Поединок над Пухотью

Посторонний шум привлек его внимание. Сержант выглянул из-за сарая. По шоссе мчались мотоциклисты, изредка высвечивая фарами опасные участки дороги. Поравнявшись с хутором, они остановились; луч прожектора скользнул по темным окнам, стожку сена.

Раздалась короткая команда. Стрекалов кинулся к воротам двора, но они оказались запертыми изнутри. Кто-то там, в темноте, еще возился с тяжелым засовом.

— Вот попалась птичка, стой! — невесело усмехнулся Сашка.

Немцы приближались. Их было девять. Сержант вжался в узкий угол между крыльцом и двором. Над его головой далеко выдавалась вперед соломенная кровля. Подняв голову, Сашка заметил широкий лаз. Скорей всего хозяин начал ремонтировать двор и не закончил. Подтянувшись на руках, сержант забрался на сеновал и побежал, путаясь в сене, в дальний его угол. Неожиданно ноги его потеряли опору. Беспомощно взмахнув руками, он покатился куда-то вниз. Затрещали деревянные жерди, замычала испуганная корова, и Сашка оказался в коровьих яслях, а сползшее сено накрыло его с головой.

Вскоре дверь со стуком распахнулась и люди, грохоча сапогами, вышли из дома. Минут через двадцать они уехали — был слышен шум отъезжающих мотоциклов. Сашка вылез из яслей, пошел в избу.

Хозяин встретил его с винтовкой в руках.

— Не подходи!

— Хватит, поиграли, — сказал сержант, — пора расплачиваться.

— Не подходи, убью! — в отчаянии крикнул полицейский.

— Не пугай. Мы пуганые, — сказал спокойно Сашка. Он взял ковш, напился из кадушки воды, немного посидел на лавке, отдыхая после страшного напряжения, поднялся. — Пойдем, хозяин, не здесь же мне с тобой… — Он покосился на сбившихся в угол маленькую женщину и ребятишек.

Полицейский все еще стоял в угрожающей позе, но во взгляде его стыл ужас. Когда Сашка шевельнул автоматом, он вздрогнул, согнулся, руки его разжались, и винтовка грохнулась на пол.

— Так-то лучше, — сказал Сашка, — пошли!

Но маленькая женщина бросилась вперед, оттолкнула ребятишек и упала перед Сашкой на колени.

— Обожди, солдатик, не губи понапрасну, послушай, что скажу. Заставили его! Пригрозили, что нас всех изничтожат…

— Встань, Степанида, — сказал негромко муж, — на все воля божья. Детей береги…

— Не губи, солдати-и-ик! — пронзительно закричала женщина. — Сокрыл ведь он тебя, не выдал! Сеном прикрыл, когда ты в ясли упал. А что в дом не пустил— так ведь и тебя, и нас бы вместе с тобой порешили изверги-и-и!

— Ну, будя! — крикнул мужик. — Не трави душу, служивый, веди!

Стараясь не глядеть на лежащую посреди пола женщину, сержант повел полицая в сарай, потом передумал, решил вести за большак в лес… Однако не успели они пройти и половину пути, как сзади раздался крик, от которого у Сашки защемило сердце:

— Ваня-а-а! Кормилец наш!

В одном легком платье, босая и простоволосая, она бежала по снегу, расставив руки. Сзади, тоже босые, хныча и высоко поднимая ножонки от холода, спешили ребятишки.

— Ну, чего стал? — глухо, как в самоварную трубу, произнес полицейский. — Али тебе одной моей души мало?

Женщина была уже совсем близко. Сашка выругался.

— Воюй тут с вами… — И вдруг замахнулся на полицая прикладом. — А ну, катись вместе со своим выводком!

Оторопело моргая, мужик попятился от Сашки, запнулся за корягу и упал на спину. И еще долго не вставал, молча глядел в спину удаляющегося человека. Позади него в снегу билась в рыданиях маленькая женщина.

* * *

В расположение 216-го стрелкового полка майор Розин приехал в первом часу ночи. Пока он собирал рассыпанные повсюду патроны, искал свою планшетку и вылезал из машины, шофер успел проверить все четыре ската, ковырнуть пальцем заднее стекло, простреленное пулей, сосчитать пробоины и осмотреть мотор.

— Легко отделались, товарищ майор! — Он с треском захлопнул капот. Начальник разведки усмехнулся.

— Давно на фронте?

— Я-то? — Шофер озабоченно тер ветошью лобовое стекло. — С октября.

— А до этого?

— До этого? — Манера переспрашивать, по мнению майора, была свойственна людям осторожным и криводушным. Они нарочно тянут время, обдумывая даже самый пустяковый ответ. — До этого я генерала возил, — ответил наконец шофер.

— Какого генерала?

— Генерал-майора Дудина.

— Не знаю такого. Какой дивизии?

— Сорок девятой.

— Где она базировалась?

— Где стояла, спрашиваете?

— Ну да.

— Северо-восточнее Москвы. Более точного места указать не могу, так как у нас насчет военной тайны было строго, товарищ майор…

Розин прошел мимо откозырявшего ему часового в штабной блиндаж, ответил на приветствие щеголеватого старшего лейтенанта — оперативного дежурного, велел позвать санинструктора. Видя нарочито встревоженное лицо дежурного, его сдвинутые к переносице брови, коротко пояснил:

— Царапина.

— Я вызову врача, — сказал старший лейтенант.

— Я же ясно сказал: санинструктора! И, если можно, дайте крепкого чая.

— Можно с лимоном?

— Давайте с лимоном, только поскорее.

Чай ему подал через минуту ординарец полковника Бородина Завалюхин, которого из уважения к его возрасту все звали по имени и отчеству.

— А что, Федот Спиридонович, спит твой полковник или бодрствует? — спросил Розин, принимая из рук солдата большую фарфоровую кружку.

— Еще не ложились, — ответил Завалюхин, — как вернулись в двенадцатом часу, так от стола ни на шаг.

Розин отхлебнул крепкого напитка, сильно разбавленного коньяком, благодарно кивнул, Завалюхин просиял, наклонился поближе, так как был очень высокого роста.

— Приказано: как только вы прибудете, так чтоб доложить…

— А откуда он знал, что я прибуду?

Завалюхин развел руками:

— Не могу знать, товарищ майор, а только так и сказал…

— Ну хорошо, дай отдышаться.

Откинув плащ-палатку у входа, в блиндаж впорхнула санинструктор Свердлина, блондинка с большими голубыми глазами и ярко накрашенными губами.

— Товарищ майор, что с вами? — воскликнула она голосом провинциальной актрисы и мгновенно очутилась на коленях перед майором, сидевшим на скамейке. Короткая юбка защитного цвета подалась вверх, открыв полные колени, ловкие пальчики коснулись руки майора, кое-как перевязанной носовым платком. — О боже, вы ранены!