Подари мне надежду

— Мамуля у меня — большой поклонник фотоискусства, — тихо смеётся, а я и сама улыбаюсь до ушей, настолько забавными кажутся детские фотки. — Дальше листай, нечего на мой голый зад засматриваться.

— Пфф, сейчас твой зад всяко красивее.

— А то! Я вообще богически прекрасен.

— И фантастически скромен, — ворчу, перелистывая плотные страницы.

— Скромность только барышень и украшает.

Вдруг, на одной из страниц я замечаю фотографию, на которой Владу лет десять, наверное. А рядом с ним высокий тощий черноволосый мальчишка с расцарапанными коленками. Сам Влад по уши в грязи, но такой счастливый.

— Это Илья, — опережает Влад мой вопрос, а я киваю. — А это, — указывает на следующую фотографию, — Марина, моя троюродная сестра. Не знаю, какого хрена я не спалил эти фотки, но уж пусть будут тогда.

На следующих фотках — а их не меньше двадцати — они всё время втроём. На деревьях, на даче, у моря. Марина хорошенькая: тонкая, звонкая, прозрачная, но с задорным блеском в глазах и озорной улыбкой. Такая же светловолосая, как и Влад, с каждой новой фотографией всё ближе льнёт к Илье. Наверное, сначала инстинктивно, а после, когда эта троица превратилась из детей в подростков, всё более осознанно. Даже в застывших на плёнке мгновениях видно, что Илья ей нравится.

А потом всё точно оборвалось.

— Мы дружили втроём, — раздаётся приглушённое, а я замираю, понимая, что вот сейчас Влад всё-всё расскажет. — Маринка жила в соседнем дворе, наши мамы были двоюродными сёстрами и лучшими подругами.

Я чувствую, что Владу тяжело об этом говорить, но он сильный, он всё сможет. Затаив дыхание, поглаживаю фотографию, будто бы могу теплом руки оживить тех, кто на ней изображён.

— Сначала просто дружили, но чем старше становились, тем я чётче понимал: Марина втрескалась в Илью по уши. Робко, несмело, сама, наверное, не отдавала себе отчёт, что каждую свободную минуту проводит с нами не потому, что весело, а потому что есть Илья.

— А он?

— А что он? Сначала не понимал. Мальчики вообще слегка туповаты, — невесёлый смешок, — но потом просёк. Удобно же иметь под боком на всё согласную дурочку… наверное. Не знаю, но Маринка всерьёз ему никогда не нравилась, просто организм быстро сформировался.

— У них…

— Ты хочешь знать, спал ли мой лучший друг с моей сестрой? Спал. И уже за это я мог бы его прикончить, но они ж прятались. Да и я ушёл в Суворовское.

— И что в итоге? — мне дико интересно, но отчего-то страшно. Страшно, что правда окажется чёрной и болезненной.

— В итоге… — вздыхает Влад и пьёт вино прямо из горла. — В итоге Маринка забеременела. Ну и… в общем, он её бросил, а она в петлю полезла. Хорошо, что вытащили. Я вовремя успел. Фух, всё, не могу больше, прости.

— Да-да, я понимаю.

По спине ползёт липкий холодок, и я ёжусь, жалея, что не оделась потеплее.

— Всё, что ты должна знать о нём: он переступит через любого, кто будет ему мешать. Он до сих пор не понял, отчего я его тогда чуть не убил, он не понял, что, пусть Маринка и сделала глупость, но ей в семнадцать лет было не справиться одной. А он её бросил и даже не понял, что натворил. И до сих пор не понимает.

— А она…

— Она родила крепкого пацана, — усмехается, сжимая пальцами переносицу, — сейчас живёт за городом. У неё всё хорошо, уже хорошо, но Илье на сына плевать. Впрочем, как и на весь окружающий мир.

С силой захлопывает альбом, а я вздрагиваю.

— Дай мне сигареты, пожалуйста, — просит, а в голосе тоска. — А то у меня сейчас мозг взорвётся.

Делаю как он просит и хочу, было, присесть на соседний стул, но Влад не даёт: притягивает к себе, сжимает в объятиях до хруста.

— Она любила его ведь, отчаянно так, с надрывом. Первая любовь, ясное дело. Ну а Илюха просто дерьмо. Она звонила мне тогда, плакала, просила его ни в чём не винить. Я ничего не понял, честно, но что-то почувствовал. Понял, что если не успею, беда случится. И да, задержись я ещё хоть на полчаса, Маринка отправилась бы на тот свет. А я бы сидел за убийство бывшего лучшего друга.

— Я понимаю…

— Надеюсь, что понимаешь. И будешь держаться от этого дерьма подальше. Потому что у него своя версия событий, а дурить голову он всегда умел. Впрочем, если по какой-то причине ты решишь поверить ему, то…

Разворачиваюсь в его объятиях, обхватываю ладонями за щёки и смотрю в серые глаза, пытаясь донести взглядом, что верить я могу и хочу только ему. И Влад чувствует это: улыбается, гладит по спине, накручивает мои пряди на палец. Главное, что улыбается.

— Я не хочу ему верить. Понимаешь меня?

— Вроде, не тупой.

— Вот и всё.

Кладу голову на его грудь, обнимая за талию, и растекаюсь лужицей. Я многое поняла, многое почувствовала, и сейчас, когда напряжение неизвестности постепенно отпускает, закрываю глаза и проваливаюсь в сон.

21. Аня

Следующее утро начинается не с поцелуев и нежностей, о которых мечтают романтичные особы. И не с блинчиков, пожаренных обнажённым мужчиной к моменту пробуждения его ненаглядной. Нет, наше утро началось с суеты.

Сначала Влад подпрыгнул на кровати, чуть не упал с неё, чем напугал меня до икоты, громко выматерился, крикнул: “Прости, я очень нехороший мальчик, вечером меня накажешь” и умчался в сторону ванной. Я, обалдевшая и растерянная, минуту сидела, пытаясь понять, что вообще происходит. Оказалось, мы проспали, а Влад клялся на своей печени, что такое с ним вообще впервые, и я просто обязана собой гордиться.

Собираясь на бегу, он авторитетно заявил, что с утра я ещё красивее, взял с меня торжественную клятву не трепать ему нервы и плотно позавтракать, у двери чуть не изнасиловал, озабоченный, и всё-таки убежал. А потом, почти сразу, мне позвонили из “Книгомании” и пригласили на стажировку.

И вот стою, одетая скромнее некуда, у центрального входа в ТЦ и пытаюсь не упасть в обморок от волнения. Мамочки, неужели всё получилось? Ну, почти, потому что никто не знает, пройду я стажировку или меня выгонят в первый же день. Но! Это ведь первый шаг на пути к успеху, и от моего поведения и старательности зависит если не всё, то очень многое.

Судьба не так часто даёт мне шансы, чтобы я с лёгкостью их профукивала.

В третий раз попав в “Книгоманию”, я уже лучше здесь ориентируюсь, хоть и волнуюсь так, что впору рвать на себе волосы, но ничего, пройдёт. Главное, чтобы никто из потенциальных сотрудников не понял, какая я на самом деле трусиха.

Дальнейшие события крутятся, точно меня засосало в калейдоскоп: личный досмотр охранником, стикировка всего, что лежит в моей сумке, выдача бейджа, краткая инструкция от директрисы, и вот меня уже ведут в торговый зал, чтобы рассказать об обязанностях на сегодня.