Подвойский

11 июля 1910 года Николай Ильич был освобожден из-под стражи. Власти запретили ему жить в Петербурге и других крупных городах. Нина Августовна увезла его в Лунево. Она вновь, как когда-то в Ярославле и Костроме, а потом за границей, выхаживала своего Николушку. Особых лекарств ему не понадобилось, да их и не было в той глуши. Она отпаивала его парным молоком, кормила свежими овощами, часами гуляла с ним по лесу. Все это, помноженное на ее нежность и заботу, действовало лучше всяких лекарств.

Вскоре в Лунево приехал досрочно вырвавшийся из тюрьмы М. С. Кедров, а также старшая сестра Нины Августовны — А. А. Фраучи с детьми. Зажили коммуной, четко распределили обязанности. Арендатор барского дома Александр Августович и его жена вели общее хозяйство. Ольга Августовна обшивала коммуну. Нина Августовна была главным овощеводом. Николаю Ильичу и Михаилу Сергеевичу достались обязанности подсобных рабочих.

Михаил Сергеевич часто садился за рояль, Александр Августович брался за скрипку, а Николай Ильич запевал украинские и русские народные песни. В узком кругу его голос по-прежнему звучал выразительно и приятно. Хором пели «Вниз по матушке по Волге», «Рэвэ та й стогна», «Вихри враждебные», «Смело, товарищи, в ногу». Вместе со взрослыми, заражаясь их энтузиазмом, пели дети, в том числе Артур и Фаня — будущий известный контрразведчик Артур Христианович Фраучи (Артузов) и будущий академик Бонифатий Михайлович Кедров.

Едва поправившись, Николай Ильич съездил в Ярославль и привез оттуда тяжелую связку книг. Кедров, взглянув на корешки, недоуменно спросил:

— Зачем тебе это?

— Я, брат, должен использовать последний шанс. Подал прошение в лицей. Может, разрешат сдать выпускные экзамены, как в семинарии.

— Безнадежное дело, — покачал головой Михаил Сергеевич. — В лицее тебя слишком хорошо знают. Какой им смысл снабжать тебя дипломом?

— Лэжачий зайця не пиймае, — упрямо ответил Николай Ильич.

Он стал заниматься. Сначала с не очень большой охотой, но потом увлекся и полностью отдался учебе.

Недели через две Александр Августович, ездивший в уезд, привез Николаю Ильичу казенный пакет. Сбежались все. Подвойский вскрыл пакет и молча прочитал бумагу.

— Ну, что там, Никодушка? — спросила Нина Августовна.

— Да... не той я кости для них, — с горечью сказал Николай Ильич. — Пишут, что лицей «не имеет возможности...».

— Дело не в том, — вмешался Кедров. — Я — «той кости», из дворян, а все равно... Просто это общество не хочет нас учить. Потому что мы ему служить не будем.

— С этим вопросом все, — решительно сказал Николай Ильич. — Книги не повезу, отошлю почтой.

Он собрал учебники, увязал их и подготовил к отсылке. Нина Августовна следила за резкими, нервными движениями мужа и с грустью думала о том, что Николуш-ку теперь в Луневе не удержать.

На следующий день Подвойские и Кедровы, как всегда, гуляли по лесу. Стояла осень, золотой ковер опавших листьев похрустывал под ногами, прихваченный заморозками. Николай Ильич много шутил; совсем iio-ребяч и подбрасывал палочкой сухие сучки. Потом потянулся, как бы разминаясь, и сказал:

— Благодать! Ах, как хорошо тут у вас!

— Почему «у вас»? — удивленно спросил Кедров.

— Пора мне, Миша! — вздохнув, ответил Николай Ильич.

Михаил Сергеевич посмотрел на молчаливую Нину Августовну и понял, что они уже все обговорили.

— Пожалуй, ты прав: засиделись мы тут, — сказал он. — Куда ты теперь?

— Сначала, куда направят, — ответил Николай Ильич. — А там посмотрим...

Николей Ильич послал в Петербургский Комитет условное письмо и стал ждать. Выпал спег, чисто выбелив поля вокруг Лунева. Наконец пришел ответ. По решению ЦК РСДРП Н. И. Подвойский направлялся на революционную работу в Баку. Петербургский Комитет также рекомендовал добиваться разрешения на легальное жительство в столице.

— В Баку — это хорошо, от зимы уйдешь, — пошутил Кедров. — А как с Петербургом?

— Думаю использовать свое медицинское заключение. Буду настаивать на том, что надо лечиться в столичных клиниках. Добьюсь! Тогда и Нину с Олесей вызову. А ты?

— Попрошусь работать в Москве. Попробую поступить на медицинский. Если не дадут учиться, тогда придется где-нибудь за границей...

— Молодец! — восхищенно воскликнул Николай Ильич. — Музыкант, юрист, медик... Как в тебя все вмещается?

— Человек еще не знает, сколько в него может вместиться... — задумчиво ответил Кедров.

В январе 1911 года Н. И. Подвойский приехал в Баку. Снова — явки, борьба с филерами, митинги, собрания, забастовки. В «мазутной армии» бакинских рабочих он продолжал совершенствоваться как партийный пропагандист, агитатор, организатор. Но партии он был нужен в Петербурге. Николай Ильич настойчиво хлопотал о разрешении на проживание в столице. Его настойчивость была вознаграждена — в июле 1911 года такое разрешение им было получено.

В Петербурге Подвойские поселились в специально подобранной товарищами квартире на Галерной улице в доме номер пять. Небольшая однокомнатная квартира с окном, поднятым под потолок, была не очень удобной для жилья. Нина Августовна говорила, что она напоминает ей тюрьму. Но у квартиры были два нужных качества: двор был проходным и рядом — почтамт. Николай Ильич перегородил комнату фанерной перегородкой. Так было удобнее для работы, ведь Подвойские ждали второго ребенка. Николай Ильич и Нина Августовна были довольны — они легализовались в столице, хоть им и объявили, что они будут под надзором полиции. Но для них это дело было привычное.

Для полного «благополучия» оставалось только устроиться куда-нибудь на работу, чтобы обеспечить себе «законность» проживания в столице, а также прожиточный минимум. И тут пачались неприятности, связанные с их поднадзорностыо. Ни одно государственное учреждение их не принимало. Сторонились и частные фирмы. Николай Ильич обходил одно учреждение за другим. Принимали его хорошо — одет он был по-столичному. Но как только выяснялось, что он поднадзорный, сразу возникало пресловутое «к сожалению».

Как-то вечером, вернувшись после безрезультатных хождений по конторам, он застал Нину Августовну совсем уж сникшей.

— Ну, что выходил, Николушка? — устало спросила она.

— Пока, брат, ничего, — ответил он. — Як богатый, так здоров був, а як бидный — бувай здоров...

Нина Августовна опустила голову. Деньги кончались. Через день-другой нечего будет поставить на стол. Николай Ильич обнял ее за плечи.

— Не вешай носа, Нинуша! Деньги для нас не главное, а главное мы сделали. Теперь, как говорят, хоч лы-хо, абы тыхо. Не пропадем! Тут же две мои сестры и старший брат. Выручат! Я еще не был в городском общественном самоуправлении и в земстве. Это — учреждения либеральные. Там нас возьмут. Тебя в твоем положении, может, и не возьмут, а меня возьмут. Обязательно! Завтра же пойду.