Подвиг жизни шевалье де Ламарка
Шрифт:
Зацвети же он на два дня раньше, — и совсем никто не обижался, с улыбкой встречая изящные кисти одного из самых любимых повсюду первенцев весны.
Однако ученые справедливо критиковали и осуждали самый метод предсказания, основанный на влиянии и положении луны.
Каждый Ежегодник в Париже встречали насмешками; преднамеренно путали вещи, называя предсказаниями погоды то, что по существу давалось Ламарком лишь как указания на возможную погоду. Находились и такие, которые называли это издание прямым шарлатанством с целью выманить деньги у людей. Кстати сказать, Ламарк вел все дело совершенно безвозмездно, стремясь иметь средства только на расходы по издательству.
Организовав
Ежегодники выходили каждый год и имели большой успех. Подписаться на них было очень трудно: так много находилось желающих. Они издавались с 1799 по 1810 год, и вдруг все дело рухнуло: мановением руки императора оно было прекращено и законсервировано.
Как это случилось? Наполеон считал себя весьма сведущим, как старый артиллерист, в точных науках. В качестве представителя их он не счел возможным терпеть какие-либо беспочвенные теории, вроде предсказаний о погоде. Ему несомненно представили затею Ламарка именно в таком виде, и он приказал прекратить опубликование сводок Ламарка.
Ламарк рассказывал об этом так:
«Главу правительства убедили, что автор, член корпорации вообще очень уважаемой, составляет альманахи и предсказания, что вообще не прилично его званию. Автор ежегодников был извещен об этом лицом, которое было к нему лично расположено. И действительно, недолго пришлось ждать, как из уст самого правившего тогда лица раздалось решительное осуждение предприятия, имевшего на самом деле своей исключительной целью изучение явлений атмосферы. Странное дело: автор, человек лояльный, не писавший ничего о политике и занимавшийся исключительно изучением природы, оказался вынужденным моментально прекратить всякое обнародование своих наблюдений над атмосферой. Привыкший подчиняться силе, он замолчал и продолжал свои наблюдения уже исключительно для удовлетворения собственной любознательности. Стоит иметь власть для того, чтобы делать добро, а как часто имеющие власть обращают ее во зло».
Несмотря на определенно выраженную волю императора в отношении сводок о погоде, Ламарк не сдал позиций. В предисловии к последнему выпущенному им Ежегоднику он просит лиц, у кого есть любовь и интерес к такого рода наблюдениям, продолжить дело им начатое, здоровое по существу и обещающее хорошие результаты. О себе он сообщал, что его здоровье, преклонный возраст и занятость не позволяют больше вести Ежегодники…
Ничего, кроме обид и огорчений, не принесла Ламарку метеорология. Он мучился над теоретическими построениями потому, что, они не совпадали с действительностью. И не могли совпасть, так как Ламарк, мало сведущий в неразработанной тогда физике атмосферы, пытался вывести ее общие законы.
Но многие ли метеорологи помнят теперь о том, кто первый положил начало метеорологической службе? Может быть, первый классифицировал облака, пытался проникнуть в физику атмосферы? Стерлась память о начинаниях Ламарка и в этой области.
Не помнят о нем климатологи и синоптики. Все они начинали сначала историю своей науки, безотносительно к попыткам Ламарка.
«Для Ламарка же все это было только путем для установления законов природы, для построения обшей картины мира, — говорит В. Л. Комаров, — все явления которого связаны между собой непрерывной цепью причин и следствий».
ГЛАВА VI
ФИЛОСОФИЯ ЗООЛОГИИ
На
приеме у императораВ Тюильрийском дворце — день парадного выхода императора. Двери в его кабинет плотно закрыты, но приемная, отделанная с поистине королевской роскошью, уже полна ожидающими. Среди них видные члены Академии наук и искусств, крупнейшие ученые Франции.
Император, желая прослыть просвещенным монархом, покровителем науки и искусства, включил в число лиц, являвшихся на прием во дворец, и ученых. Они могут составить блистательное украшение двора! Разумеется, им было указано, что надо приобрести мундиры и прочие принадлежности придворного костюма.
Ученым предписывалось подносить главе правительства свои последние вышедшие из печати труды.
Все, явившиеся на прием, — в придворных мундирах, с высоким воротом, шитым золотом, в звездах и орденах. На ногах туго натянутые шелковые чулки и блестящие туфли с нарядными пряжками.
Бесшумно скользят по навощенному полу адъютанты. Тихий, еле уловимый шепот… искательные улыбки, поклоны, полупоклоны, кивки головой или просто чуть заметное движение бровей, — смотря по чину!
Совсем как при короле! Император желал, чтобы все было по этикету.
Теперь никто не мог обратиться к Наполеону иначе как «Sire» — государь. Даже его старые боевые товарищи, кровью и храбростью которых он завоевал себе французский трон.
Надев императорскую корону, Наполеон спешил придать своему и без того пышному двору такой блеск, который не только повторил бы, но и превзошел, затмил то, что видели в этих стенах во времена Людовиков!
Дни больших приемов у императора возвещаются всему Парижу, здания дворцов украшают гирляндами, транспарантами с причудливыми виньетками вокруг «N» и «В» — Наполеон Бонапарт. Так угодно императору!
День его рождения отмечался как особо торжественный для всей нации, в числе праздников французской республики. Наравне с днем взятия Бастилии! Наравне с днем низложения короля! Это желание Наполеона.
…Двери из кабинета императора раскрылись, и он появился перед совершенно затихшей приемной, — маленький, смуглый, стремительный.
Император быстро обходит ряды собравшихся, иногда задавая кому-либо короткие вопросы. Он приближается к одному старому ученому. Тот подает ему свою новую книгу.
— Это еще что такое, это ваша абсурдная метеорология? Этот Ежегодник бесчестит дни вашей старости!
Напрасно глубоко оскорбленный ученый хочет что-то сказать, — император не слышит.
Он давно отвык разговаривать с людьми, его удел — отрывистые распоряжения, которым все повинуются беспрекословно.
Неуступчивый и властный, став самодержцем Франции, добивающийся самодержавия во всей Европе, Наполеон не слушает замечаний даже собственных министров, — где же ему услышать возражения какого-то профессора.
— Я беру эту книгу только из уважения к вашим сединам. Держите! — И с этими словами Наполеон бросает книгу своему адъютанту.
— Но эта книга по естественной истории, — несколько раз начинает ученый. Слова его тонут в язвительном грубом окрике Наполеона. Император, не взглянув даже на брошенную им книгу и на ее автора, проходит быстрым шагом к себе в кабинет. Прием окончен.
Горечь публичного унижения и оскорбления стеснила грудь старого ученого. Слезы брызнули из глаз.