Почти как три богатыря

– Вот этого я и боюсь, – ответил Иван.

– Ничего! Если что, скажем, что с «преступником ниф-нифунтиком» не знакомы.

– С каким «фунтиком»? – не понял детской шутки Иван.

– Не забивай голову, Ваня, – улыбнулся колдун. – Пошли дальше.

Не успели они пройти и нескольких шагов, как «нарисовался» загадочно ухмылявшийся Сероволк.

– Да, городок что надо! – изменил он своё мнение, увидев, как говорится, мегаполис изнутри. – Дружелюбный!

– Где тебя носило? – спросил Иван.

– И не спрашивай, – ответил цыган и расплылся в озорной улыбке. – Одна красотка меня в переулке прижала. Вся такая из себя.

– А ты что это по переулкам шлындаешь? – подозрительно уставился на Яшку Василевс. – От отряда отрываешься.

– Да по нужде я отошёл. Короче, не перебивай, – отмахнулся цыган и продолжил начатую историю. – А там, значит, эта бабёнка стоит. Остановила меня, лопочет что-то, «уно-моменто», «ай-цвай-драй», «бистро-бистро», мол, это, «дас ист гуд». Я ей, дескать, не могу, россо тористо, кодексо морало, зай и мазай ту-ту, где я потом вас искать буду. Она ни в какую, опять мне «фифти-фифти», «хомо хомиус люпус дас ист класс», уже чуть не плачет, мол, «моменто мори», молодой человек, «щьёрт побьери».

– Короче, «Достосовский»!

– Ну, я не сдержался, пожалел её. Помог дотащить сумки до дому.

– А потом? – облизнулся колдун от цыганского рассказа.

– Всё! Она сказала «грацио-матрацио бамбучо» – большое спасибо, любезный – по ихнему, с «мафией» своей познакомила: с мужем, детьми, свекровью и крёстным отцом, чаем угостила с оливковым вареньем.

– И в чём «фишка»? – разочарованно протянул колдун.

– Как в чём, помогать людям, оказывается, такой же кайф, как и помогать зверям! – цыган закатил глаза от удовольствия.

– Тьфу ты, «суперлюпус». Пошлите дальше, – колдун развернулся и, опять припомнив кое-кого из божественного пантеона, стал пробираться через толпу.

Следом двинулись Иван с Яковом, а параллельным с ними курсом незаметно двигался субъект в сером.

Яков достал из кармана кулёк с семечками и, разглядывая всяческие диковинки, принялся беззаботно их лузгать.

– О-о! Сорок восемь – половину просим! – протянул ладошку Иван. Сероволк отсыпал ему небольшую жменьку.

– Не жадничай! Дал как украл! – пожурил Царевич товарища.

– Тс-с-с! – приложил палец к губам Сероволк и огляделся по сторонам. – Чего орёшь? Хату спалишь!

– Яша, ты опять за своё?! – шёпотом «наехал» Иван на цыгана. – А если бы увидели?

– Не боись! – прошептал тот в ответ. – Там ими слепая бабуся торговала! Царевич чуть не задохнулся от гнева.

– Да как ты мог старого слепого человека обок.

– Да тише ты! – зашикал на Ивана Сероволк. – Я ей незаметно в карман золотой закинул, прежде чем воровать.

– Не понял, а здесь в чём «прикол»? – недоумевая, остановился посреди дороги Царевич.

– Так вкуснее, Ваня! Вкус-не-е! – открыл маленький секрет хорошего аппетита цыган и потащил всё ещё недоумевающего товарища за ушедшим вперёд Василевсом.

Уже почти дойдя до главной площади, вокруг которой располагались основные сооружения для хлеба и зрелищ: ресторан «Империя Пицц», стадион «Голлизей», ночной клуб «Куртиглазки» и амфитеатр «Колливуд», Сероволк остановился и, несколько раз втянув ноздрями воздух, обеспокоенно завертел головой по сторонам.

– Что-то случилось Яша? – тоже забеспокоился Царевич.

Тот промолчал и, найдя глазами человека в сером, который неотрывно шёл за ними, подозвал того взмахом руки.

Понимая, что его раскусили, человек не стал убегать, а робко приблизился, готовый к получению взбучки.

– Слышь, монах! – недобро скалясь, обратился к нему Сероволк. – Ты, конечно, извини за прямоту, но от тебя прёт далеко не святым духом.

Вот тебе денежка, – вложил он незнакомцу в руку монету, – сходи в баньку, помойся, постирайся, купи туалетную воду, а то вблизи и вовсе глаза щиплет.

Человек в сером, не веря в такую удачу, поклонился и быстренько смотался восвояси.

– Альтруист, ничего не скажешь, – ухмыльнулся Иван.

– А то! Помогать ближнему – кайф! Особенно, если от него так несёт!

– Ну не такой уж он нам ближний, это, во-первых, – сказал Царевич. – А во-вторых, так денег никаких не напасёшься. Не забывай, сумма казённая, сугубо на командировочные расходы: провиант, ночлег, транспорт. Финансовая помощь другим в контракте не оговаривалась. Отечественные налогоплательщики таких расточительных богатырей не поймут.

– Хорошо! Больше не буду благотворительностью заниматься!

– То-то же!

Друзья догнали колдуна, который остановился напротив афиши с объявлениями.

– Так, что у нас сегодня в амфитеатре? – пошарил глазами по афише колдун. – Ага, спектакль-блокбастер «Чужие среди других», комедия. Как будто про нас постановка, – обернулся он к товарищам. – Может, сходим, приобщимся к античной, так сказать, культуре?

– Нет, – отрезал Царевич. – На цены билетов посмотри. Нас.

– Налогоплательщики не поймут, – завершил за него фразу цыган и бескультурно ткнул пальцем в афишу. – Вот! «Благородный Максимус против Неблагодарного Спартакуса», «товарищеская братоубийственная встреча», «финал», «в Голлизее», «вход свободным», «с несовершеннолетними рабами вход воспрещён», «Начало: уже вот-вот». Давайте сходим!

– Ни в коем случае! – покачал головой Премудрый. – Там охочие до крови фанаты на трибунах всегда такое безумное «месилово» устраивают, гладиаторы сна лишаются.

– А вот ещё «зрелище», – угрюмо сказал Иван и зачитал объявление. – «Спешите видеть! Сжигание еретика и преступника! Площадь Великого Инквизитора. На закате».

– Пойдём хоть на казнь посмотрим! – без особого восторга предложил цыган. – Опять какого-нибудь интеллигентишку зажарят, на потеху публике, за религиозно-политические анекдоты, типа «Попытка не пытка, а всё равно вертеться надо».

– Или вора какого-нибудь, – предположил уязвлённый колдун. – За то, что семечки у бабки стырил.

– Как узнал? – полезли глаза на лоб у цыгана. – Ваня ты раскололся? Царевич пожал плечами, дескать, никак нет, не стучал.

– Не забывайте, что я кое-где телепат, – пояснил Василевс. – Ладно, пойдёмте на площадь, посмотрим, кого там по ветру развеют.

Вокруг лобного места, где вскоре должно было состояться показательное кремирование «еретика и преступника», лавровому листу негде было упасть – так много оказалось жаждущих лицезреть это «священнодейство».