Под знаменем черной птицы. Книга 2

— Весьма недурно, но я не уверен насчёт барбариса. Многовато на мой вкус, — кажется, именно так ведут светские беседы. Анрир съел ещё кусок и отхлебнул вина.

Не выдержано. Ему бы ещё несколько лет, тогда вкус раскроется. Анрир прикоснулся к бутыли, словно бы не сам, а как проводник чужой воли, от пальцев пробежала струйка тумана, обволокла стекло и схлынула.

— Что есть течение времени, как не медленная смерть? — Габриэль опробовал новое вино и прикрыл глаза от удовольствия. — Кто бы знал, что ваша сила может нести не только разрушения? Думаю, и вы не знали, поэтому так боитесь ее.

— Она не моя, и ничья. Никто не должен управлять смертью вот так, по щелчку пальцев.

Вино в самом деле стало лучше, но теперь в каждом его глотке чувствовался привкус земли. Той самой, что насыпана на могилу.

— Забавно, что такая сила досталась возможно единственному человеку, который ее не хотел.

— Забавно, что прим-лорд хочет обсудить это с имусом. Впрочем, если у вас есть ещё и десерт, то я не против беседы.

Габриэль рассмеялся и покачал головой.

— О да, десерт есть. Завидная наглость спрашивать о нем, находясь в вашем положении.

— Не так много вещей, которые могут быть хуже. Это даёт некоторую свободу. Давайте же, лорд Габриэль, излейте душу, поделитесь, зачем вы привели меня сюда.

Угрозы от него не исходило. Любопытство, опасения, нерешительность — странная смесь для твари. Они в себе не сомневаются. Тот же Роук не сомневался ни секунды, когда решил создать "сумеречную птицу". Хотя знал, к чему это приведет. Видел неизбежность и решил сыграть с ней по своим правилам, не считаясь ни с кем.

— Меня всегда занимала тема героев. Людей, которые совершают нечто невероятное, немыслимое, меняют историю.

— Меня вовсе нет. Много ли занимательного в кратковременном порыве? В том, что предпочтешь умереть сам, а не в компании десятков людей? Но! — Анрир доел медальон, допил вино и откинулся на спинку стула. — У вас вкусная еда, теперь уже неплохое вино, с каждым глотком которого эта милая леди кажется все более милой, — вы же собираетесь с ней переспать? Обидно, что лежит без дела, — так что давайте и дальше болтать о героях. Хотя, признаться, вы выбрали не самую героическую из профессий. Здесь вообще что-нибудь происходит? Ну там пожар или прорванная труба? Или подопытные сбегают?

— Вы первый из них, кто вообще выжил, лорд Анрир.

Девушка нервничала всё сильнее, несколько раз дернулась так, что Габриэль ее чуть не порезал. Отчего только люди уходят с дороги простого и незатейливого секса на кровати? Но, пока они делают это добровольно, любопытство Анрира было праздным.

— Это и привело меня сюда, на "Вита Нову", — Габриэль отпустил "тарелку" мыться и в самом деле подал десерт. — Примы выродились со времён леди Айвен, а возможно даже раньше. Но не все мы одинаковы. Наша семья многие века владела планетой, тихой и мирной, наполненной магией и не знавшей войн. Мы следили за этим. А после туда пришли некросы, целые легионы, сразу в множестве мест прорвали пространство и начали отвоевывать города. Я единственный из семьи выжил, единственный сбежал до того, как меня разорвали на части и сделали телом для кого-то из мертвяков. Вот видите, из меня герой тоже не вышел.

Он допил свой бокал и задумчиво глядел на Анрира. Чего он ждал? Осуждения, поддержки или чего-то третьего?

— У меня есть знакомый, большой специалист по ножам для ритуального самоубийства, могу свести, — Анрир подмигнул и зачерпнул десерт ложкой.

— Думаю, вы можете помочь мне несколько другим способом.

* * *

Он давно уже не различал, когда заканчивается один день и начинается другой. В них не было ничего, кроме слепящего белого, нестерпимой боли, видений от умершего прима и редких бесед с Габриэлем. Анрир успел узнать, что тот никогда дважды не "сервировал" одну и ту же девушку и постоянно промахивался с количеством ровно одной специи.

Будь способ, хоть какой-нибудь, прекратить все это, им бы стоило воспользоваться. Но интуиция молчала, а идеи, как вернуться домой так и не появлялись. Божественная часть тоже не проявляла себя, будто угостить правильным вином Габриэля более важно, чем жизнь и здоровье Анрира. Но от тех уже почти ничего не осталось, одна бесконечная боль и видения о будущем, непременно плохом. Там не было ни единого момента, ради которого стоит жить.

В прошлом их тоже нашлось не так много. Все, что сверстники получали легко, играючи, ему доставалось тяжелым трудом: движения, учеба, даже внимание родителей. Те постоянно ссорились, спорили, сходились и расходились по нескольку раз в год. Ни один из них не был счастлив в такой странной семье и не мог создать свою. Наверное, будь у них другой, здоровый ребенок, Ксандр и Кара жили бы счастливо. А так все их время уходило на занятия с Анриром, на попытки сделать его не хуже сверстников. Чего стоило отцу читать вслух по нескольку часов подряд или раз за разом вдалбливать сыну значение букв или цифр, расползающихся и сразу стирающихся из памяти? Или Каре, которая, как могла, но пыталась научить плавать, бегать, прыгать и лазать по деревьям?

"Все, что тебя держит — это боль. Прими ее, смирись, перестань думать только о ней, и сможешь все. Тело — неуклюжая оболочка для разума и души" — так говорила она. Но оболочка Анрира была слишком неуклюжей. И тогда, и сейчас.

Будь все иначе, давно бы уже прикончил Кезона. И всех остальных. Но его — первым, с нескончаемым удовольствием.

Эксперименты прим-лорда неизменно проваливались. Один за другим. Не было способа отделить силу Уводящего и прекратить мучения Анрира, так или иначе. Тогда-то он и понял, что боль не страшна, страшна только бесконечная боль.

Кезон бил его, не с какой-то научной целью, а чтобы рассчитаться за собственное бессилие. Раз за разом вколачивал кулаки в тело, почти рыча от злой радости. Кости держались, кроме, пожалуй, ребер, но их много, трещины в одном-двух не так страшны. Твари нравились его крики, текущая из разбитого носа кровь, вид свернувшегося на полу тела. И когда Анрир попытался всего лишь передвинуться, чтобы закрыть от ударов голову, получил разряд, отозвавшийся болью по всему телу.

Такой нестерпимой.

Такой ничтожной, по сравнению с множеством смертей.

"Все, что тебя держит — это боль."

В самом деле — боль, ни наручников, ни цепи. А в голове так и бьётся мысль: "пора, пора, действуй!".

Он рывком вскочил на ноги и следом проломил голову Кезону за один удар, как учил Кейташи Вада.

* * *

К середине лета ночи наконец стали длиннее. Но в самый темный из часов звёзды все равно не обретали зимнего блеска и яркости.

Кейташи часто выходил в сад и смотрел на них, в такие моменты чувствуя себя ближе к духам, живущим в Долине отражений. А, возможно, это их тоска влекла его к звёздам. Но сегодня рядом с ним сидела Руоки и тоже вглядывалась в темноту.

— Тревожно, — пояснила она и прижалась ближе. Кейташи набросил на ее плечи одеяло и обнял. Ему тоже было тревожно.

Проклятый кот пропал несколько месяцев назад, и за все время не подал ни единой весточки. После того случая во дворце великого князя Анрир исчез, забыв не только старого учителя, но и оставленные у поверенного деньги. Небеса знают, где носит это недоразумение.

В ответ на его мысли одна из звёзд ярко вспыхнула и полетела вниз. Метеоры и кометы не были редкостью, но этот летел прямо на Кейташи. Руоки тоже видела это и крепче сжала его руку. Если что — сбежать успеют, а ещё и предупредить своих людей. Но небесный гость отклонился и ушел чуть дальше вглубь острова, чтобы рухнуть у подножия одной из гор. Кейташи вывел из стойла ездового руха, оседлал его и ускакал к рухнувшему куску небесного тела. Руоки быстро догнала его, хотя обычно не следовала за мужем в такие опасные места, оставалась беречь покой дома. Надел никогда не должен оставаться без господ.