Под знаком Близнецов

— Нет, Анька, он спецназовец! — перебил сестру Антон.

Калаш растерянно поморгал.

— Я брокер, — сообщил мужчина. — Мирный человек.

— Откуда вы вообще взялись? — довольно невежливо поинтересовался Альберт Николаевич.

— Мой… наш отец познакомился с моей матерью, когда служил в Мозамбике. Она была поварихой при посольстве. Когда я родился, отец, конечно же, не женился на моей матери.

— Почему «конечно же»? — встрял Антон.

— Ну, он был дипломатом, образованным человеком. А она простая женщина, читать едва умела. Правда, она была красива в молодости. Матери пришлось уйти из посольства — никто не стал бы держать ее на работе. Отец нам помогал. Научил меня русскому. Когда он в восемьдесят шестом году уехал, мне было десять лет.

— И что, вы с тех пор с ним не виделись? — спросила Катя, хмуря брови.

— Ну почему же? — удивился Калаш. — Виделись, и довольно часто. Война в нашей стране закончилась, когда мне было шестнадцать. Я успел немного побегать с автоматом… Отцу это очень не нравилось. Он говорил, что раз я его сын, то я русский. И жить должен в России. Когда мне исполнилось восемнадцать, я переехал в Россию. Папа пристроил меня учиться в Университет дружбы народов. Там, среди других иностранных студентов, я был незаметен. Отец хотел, чтобы я сменил имя… Но я тоже очень упрямый. Раз мама назвала меня Калаш — пусть так и будет. У меня хорошая работа, друзья… С отцом мы виделись изредка.

— А где вы живете? — спросила Аня.

— В Москве и живу.

— А дети у вас есть? — не унималась Аня.

— Да, у меня двое детей — мальчик и девочка. Близнецы примерно вашего возраста.

— А они… они… чернокожие?

— Не поверишь, но они белые, как вы с братом. Моя жена русская. Да и сам я мулат.

— А мы сможем с ними познакомиться?

Так, за близнецов я спокойна — им есть чем заняться. Чернокожий дядя куда интереснее, чем мы с Васей, вместе взятые…

Я прильнула к перископу. Во дворе — ни души. Странно, на месте стариков я бы уже заметила, что заложники смылись. Вообще на их месте любой здравомыслящий человек уже сообразил бы, что операция провалена и пора уносить ноги, пока есть шанс. До ближайшего жилья далеко. Выведи из строя машины — и вот несколько часов форы у тебя уже есть. Где у нас тут ближайший аэропорт? Через полтора-два часа ты в Москве. А оттуда улететь в любую точку мира не представляет труда.

Но это если говорить о здравомыслящем человеке. Старики сейчас явно такими не были. Они слишком многое поставили на карту, чтобы вот так взять и свернуть операцию…

Я так понимаю, впереди у нас финальный раунд. Это близнецы могут прыгать и радоваться — мама с ними, все позади… На самом деле еще ничего не закончилось. Против меня четверо вполне боеспособных наемников. Теперь они настороже — ребята знают, чего от меня ждать.

— Послушайте, а почему вы бродили вокруг дома и пугали детишек? — не отрываясь от окуляра, спросила я.

Калаш смутился:

— Понимате, я… я приехал в ночь смерти отца. Хотел его предупредить. До меня дошли кое-какие слухи, что его ищут старые приятели. Мы поговорили, но он меня не послушал. Ночью я пришел еще раз, но не успел — его застрелили прямо у меня на глазах…

— А почему вы тогда не пришли к Катерине и не открыли, кто вы такой?

— Ну, я не решился. Папа ведь ничего не рассказывал Кате. Не хотел, чтобы его проблемы из прошлого касались его семьи, дочери и внуков. Я не мог открыть Кате папины тайны, раз он сам этого не хотел. Даже имя у него было другое… Кто бы мне поверил, что Иван Константинович Гольцов и Владимир Константинович Береговой — один и тот же человек?

Калаш вздохнул:

— Я видел, что вокруг дома что-то затевается. Какие-то люди… но не знал, что дойдет до такого. Я думал, что буду потихоньку приглядывать за Катиной семьей и в случае чего успею предупредить… Но не успел.

Он вздохнул:

— Я очень виноват перед вами, Катя. Я переоценил свои силы. Эти типы меня переиграли, и вы оказались в заложниках.

Я краем уха прислушивалась к этой семейной саге в духе «Санта-Барбары». По законам жанра кому-то предстоит потерять память, а потом еще найдется потерявшийся во младенчестве ребенок…

В окне второго этажа мелькнул силуэт Голиафа. А, жив старый паук! А вот в раскрытом окне «собачьей» комнаты показалась растерянная рожа Башира. Ну, все, мне пора.

Я глотнула воды из бутылки, проверила карманы, перешнуровала ботинки. У покойного Малыша Жанно был сорок третий размер ноги, и ботинки немилосердно на мне болтались. Ничего, из всех наших проблем эта — самая мелкая…

Я осмотрела свою команду. Катерина о чем-то беседовала с чернокожим братом. Близнецы прилипли к матери и, раскрыв рты, слушали дядю. Альберт с верхних нар несколько ревниво на них поглядывал. Маша вытирала салфеткой кровь с лица Василия. Учитель держал на коленях автомат. Ох, как бы не пристрелил кого…

Все были при деле. Удивительно, всего несколько дней назад я не знала никого из этих людей, а сейчас у меня было такое чувство, что здесь, в бункере, и моя семья тоже.

«Эй, Охотникова! Давай-ка без фантазий! — прикрикнула я сама на себя. — Твоя семья — это ты и тетушка Мила. А эти люди — твоя работа. Которую, кстати, ты еще не закончила! Так что хватит рассиживаться в тепле. Часики тикают!»

Я поймала взгляд Антона и жестом подозвала мальчика к себе. Он высвободился из материнских объятий и подошел.

— Слушай, Антон, у меня тут секретная миссия. Я должна ее выполнить во что бы то ни стало.

— А можно мне с вами? — вскинулся мальчик.

— Нельзя! — отрезала я. — Поручаю тебе женщин и детей. Приглядывай за ними, пока я не вернусь, ладно?

— Это какие дети? Анька, что ли? Да она сама кого хочешь обидит…

Но мне некогда было препираться.

— Выпусти меня, только тихо, ладно?

Антон кивнул и открыл для меня люк. Я вылезла на мороз. Мальчик задвинул крышку. Так, через какое-то время в бункере обнаружат мое отсутствие. И что тогда сделают настоящие мужчины — брокер и учитель начальных классов? Правильно, они вооружатся чем смогут и отправятся мне помогать. Нет уж, спасибо! Мне и так нелегко придется. Не хватало еще Васи с автоматом… Калаш, конечно, мог бы пригодиться… но у меня было две причины не брать его с собой. Первая — я привыкла работать одна. Для того чтобы в опасной ситуации понимать друг друга без слов, нужно сработаться. Ну, или быть профессионалами, говорящими на одном языке. Думаю, мы лучше понимаем друг друга с наемниками, чем с кем-то еще в этом доме… А вторая причина — я хотела, чтобы в бункере оставался хоть кто-то, способный постоять за себя и защитить раненых. Так что я взяла бочку, наполненную какой-то землей, стоящую в углу, и перекатила ее так, чтобы она оказалась на крышке люка. Конечно, через какое-то время Калаш сможет ее сдвинуть… Но я надеюсь до этого момента закончить свои дела.

Время приближалось к шести вечера. На улице уже совсем стемнело — если через двор мы перебегали в сумерках, то сейчас наступила настоящая ночь. Мороз усиливался, я почувствовала, как стягивает кожу на лице, как мерзнут ноги в ботинках на четыре размера больше, чем надо. Я медленно двинулась к дому, стараясь держаться в тени, падающей от машин. Тачка Альберта стояла поперек дороги, а два внедорожника явно принадлежали нашим врагам.

Входная дверь была соблазнительно приоткрыта. Оттуда на снег даже падала полоска теплого желтого света. Ну уж нет, меня на такой простой крючок не поймать!

Скорее всего, в холле притаился кто-нибудь из наемников. Ждут, пока я войду. Конечно, у меня есть автомат, но ведь оружие вовсе не делает меня неуязвимой.

Как говорил один деятель, мы пойдем другим путем…

Мне пришлось снять ботинки и забросить их в сугроб, потому что подняться по водосточной трубе в них все равно было невозможно. Я закинула автомат за спину и начала подъем. Действие обезболивающего заканчивалось, и плечо кололи пока еще нестрашные иголочки боли. Вдобавок левая рука плохо двигалась, плечо под давящей повязкой, неумело наложенной Машей, распухло и страшно ограничивало подвижность. Так что подъем, который в других обстоятельствах был бы детской забавой, превратился в настоящую проблему.