старалась гнать от себя мерзкое воспоминание, но в последнее время оно возвращалось все чаще. Видимо, осень. Эмили с любопытством косилась на Джессику, когда та начинала неожиданно гримасничать и строить жуткие рожи кому-то невидимому. Наконец, не выдержав очередной порции мимических упражнений во время совместной прогулки, Эмили дернула Джессику за рукав.

– Джесс! Я больше так не могу. Такое ощущение, что ты периодически связываешься с Главным Галактическим Центром и передаешь туда сообщения посредством сокращения в определенном порядке лицевых мышц!

– Прости, задумалась. Джимми, душечка, слезь с заборчика.

– Джесс… о чем ты все-таки вспоминаешь с такими жуткими гримасами?

Молодая няня испустила тяжелый вздох.

– Ничего не могу с собой поделать. Все лезет и лезет в голову проклятый день! Ну когда меня уволили.

– Так расскажи, и он уйдет навсегда.

– Думаешь?

– Ха! Я же из страны психотерапевтов и психологов. Даже не сомневайся.

– Ну… может, ты и права…

В тот день Джессика проспала. Собственно, от нее никто и не требовал вставать на рассвете – все равно вся работа начиналась не раньше полудня, когда мистер Линч отбывал в свой офис, а мадам… ну тоже занималась делами. Магазины, встречи с подругами, чаепития в различных благотворительных фондах – ужас сколько времени это все отнимает.

Короче говоря, Джессика ухитрилась проспать до половины первого, в результате пришлось ускориться. Зевая во весь рот, девушка облачилась в униформу – простое синенькое платье, фартучек и туфли на низком каблуке – и отправилась вниз, сегодня ей предстояла влажная уборка в святая святых, кабинете хозяина.

Вставив в уши силиконовые затычки наушников, Джессика погрузилась в бушующий океан музыки и приступила к уборке. Дело продвигалось, только вот в самом конце уборки она случайно смахнула со стола мистера Линча какие-то бумаги и наклонилась, чтобы поднять их. Замерев в элегантно-классической позе уборщицы – попой кверху – Джессика собирала листы, ничего не видя и не слыша вокруг. Внезапно что-то изменилось, и Джессика замерла, не веря собственным ощущениям. Дело в том, что на ее… хм… пятую точку легли чьи-то руки. Весьма нахальные, надо сказать, руки. Несколько опешив, Джессика, по-прежнему не разгибаясь, повернула голову – позади нее стоял мистер Линч.

Хозяин и в более нейтральных ситуациях не блистал красотой и обаянием, напоминая в целом жабу, страдающую хроническим несварением желудка, но сейчас вид у него был попросту непристойный. На отвисших щеках мистера Линча играли пятна нездорового румянца, он беспрестанно облизывал тонкие губы, а глаза за стеклами очков горели, как у кота. Сюрреализм происходящего усугубляли бодрые вопли Кэти Перри в наушниках. Джесси видела, что мистер Линч что-то говорит, но по понятным причинам не слышала ни звука.

Все это продолжалось всего пару секунд, после чего морок спал, и Джесси стремительно вывернулась из-под шаловливых ручонок мистера Линча, однако оказалась зажатой в углу между столом и стеной, прямо перед распаленным хозяином. Чувствуя легкий приступ паники, Джессика торопливо выдернула наушники из ушей и пискнула:

– Мистер Линч, вы же ушли…

– Тихо-тихо-тихо! Не надо шуметь, моя птичка. Ах ты, какие глазки! Малышка, ты что, боишься меня? Не надо, я добрый. Я могу быть очень добрым, поверь. Для этого всего-то и надо…

И он сказал. На мгновение Джессика онемела, а потом ее разобрал хохот. Нехороший такой, слишком смахивающий на истерику хохот. Мистер Линч почему-то расценил ее смех как радостное согласие на его в высшей степени непристойное предложение и предпринял энергичную попытку обнять Джессику. Протиснуться между столом и стеной ему было трудновато, но за бока он Джессику все же прихватил, а она уперлась кулаками ему в грудь, и они затоптались на одном месте, словно пара подвыпивших посетителей дансинга. Чувствуя настоятельную потребность в расширении пространства для маневра, мистер Линч выволок ее из-за стола и попытался притянуть к себе поближе. Одеколон у него был отвратительный – сладковатый ванильный запах, ненавистный Джессике с детства (в нежном возрасте пяти лет она с подружкой объелась ванильными пряничными звездами с рождественской елки и с тех пор этот запах не переваривала). Впрочем, в любом случае мистер Линч никак не мог бы разбудить в ней нежных чувств.