Подари мне надежду

— Ты разговаривала с моей матерью обо мне? — спрашиваю, когда до дома остаётся минут десять езды, а у меня усиленно чешется язык рассказать об Алисе. Однажды решившись, я не умею поворачивать назад.

— Делать мне было нечего, — заявляет, а я смеюсь. — Думаешь, весь мир только и делает, что ждёт момента о тебе поговорить?

Ну, во всяком случае, мама не наболтала лишнего. Уже хорошо.

— Ты знаешь, почему я вернулся к матери? — продолжаю допрос, понимая, что это уже, скорее, профдеформация, но ничего не могу с собой поделать. Мне нужно понимать, о чём знает или думает Аня.

— Понятия не имею. У тебя сгорел дом? Любовница выгнала? Проиграл квартиру в карты? Коллекторы на хвост сели? От алиментов скрываешься? Вон, сколько вариантов, один лучше другого, даже не знаю, какой выбрать.

Аня перечисляет одну версию за другой, загибая пальцы, а в тёмных глазах искрится и переливается смех. Её явно забавляет эта ситуация, а я усилием воли отрываю от её лица взгляд и вглядываюсь в дорогу. Лучше пусть веселится. Пока.

— Ну, допустим, никто меня не выгонял, — говорю, въезжая в наш двор и осматривая через лобовое стекло пятачок у подъезда, намереваясь припарковать свою машину на привычном месте.

Да только хер мне, а не парковка, потому что на моём месте стоит фиолетовый Фольксваген Жук, чтоб его черти разодрали. Эту машину я узнаю из миллионов, потому что, блядь, сам её купил в прошлом году.

Алиса, мать её, собственной персоной.

Самой жены нигде не наблюдается, значит, в подъезде ждёт. Идиотка.

Резко сдаю назад, выкручиваю руль, понимая, что веду себя, как придурочный имбецил, но встреча бывшей, пусть пока в моих мыслях, жены и Ани — не то, что поможет решить проблемы. Совершенно не то, и я это слишком хорошо понимаю.

— Опять! Опять ты это делаешь! — визжит Аня, когда мы выезжаем на трассу, а я выжимают педаль газа на полную. — Куда ты?!

— Просто поверь мне: так надо, — говорю, а Аня вжимается в кресло, глядя впереди себя огромными глазами.

Мать его. Какого хера я вообще однажды женился на этой дуре Алисе? Верность ей хранил, семью строил? Чтобы выслушивать жалобы, а потом чувствовать себя оплёванным куском дерьма? Отличное развитие событий, ничего не скажешь. Хотя, если у меня нет мозгов и я не смогу сразу разобраться, чем закончится наша “любовь”, то никто в этом, кроме меня, не виноват.

Больше всего на свете я боюсь дойти до точки, за которой начну себя жалеть. Вся эта хрень, когда человек только тем и занимается, что требует сочувствия у окружающих, ищет свободные уши, чтобы поведать о своих неприятностях, точно не для меня.

Торможу у первого попавшегося кафе, распахиваю дверь и делаю Ане знак рукой, чтобы оставалась пока в салоне. Меня переполняют ярость и застилающая глаза ослепляющая злость на Алису, а Аннушка, будто что-то почувствовав, не спорит.

Отхожу подальше, достаю из внутреннего кармана пиджака телефон, набираю номер бывшей жены, и уже через два гудка Алиса снимает трубку.

— Ты какого хера припёрлась? — шиплю в трубку, озираясь на свой автомобиль. За тонированными стёклами мне не увидеть выражения лица Ани, но упорно чувствую на себе её взгляд. Сюрреализм какой-то. — Я же, блядь, сказал чётко и ясно, что не хочу тебя видеть. До тебя что-нибудь вообще способно дойти?

— Влад, не психуй, — просит, а я завожусь ещё сильнее. — Нам нужно кое-что обсудить. Ты же знаешь, я не отстану.

— Говори сейчас.

— Нет, Киреев, это слишком личное. Но обещаю, если наш разговор состоится в ближайшее время, и нам даже удастся договориться, я исчезну из квартиры, уеду к маме, провалюсь сквозь землю — не знаю, чего там ты мне ещё желаешь, но отстану от тебя. Клянусь.

— Пошла ты со своими клятвами.

— Фу, Киреев, очень грубо с твоей стороны, — смеётся, и добавляет, прежде чем отключиться: — Жду тебя сегодня в нашем пока ещё общем доме в семь вечера. Не опаздывай. А не то приеду на работу и устрою там скандал. Ты же дорожишь своей репутацией?

И вешает трубку, а я еле сдерживаюсь, чтобы не запустить телефоном куда-нибудь подальше. Грёбаная стерва, ещё условия мне ставит.

Быстро возвращаюсь к машине, распахиваю дверь с Аниной стороны и протягиваю руку.

— Пойдём.

Аня кивает и ступает на землю, не игнорирует протянутую ладонь. Это прогресс, но, боюсь, больше мне такое счастье не улыбнётся.

Вот был бы я козлом, трахнул бы девчонку и только после признался, что женат, но, к сожалению, в козлиных университетах не обучались.

— Что вообще происходит? — спрашивает Аня, с любопытством поглядывая на меня. — Ты очень странный.

В голосе ни капли настороженности, лишь искренний интерес, а мне любопытно, какие колкости вертятся у неё на языке.

— Просто решил, что нам нужно пообедать. Не знаю, как ты, а я жутко проголодался.

Мне совершенно не хочется есть, но, думаю, чашка крепкого кофе сейчас не помешает — всё-таки намного лучше, чем сидеть в душном кабинете или парить себе мозг, что именно хочет от меня курва жена.

— Так дома еды навалом, — удивляется, а я отрицательно машу головой.

— Нет, лучше так, дома скучно.

— Хм, ну ладно.

Когда проходим к дальнему столику у окна, подальше от посторонних глаз, делаю заказ, а Аня пытается спорить, но я отмахиваюсь от неё.

— Просто расслабься, хорошо? — прошу, накрывая её руку своей, а Аня не отстраняется, лишь вздрагивает слегка.

В памяти крутится наш поцелуй, и мне приходится сжать покрепче зубы, потому что видения слишком яркие, чтобы оставить равнодушным. Аня действительно сладкая — самый лучший десерт, самое вкусное лакомство, что доводилось пробовать в жизни. И пусть она сама себе врёт, делая вид, что я ей безразличен, да только тело не обманешь — оно красноречивее всяких слов давало понять, насколько ей приятны мои прикосновения и жадные ласки.

Теперь бы не спугнуть, а то закроется в раковине и только сарказм, точно щит, и не пробиться.

Чёрт, Киреев, когда ты был таким робким в последний раз? Лет в тринадцать, когда на школьной дискотеке переминался с ноги на ногу, пытаясь сделать хоть один шаг, чтобы пригласить самую красивую девочку класса на медленный танец. Но ведь уже давно не тринадцать, в самом деле.

— У тебя гигантомания? — интересуется Аня, когда официант расставляет на столе заказанную еду. — Или жгучее желание накормить меня до отвала?