Почти как три богатыря

– Рахмут! Рахмут, братишка! Обожди! – кричал он на скаку, привлекая внимание «тюрбана».

Странный боходор, подумал воздухоплаватель, услышав взволнованные крики догонявшего его рыцаря, сколько дней прошло, а он всё ещё благодарит за помощь. Наверное, очень воспитанный человек. Только почему он в Пустыне Смерти шатается (как обычно, в прямом и переносном), не совсем понятно.

– Рахмут, я таксу знаю! Зна-ю! Так-су! – отпустив поводья и сложив руки рупором, проинформировал его королевич. – Плачу два счётчика!

Только отвези по нужному адресу!

Конечно же, Полисей немного лукавил, денег у него уже не осталось, а вот коварства заметно прибавилось. В его укрытой шлемом голове созрел план захвата и угона летающего судна, и пусть это попахивало терроризмом, а местами даже и экстремистским сепаратизмом, но другого выхода следопыт не видел.

– Канэчно, дарагуй! Какай пустяка! Отвузю куды нады! – почуяв невыносимо приятный запах золота, засуетился в гондоле «Рахмут». Бедняга знал, что жёлтый металл и кровь имеют одинаковое амбре, но почему-то не придал этому факту значения, а поспешил навстречу неизбежности.

Первым делом он, чуть не прибив рыцаря, выкинул из корзины якорь, который, волочась по земле, затормозил и остановил полёт воздушного шара. После спустил верёвочную лестницу, по которой сразу с лошади Полисей взобрался в корзину и, надрываясь, затащил верного Искалибура следом.

– Вах, какой нэважный вид! Гиде у тебе балит? – посмотрел в осунувшееся обветренное лицо королевича воздухоплаватель, впрочем, быстренько переведя тему в другое русло. – Ми паедет куды скажушь, как бакшиш мине покажушь.

Королевич непонимающе смотрел на «Рахмута».

– Бакшиша! Бакшиша! Такса! – потёр «тюрбан» большим и указательным пальцами друг о дружку. – Крюдитаспасубность покажи, палаванбоходор, и полетюли.

Сообразив, о чём талдычит водитель шара, Полисей понимающе кивнул.

– Значит, бакшиш, говоришь?

– Та, та, бакшиш!

– А вот тебе – шиш! – сунул королевич «тюрбану» дулю в нос. – Я по твоей милости уже больше недели здесь с обезвоженными организмом и конём плутаю! Это из-за тебя меня у стен того самого города-сарая чуть не укокошили! Короче, так! Я объявляю о захвате судна и тебя вместе с ним, в заложники, пока не доставите меня в родные пенаты!

– Не нада мине пината! – взмолился обескураженный захватом «тюрбан». – И рукама бита не нада! Тавай, ладна, тебю как друбжану, за полцена, давези будю.

Королевич расчехлил свой меч с засохшей кровью пустынного дракона и аккуратно взял свободной рукой «Рахмута» за шкирку.

– Не беси меня, Рахмут! – «попросил» он своего заложника. – Я, буквально полчаса назад, отрезал ухо дремавшему дракону, – показал он на трофей, болтавшийся на груди, – и тебе запросто всё лишнее поотрубаю, коли возмущаться будешь.

– Поняла я, поняла моя гопстопдина, – практически без акцента ответил воздухоплаватель. – Пазвалите отщаливать?!

– Свистай всех наверх! – отпустил «Рахмута» королевич, удостоверившись, что тот понял всё предельно ясно. – Держи курс на западо-заход!

– Так тошно! – отрапортовал «тюрбан», снялся с якоря и запыхтел своим самоваром, набирая скорость курсом строго на западо-заход.

– Кстати, и водички дай, если есть, – стряхнув с себя последние признаки агрессии, обратился к заложнику Полисей. Увидев, как дрожит от страха «Рахмут», королевич попытался взбодрить его. – Эй! Да не убивайся ты так! Доставишь меня в нужное место, верну судно и разрешу убираться восвояси.

– Нэт! Тока не эта! – бухнулся заложник своего слабого языкознания на колени перед Полисеем. – Нэ убиву, Вайся, мэня! Нэ свэрнуй мине шей и не разреживай мэня, Вась, по пояси!

Поняв, что «Рахмут» толком ничего так и не понял, королевич не стал того ободрять (пускай, если на то пошло, боится, сговорчивее будет) и ещё раз повторил просьбу насчёт воды.

– Сэйчас, боходор, сэйчас, – услужливо поклонился «тюрбан» и, не вставая с колен, отполз в угол корзины, где у него лежали скрытые под хламом припасы. – Вот табе вада! – протянул он Полисею коржун с прохладной жидкостью и показал пантомиму «пьющего мальчика». – На, певай вада, многа-многа.

Искалибур недовольно заржал и потянулся копытом к воде.

– После меня, Искалибур! – прикрикнул на лошадь Полисей, принял сосуд, откупорил его и, сделав несколько глотков, обернулся к заложнику. – Слышь, привкус какой-то у неё странный и оскома на зубах. Она не протухла у тебя здесь?

– Нэт, пий, пий, боходор, на здороввя! – расплылся в подозрительной ухмылке «Рахмут», но королевич обратил на ухмылку ровно ноль внимания и вновь приложился к коржуну.

– В самом деле, не пойму, – сказал в очередной раз, оторвавшись от «горла» королевич. – Я как тот вежливый лось в притче «пью, пью, а мне всё хуже и хуже». Даже голова закружилась, как от виски.

– Правюлно! – уже в полный голос засмеялся «Рахмут». – Эта жи вада из мётрвого мория! Иё пить не карашо, иё ранка заживлять нада. Ти типерь умирёша, боходор!

Почувствовав моментальное ухудшение самочувствия и сопоставив его с труднопонимаемой речью «Рахмута», королевич пришёл в ярость и, вновь оголив свой меч, принялся из самых уже наипоследнейших сил гоняться за заложником по корзине.

Догадавшись, что в виду последних событий он может и не пережить рыцаря, «тюрбан», едва увернувшись от меча боходора, решил по собственной воле покинуть воздушное судно (а не в качестве метательного снаряда, взбесившегося палавана) и храбро выпрыгнул из корзины на полном ходу с огромной высоты.

Крикнув: «Питясот адын!», он дёрнул за кольцо на тюрбане. Обмотанное вокруг головы полотнище развернулось в пускай и примитивный, а парашют.

Ловко управляясь с «парашютом», «Рахмут» начал парить в воздухе, медленно опускаясь на землю, а королевич, прокричав ему в след массу многоэтажных неологизмов, замертво повалился на пол корзины.

Одинокий боевой конь Искалибур, обнюхав безвременно усопшего хозяина, с горя протяжно заржал, а потом, откинув в сторону всякие стереотипы и предрассудки, ещё и завыл на белое солнце пустыни.

Воздушный же шар, теперича никем не управляемый, помчался по воле ветра курсом не на «западо-заход», а совсем даже в другую сторону.

* * *

Сойдя на берег с весьма потрёпанного дракара с нелепым названием «ОБЕД», мореходы, первым делом, по привычке огляделись и увидели следующую картину: пред ними раскинулась пустынная, словно обильно припорошенная перхотью голова академика любых наук, снежная равнина вечно холодной Аркфрики.

– При-при-припёрлись! – выдохнул Сероволк, изумлённо разглядывая царство вечного снега, льда и мерзлоты, хотя ничего они ещё и не «припёрлись» (им переть-то ещё от заката до рассвета, а северные, пускай и «белые» ночи, не в пример юго-восточным ночам, длинные как шея аркфриканского пингвиуса).