Почувствуй

– За него поручились. Я поверил. Я вообще–то в меде учусь на втором курсе. Хотел хирургом стать как брат. Сейчас придется учебу бросать и на работу выходить. – Провожу руками по волосам. От одной мысли тошно. Фигово. Беспросветно. – Ваш муж может быть очень убедительным.

Женщина усмехается и говорит с горечью:

– Дайте пять! Я тоже верила ему. Годами. В итоге мы здесь, в этой помойке, и всякие подозрительные личности преследуют! Если бы я знала, где он, сама бы в полицию пошла! Ни копейки нам не оставил, мудак, коляска еле ходит, нужно новую покупать — не на что. Я к такому не привыкла. Он алименты не платит. Просто исчез!

Достаю портмоне из кармана, там пара купюр пятитысячных, были планы к Юле... Ладно.

Протягиваю ей.

– Возьмите.

– Мне не надо. Зачем вы это?! – пугается. Отшатывается.

– Да не бойтесь, мы оба попали, кажется. Возьмите, купите коляску новую. Этой и правда хана.

Ее рука движение делает, женщина будто взять деньги хочет. Но медлит.

– Вам еще кредит платить, – произносит неуверенно. Впервые без агрессии. – Пригодятся самому.

– Они меня не спасут.

Я кладу деньги в пакет.

– Извините за беспокойство. Если ваш муж объявится или вы узнаете, как с ним связаться, позвоните, пожалуйста.

Она достает телефон и просит продиктовать номер, что я и делаю.

– Как записать?

– Матвей. И еще... – говорю, всё еще глаза пряча. – Если будет нужна какая–то помощь, то звоните. Не стесняйтесь. Любая. Чем смогу. Так, как вы, жить нельзя.

Не дожидаясь ответа отворачиваюсь и быстро иду к приоре Гоши. Слышу голос позади:

– Матвей!

Оборачиваюсь. Лариса Егоровна смотрит на меня внимательно. Я вглядываюсь в ее лицо и впервые понимаю, что она молодая. Лет тридцать–тридцать пять навскидку. Хотя первоначально по походке и искривленному лицу казалось, что значительно больше.

– А каким вы врачом будете? – спрашивает она, обнимая дочек. – Олеся спрашивает.

Слегка улыбаюсь. Олеся держит мать за руку, смотрит на меня пристально. Моргает. Луп–луп.

Я вдруг думаю о том, что очень хочу сохранить учебу.

– Детским хирургом, – обещаю. И клянусь себе, что если получится удержаться в универе, то сделаю всё для достижения цели.

– Удачи вам, – говорит Лариса Егоровна.

Я киваю и иду к Гоше.

Глава 25

Падаю на пассажирское сиденье, достаю очередную сигарету.

Нервы они не успокаивают, не расслабляют и не дарят комфорт. Просто руки занять и делать что–нибудь. Я всё время думаю о том, что как раньше уже не получится.

– Ну? – спрашивает Гоша.

– Она не знает. Самой жрать нечего. Классика жанра: чувак себе бабу новую нашел, долгов набрал и отчалил. А нам всем — расхлебывай.

– Ты уверен, что у нее ничего нет? А если поискать?

– Да, блть, уверен! – рявкаю. – Отвали от нее уже!

– Совесть проснулась? Тогда что делать нам, жалостливый?

Тру лицо и выдыхаю.

– Будем искать этого козла дальше.

– А если не найдем? Или денег у него нет?

– Тогда двигаемся по плану. Тачку нужно срочно продать и деньги Захару вернуть, с него папаша уже спрашивает. Из оставшихся ремонт погасить, механики ждут. А дальше... кредит выплачивать. Раз уж вляпались, поверили на слово, кто ж виноват. Нас трое. Можно по очереди. Выходит по четыре выплаты в год. Пять лет.

Машинально прикидываю, сколько мне будет, когда закончу.

Гоша едва заметно кивает. Заводит машину, давит на газ. Я продолжаю:

– За кредит пеня капает. Нужно просроченные платежи погасить срочно. Предлагаю на троих также раскидать. Как продадим мустанг — заработанное вкинем в котел. Дальше уже рассчитаем от суммы платежа.

У меня есть тысяч сто пятьдесят. Из тех, что на машину откладывал.

– Получается, придется выкупить мустанг, которого у нас нет, – рассуждает Гоша.

– Получается так.

– А Захар не может вкинуть всю сумму?

– У него не бывает нала, тем более столько. Отец обычно оплачивает счета по факту.

– Так пусть оплатит и сейчас.

– Так и поговори с Захаром на эту тему! Что ты мне–то! – гашу вспышку гнева и продолжаю ровнее: – Че бы его отцу не погасить наши миллионные долги! Захар сразу сказал, что его в сделке официально нет, на него ничего не оформляем. С его отцом всё сложно. Он вообще знать не должен ни о чем.

Однажды я был свидетелем идиотской сцены. Мы с Захаром на машине ехали куда–то, нас кортеж догнал и дорогу перекрыл. Я думал — всё, хана, облава! Мысль мелькнула: кто–то подкинул запрещенку и подставил. По карманам принялся шарить. Пусто. Захар сказал мрачно: «Сиди, я скоро».

Вышел из машины. Из черного внедорожника выскочил его папаша и начал орать. Долго и творчески. Орал на сына так, что у меня уши заложило. Потом выхватил у него телефон, содрал с руки часы, разбил об асфальт. Захар стоял и молчал. Голову не опускал, но и обошелся без привычных шуточек. Вернулся в машину.

Мы поехали дальше.

Гоша то и дело барабанит пальцами по рулю. Мы движемся в сторону спорт–клуба.

– Дом, слушай, – говорит он медленно. И тон его мне не нравится: – А тачка–то на тебя оформлена. И кредит на тебе, значит.

Уже понимаю, о чем речь. И это было ожидаемо.

– Ну и? Мы ж втроем решали, ты этого Рачинского нашел.

– У меня нет денег. И не будет.

– Точнее, есть на что потратить поважнее.

– В общем да. Ты бабу кошмарить отказался, значит... е*ись с этим сам. Извини.

– Хорошо. Останови вот здесь. Да, за светофором. Хочу пройтись.

– Матвей, ладно тебе. Давай хоть довезу до места.

– Здесь останови, блть!

Гоша жмет по тормозам, тачка шлифует. Едва колеса замирают, открываю дверь и выпрыгиваю на улицу. Поднимаю воротник куртки и быстрым шагом иду вперед. Холодно, это хорошо. Холод успокаивает мысли, остужает пыл. Нужно сесть и спокойно поразмыслить над ситуацией, а потом как–то обо всем рассказать Паше. Ему, конечно, не до этого, но больше некому. И Юле. Сначала, наверное, Юле. Или нет?

Выдра распсихуется, конечно, раскричится. Бросит меня снова. Потом, может, простит. Поддержит морально. Было бы не плохо. Но и уверенности нет.

В последнее время я ее совсем не чувствую. Приехала в клуб, вся размалеванная, как кукла. Пьяная, глаза безумные, гонора выше крыши. Сигарету давай требовать. То ее не уговоришь куда–то пойти — дорого, не выспимся, что там делать... То сама рвется. Угадать неемыслимо.

Ругается, потом обнимает так, что сердце из груди выпрыгивает. Стонет горячо, просит любить, требует ласки. У меня засосы на шее после прошлой пятницы только проходить начали. Следом бьет и плачет. Обижается.