Поединок. Выпуск 18

Ты сердце готовил для боя, Настроживал взгляд на врага. Но делятся грустью с тобою Река и ее берега. Но все еще неторопливо Мелеют былого следы. Ты слышишь, плакучие ивы Ветвями коснулись воды?

Знал Федор и о том, что после окончания войны в силу всереспубликанской необходимости вырос на Левобережье у глубоких лесчаных карьеров довольно-таки большой авторемонтный завод. Сразу же стали на него свозить собранные на полях недавних боев танки, самоходки, грузовики – и со всем этим переправно-государственным делом плюс к прежним своим водным обязанностям управлялся старенький, но до поры до времени считавшийся расторопным паром. Однако расторопность расторопности рознь: у переправы скапливались все более длинные очереди подвод, машин и людей, в результате чего однажды откуда-то с верховья закопченный буксирчик притащил новенького – металлический паром на нескольких сваренных между собой понтонах и обрамленный отнюдь не исколоченно-деревянными, а стальными трубчатыми перилами. Правда, могутному новичку, принимавшему на свою Палубу по инструкции четыре грузовых автомашины, несколько подвод и до сотни людей, с самого начала резко не повезло: понтоны с первого же раза дружно протекли, сконфузившийся богатырь с полной загрузкой ушел на дно реки – и хорошо еще, что обошлось тогда без человеческих жертв.

– Похоже, со мной теперь решено, – вышептывает чиновничью фразу окончательно теряющий силы Чудак. – Больше я тут ни ради разведцентра, ни ради Леночки… Ладно, хоть еще номера на машине в нашлепках грязи, что твоя сковорода в оладьях…

А прежний паром, между прочим, снова как ни в чем не бывало стал над могилой соперника справляться даже со всевозраставшими перевозками, лишь время от времени принимая на денек-другой себе в подмогу старенький хриплоголосый буксир или вот еще катер, выделяемые городским пароходством. Нынешним утром Федор на этом-то самом на безотказном пароме и думал как раз о том, сможет ли он, потерявший столько крови, выбраться все же из кабины, убрать из-под передних колес грузовика подложенные под них кирпичи и затем, забравшись в кабину вновь, вырулить на берег.

– Нет, это уже все, – убеждает себя шепотом Чудак. – Это уже самый настоящий финиш… Каюк… Амба… Крышка… Конец…

Но финиш это или не финиш, а глаза Федора внимательно следят за тем, как паром причаливает к левому берегу и как на тесной палубе становится сейчас словно бы еще теснее – от легкой сутолоки и предразъездной суматохи. Взгляд Федора тщательно ощупывает там, на таящей одновременно и опасность и спасение суше, узенькую и дурно мощенную мостовую, да ржавую из-за ржавого водостока канаву, уводящую от той мостовой вправо, да склад из гофрированного железа (кто его знает, что или кто сейчас за тем складом!), да – вообще уже вдалеке – непролазные и необоримо притягательные кусты все еще мокрой от утренних рос крапивы. Так что же? Вперед? Только вперед? Вперед, и вперед, и вперед?

Четыре листа фанеры [10] . Евгений Козловский

История одного частного расследования Полковник в белом

Эта леденящая душу история случилась в незапамятные времена: еще существовал СССР, газеты и журналы кое-что начали уже печатать, публика не успела одуреть от обвала правды, а герои обличительных публикаций пока не вполне поняли, что действенность разоблачений попала в обратно пропорциональную зависимость от свободы последних, – поэтому Алина, недавняя москвичка, почти закончившая юрфак и до сих пор публиковавшая эффектные юридические статьи и в «Огоньке», и в «Московских новостях», и даже пару раз, кажется (она и сама толком не знала, вышли отосланные заказные статьи или нет), за границей, нисколько не удивилась уважительному приглашающему звонку из областного УВД.

10

Был такой анекдот. На колхозном собрании обсуждают, как лучше всего потратить премию от райкома, выданную за досрочное завершение сева: тысячу рублей.

Алина припарковала «Оку» прямо возле парадного и не успела, выйдя, щелкнуть ключиком, как лениво подвалил белобрысый мент:

– Отгоните машину. Здесь не положено.

Алина демонстративно огляделась:

– Не вижу знаков.

– Говорят, не положено, значит, не положено! – настаивал мент.

– Меня, между прочим, пригласил ваш начальник, – не удержалась Алина и даже продемонстрировала из далека (потому что удостоверение было внештатное, хотя, честно сказать, и штатное не давало в этом смысле никаких привилегий) белобрысому огоньковское удостоверение.

– Тем более не положено! – заело мента, не очень-то поверившего насчет начальника, а всевозможных удостоверений навидавшегося за службу выше головы: те два или три, которые требовали к себе уважения, узнал бы и издалека. – Поставьте за угол и пройдитесь пешочком.

– Возьмите! – швырнула Алина белобрысому ключи и права с техпаспортом. – А ваш полковник пусть снизойдет до объяснения мне, на каком таком основании не положено, когда нету знаков. Правовое государство они, видите ли, строят! – поднялась Алина до вершин сарказма.

Те двое, один в белой милицейской полковничьей форме, другой – в импортном штатском, наблюдавшие за сценою у подъезда через высокое окно верхнего этажа, конечно, не слышали диалога, на сцена была достаточно выразительна и пластична, чтобы вызвать их улыбки.

– Строптивая, – с тенью не то порицания, не то удовлетворения сказал штатский, человек среднеазиатской внешности.

Полковник кивнул, соглашаясь, отошел от окна: Алина уже скрылась в подъезде, оставив мента в некоторой растерянности разглядывать документы и ключи, – нажал кнопку селектора:

– Кто у входа дежурит?

– Пылыпэнко, – прохрипел селектор голосом неопределенной половой принадлежности.

– Срочно ко мне! – Отпустил кнопку, отнесся к штатскому: – Хорошо, что строптивая. Если уж до чего докопается…

– Рисковый ты человек, Петро! – восхитился штатский, но как-то, кажется, с иронией восхитился.

– Был бы не рисковый, – вступил было Петро в дискуссию, но тут приотворилась, явив совершенно дурную собой и очень немолодую секретаршу, кабинетная дверь.

– К вам, товарышш полковнык, – обнаружила секретарша, что селекторный голос принадлежал ей. – Журналыстка. Ховорыть, прыхлашалы.

– Ревнуешь, что ли? – сомнительно пошутил полковник.

Секретарша злобно скрипнула зубами и бросила на штатского короткий, пронзительный взгляд исподлобья.

– Так чего, пускать?

– И кофе принеси на троих. С пирожными. Ты поняла?

– Да дэ ж я вам пырожныхь-то возьму? – буркнула секретарша

– С пирожными! – значительно утвердил полковник.

– Зря ты с ней, Петро, так! – покачал головою восточный красавец.

– Учи ученого, – проворчал Петро. – По рукам-ногам повязана: куда денется?!

Восточный человек собрался возразить, но явилась Алина, и он вмиг вдруг сделался незаметен, скользнув ли в тень, сам ли в мгновение став тенью…

А полковник, выдержав в наигранном онемении, долженствующем выражать восторг и впрямь очень хорошенькой, да еще и нарумяненной гневом на мента Алиною, секундную паузу, уже шел гостеприимно навстречу гостье, басил:

– Вот вы, оказывается, какая, Алина Евгеньевна! Приятный, приятный сюрприз. Всегда, знаете, когда заочно кто-нибудь понравится, ожидаешь… мымру.

– Не поняла! – резко остановилась Алина. – Я написала что-нибудь не так? Кого-нибудь обидела? Так на это есть закон о печати. Обращайтесь в суд. Никто вам не давал права… То, что я согласилась сюда прийти, считайте моей личной любезностью и не делайте выводов…

– Простите великодушно, – перебил Алину полковник бархатным баритоном, приложив руку к ослепительному кителю где-то в районе души. – Не умеешь, как говорится, не берись делать дамам комплименты.