Под одной крышей

– Мисс Филлз? Я к вам по поручению владельца.

Реакции не последовало.

Черт бы побрал этого малого, сокрушался Гарри, массируя ноющие виски. Кто бы мог подумать, что из бесшабашного неформала он так быстро перевоплотится в скромного джентльмена. Вот кому бы точно не помешала военная подготовка!

– Ну же, Чез, - поторопил он помощника.

Выждав мгновение, тот вставил ключ в замочную скважину. Провозившись не меньше минуты, Спраут отпрянул от двери и обратился к изнывающему от нетерпения солдату:

– Она поменяла замок.

Это заявление не удивило Гарри. Личность таинственной соседки интриговала все сильнее - ловкости и сообразительности ей было не занимать. Да что там: у нее самим спецназовцам стоило бы поучиться!

– Взламывай, - ровным голосом распорядился он.

Парень не стал препираться и с силой навалился на дверь. Пяти толчков оказалось достаточно, чтобы продавить рассохшуюся доску и проникнуть на запретную территорию.

Гарри поборол подступившее волнение и как можно спокойнее спросил:

– Что там, Чез? Скажи, что видишь?

В ответ донеслось шарканье, удаляющиеся гулкие шаги, затем шаги снова стали четче и унылая физиономия Спраута показалась в пролете.

– Нет здесь никого. Пара кресел в чехлах, на них фут пыли. Неубранная кровать. Большой пакет с собачьим кормом у порога. И парик, - крякнул Спраут, сдерживая смех.

– Парик?
– насторожился Гарри.

– Ага. Так что дама ваша либо от кого-то скрывается, либо скрывает, что у нее липеция.

– Алопеция2, - машинально поправил его солдат, осмысливая услышанное.

– Вот-вот, точно, - протянул парень и задумчиво добавил, спускаясь: - Но знаете, что? Готов поспорить, что это не мужик. Букет свежих полевых цветов - явно женских рук дело.

– Ц-цветов?
– оторопел Гарри.
– Каких цветов?

– Говорю же вам, полевых. Ромашки, золотарник, травки всякие. У зеркала, на том самом комоде. Кажется, ваша лысеющая соседка передумала от него избавляться.

Чез еще что-то бормотал, перекладывая на колени Гарри шахматные фигуры, которые подобрал на верхних ступенях. Но тот вышел из ступора лишь в ту секунду, когда парень забрался в свой скрипучий пикап и завел мотор.

– Я загляну к вам завтра, идет? Мистер Максвелл? Эй, с вами все хорошо?

– Да-да... Спасибо.

– И ружье, уберите его от греха подальше. Не думаю, что оно понадобится. Сегодняшние военные маневры наверняка спугнули тетку, и она в срочном порядке ищет новый угол.

Гарри нахмурился и молча кивнул, а Спраут расплылся в сочувственной улыбке - на всегда собранном и решительном Рэмбо из Палмера нынче не было лица.

Когда рев машины стих во тьме, Гарри вернулся в мастерскую и прихватил дробовик. Надолго ли он остался один, и какие еще фокусы выкинет эта дама с собачкой, неизвестно.

Заперев входную дверь и стянув с себя ветхий кардиган, он облачился в синюю клетчатую рубаху и перебрался на кровать.

Его бросало то в жар, то в холод, а мысли путались. Виски и челюсть по-прежнему гудели, на языке осел вязкий химический привкус. Нервное напряжение этих дней начинало сказываться, но имеющимся в доме таблеткам Гарри отныне не доверял.

Испорченные ферзь, конь и пешка взирали на него с края матраса. И если первый отделался небольшой царапиной на боку, то последней, вплотную подобравшейся к врагу, досталось по полной: вместо точеной головы ее венчал раскореженный огрызок.

«Что дальше?..» - размышлял Гарри, сжимая крошечную фигурку в ладони.

Сначала соседка послала приветливое письмо и выказала желание познакомиться. Потом устроила проникновение со взломом, присвоила себе чужое имущество и принялась угрожать. Когда Гарри был уверен, что засек ее, она умудрилась выскользнуть незамеченной. Теперь эта нелепость с париком.

Происходящее ставило его в тупик. Барышня не удосужилась перевезти сюда свои вещи, но прикармливает собаку и украшает комнату цветами - в точности, как это делала мама! Да что за намеки, в самом деле?

Мама... Сегодня он не вспоминал о ней. О ее бездонных серо-зеленых глазах, о волнистых волосах с золотинкой спелой пшеницы. О руках, пахнущих лавандовым кремом. О пестрых летних платьях, что шуршали, когда она хлопотала по дому.

Гарри прикрыл веки, пытаясь воззвать ее образ, и, незаметно для себя, провалился в глубокий сон.

Ему снова восемь. Июль.

Стоя на обочине дороги, он щурится на яркое солнце, в лучах которого большое кукурузное поле купает наливающиеся початки. Сквозь опущенные ресницы видно, как качается бескрайнее желто-зеленое море.

– Безим!
– четырехлетний Дейл хлопает брата по спине и, хохоча, несется во всю прыть.

Пухлые ножки в коротких штанишках мелькают у Гарри перед глазами.

Но радость сорванца длится недолго - он тут же оказывается на земле:

– Ай!

Мгновение спустя лицо Дейла искажает печальная гримаса, белесые брови сбегаются к переносице. Он хватается за колено и голосит:

– А-а-а! Ма-ма! Ма-а-а-м!..

Она откликается на зов. Ветер подхватывает и проносит мимо ее приглушенный смех и душистый аромат лаванды. Играет подолом цветастой юбки, пока она торопится на выручку «неуклюжему косолапке».

Гарри наблюдает, как она поднимает братишку на ноги, дует на ушибленное место и утирает ему слезы.

– Ничего, ничего страшного, - шепчет она.
– Успокойся.

Мама снова смеется. Расправляет плечи и, прислонив узкую ладонь козырьком, смотрит вдаль. Ступает на тропку, рассекающую поле.

Гарри хочет позвать ее, но не решается - он с замиранием сердца глядит ей вслед.

Небо разгорается до тех пор, пока не оборачивается слепящей белой полосой.

Мама и Дейл исчезают из виду, а редкая трава у дороги становится все выше и выше. Да и кукуруза растет, превращаясь в частокол из толстых одеревеневших стеблей. Тонкая тропинка тает в нем бесследно.

Нужно догнать маму, найти!

Поборов оцепенение, он кидается туда, где минуту назад приметил ее и брата.

Непроходимая чаща преграждает путь: посевы, кажется, вымахали до облаков. Сухие усы початков что-то нашептывают свысока - что-то недоброе, тревожное.

– М-а-ам?!
– выкрикивает Гарри.

Ветер завывает сильнее.

В зарослях что-то маячит, шуршит. Гарри замирает, приглядываясь.

– Ма?..
– звуки застревают у него в горле, когда впереди, будто из ниоткуда, всплывает огромная собачья морда. Бурая шерсть лоснится, язык в обрамлении острых клыков вывалился наружу. Овчарка, размерами походящая на льва, принюхивается. Точь в точь Лютый!