Поединок на атолле
Шрифт:
На противоположной стороне лагуны горит костер. Слабый ветер приносит оттуда запахи дыма и жареной рыбы.
Наш путь пролегает через центр лагуны, мы должны бесшумно переплыть ее от берега до берега.
Все благоприятствует успеху задуманного нами дела: и небо, затянутое облаками, и шум прибоя – он заглушит неосторожный плеск рукой, и то, что у нас оказалось средство от акул – мы не знаем еще, как к нему отнесутся сами акулы, но верим в него, хотим верить.
Первым плывет Жак. Я совсем не вижу его, а ветер, дующий в лицо, мешает расслышать его дыхание. Я опускаю голову под
Противоакулье средство – тончайшая краска; растворяясь в воде, она создает непроницаемое облако, нечто вроде красящего вещества, выбрасываемого осьминогами, кальмарами, каракатицами. Наверное, на этом и основано действие нашей краски: темное облако пугает акул…
Незаметно я беру немного правей, перегоняю Жака и слышу предупредительное, еле слышное похлопывание ладонью по воде: «не спеши»-сигналит Жак.
Он догоняет меня. Мы плывем рядом, слышим дыхание друг друга. Это ободряет нас.
Впереди уже нет непроницаемой черноты, краска остается позади или она уже растворилась, и мы выплыли из темного облака. Но уверенность, что мы надежно защищены, остается. Я вижу след от ладоней, разгребающих воду. Внизу тускло рдеют медузы, кто-то стремительно, как метеорит, проносится на глубине нескольких метров, оставляя гаснущий след. Я вспоминаю, что отец рассказывал мне о рыбах, которые всю жизнь движутся, не останавливаясь ни на секунду, день и ночь. Они должны с определенной скоростью прогонять воду через жабры, иначе – смерть. Значит, это не акула, а скорее всего та рыба, кажется, тунец…
По бедру прокатывается упругий шар, и тело в этом месте горит, как от ожога крапивой. Пустяк – медуза. Скоро пройдет, и я уже забываю об этом. Мы одолели уже больше половины пути. Костер совсем близко.
Слышится тягучая песня. У певца хриплый, но приятный, убаюкивающий голос, мелодия простая, как вой ветра, бесконечно повторяется, как и слова. Чувствуется простой, бесхитростный характер певца. Что привело его сюда? Наверное, не добрая воля. А может, поет торадж или буг. Трудно разобраться в человеке…
Уже виден темный расплывчатый силуэт шхуны, где-то здесь, ближе к берегу, и баркас. Но вначале следует отдохнуть. Мы возле борта шхуны. Вот и корма, руль, он зарос тонкими, как мох, водорослями; мы хватаемся за него руками и стараемся дышать глубоко, полным ртом, беззвучно. Как колотится сердце! От усталости или от страха? Конечно, от усталости. Бояться нечего. Все тихо, баркас на том же месте, привязан длинным канатом к пню пальмы, он стоит кормой к берегу, а с носа сброшен якорь на тот случай, если ветер изменится, чтобы не продырявило бок о коралловые скалы.
Не хочется оставлять руль. Жак дотрагивается холодным пальцем до плеча: «пора». Я плыву к носу шлюпки, Жак к корме: так мы условились заранее. У меня пустячная работа, совсем неопасная, даже если подбросят в костер дров, вспыхнет пальмовое волокно и осветит баркас, то меня трудно заметить, другое дело у Жака. Он должен перерезать манильский трос чуть не в руку толщиной на виду у постового, в том месте, где канат особенно сильно провисает. А что, если он сейчас
натянут, так что до него не дотянуться?
Трофейный пиратский нож остр, как бритва. Я легко перерезал якорный канат и жду. Будто прочитав мои мысли, постовой подбросил в костер ворох кокосового волокна. Язык пламени копьем ударил в черное небо. В колеблющемся красном свете появилась шхуна. Я нырнул, держась за конец, закрепленный на носу баркаса. То же самое пришлось проделать и Жаку. Он с минуту пробыл под днищем баркаса.
Когда я осторожно высунул голову из воды, пламя уже опало, но на берегу стоял и смотрел, как мне показалось, прямо на меня высокий негр. Я узнал, что это негр, не видя его лица, только по росту, он был выше всех на «Лолите», тот самый негр, что отколотил Розового Ганса.
Я почувствовал, что шхуна внезапно пошла к берегу. Значит, Жак перерезал береговой канат, нас понесло ветром. Никакого движения! Мы должны замереть и ждать, пока баркас будет посреди лагуны. Если, конечно, ничего не случится. Ведь у них есть еще шлюпка. Может быть погоня.
Баркаса хватились, когда нас отнесло уже довольно далеко от берега. Негр-боксер дико завопил и, наверное, охапками стал бросать в костер кокосовое волокно, потому что почти вся лагуна осветилась. На шхуне забили в рынду.
Жак забрался в баркас. Там его кто-то окликнул сонным голосом. Жак ответил так резко, таким to- ном, что я вздрогнул в теплой воде. Баркас накренился: с правого борта в воду бросилось несколько человек, один из них с диким криком перелетел через мою голову.
Жак помог мне перелезть через высокий борт и сунул в руки валек весла.
– Не жалей сил, Фома,- услышал я его взволнованный голос.- Слышишь?
Над водой разносились гулкие удары: погоня прыгала с борта шхуны в шлюпку.
Перед тем как сделать первый гребок, Жак выстрелил в воздух: сигнал для Ван Фу, чтобы он зажег на берегу костер, иначе мы могли кружить по лагуне в темноте.
Теперь все зависело от наших мускулов и от того, сможет ли один Ван Фу отбить атаку пиратов, если они очертя голову бросятся на штурм нашего лагеря. Мы обсуждали и этот вариант. В случае нападения на лагерь, кок должен был палить из автоматов и пистолетов, не жалея патронов, все оружие было приведено в полную боевую готовность, и даже мы с Жаком преподали ему урок меткой стрельбы.
– Ничего,- сказал Ван Фу,- я буду стрелять. Ночью не видно, есть попади или нету. А сиравно иво будет бояться.
Я греб сильнее Жака, и потому баркас немного уходил вправо от маяка, зажженного Ван Фу. Скоро я приноровился, и баркас пошел ровно на огонек.
Они явно нагоняют нас. На ходкой шлюпке шесть гребцов. Все явственней зловещий скрип уключин, удары лопастей о воду и лающий голос рулевого, отсчитывающего такт.
Костер совсем близко. Ван Фу посылает в кого-то короткие очереди, но я не могу понять, отвечают ли ему. Кажется, хлопнул пистолетный выстрел, и опять автоматная очередь со стороны камней.