Поэтический космос

Птичий язык соответствует одномерной вселенной - движение точек на плоскости.

Язык богов - двухмерная вселенная - плоскости разных культур.

Звездный язык - трехмерные модели знакомых нам объемов, движущихся в пространстве.

Заумный язык, или плоскость мысли, - это четырех мерное пространство, то есть то, что нельзя охватить обыденным зрением.

Разложение слова - это пространство микромира, опять же ускользающее от обычного видения.

Звукопись - язык четвертой, пространственно-временной координаты, где звуку-времени соответствует пространственная окраска и форма.

И, наконец, так называемый безумный язык иных вселенных, которые мы в принципе не можем представить, ибо ещё Фрэнсис Бэкон писал, что "вселенную нельзя низводить до уровня человеческого разумения... но следует расширять и развивать человеческое разумение, дабы воспринять образ вселенной по мере её открытия".

Прочитав звездную азбуку, легко понять смысл имени Зангези: "з" - луч света, преломленный и отраженный в косной преграде "н"; преодолев эту преграду, свет знания устремляется ввысь, как возвышенный звук "г", и, преломившись в небесной сфере, луч истины снова возвращается на землю молнией звука "з" - ЗаНГеЗи.

В имени Зангези - композиция и сюжет всего произведения. Имя Зангези похоже на щебет птиц - это "первая плоскость звука" и первое действие драмы. Каждое действие переходит в новую плоскость, новое измерение. Все вместе они составляют действие в эн-мерном пространстве-времени.

Первая плоскость - просто дерево и просто птицы. Они щебечут на своем языке, не требующем перевода:

"Пеночка, с самой вершины ели, надувая серебряное горлышко: Пить пэт твичан! Пить пэт твичан! Пить пэт твичан!..

Дубровник. Вьер-вьёр виру сьек-сьек-сьек! Вэр-вэр-виру сек-сек-сек!

Сойка. Пиу! пиу! пьяк, пьяк, пьяк!.."

Сын орнитолога Велимир Хлебников в юности сам изучал язык птиц. Эти познания пригодились поэту. Звукопись птичьего языка не имеет ничего общего с формализмом. Хлебников никогда не играл словами и звуками.

Вторая плоскость - "язык богов". Боги говорят языком пространства и времени, как первые люди, давшие им названия. Значение звуков ещё непонятно, но оно интуитивно соответствует облику богов. В этой "плоскости богов" было создано стихотворение "Бобэоби".

Суровый Велес урчит и гремит глухими рычащими звуками. Бог Улункулулу сотрясает воздух грозными звуковыми взрывами;

Panp, rpanp, anpl жай Каф! Бзуй! Каф! Жраб, габ, бокв - кук Ртупт! тупт!

Конечно, и язык птиц, и язык богов читается с иронической улыбкой, которую ждет от, читателя и сам автор, когда дает такого рода ремарки:

"Белая Юнона, одетая лозой зеленого хмеля, прилежным напилком скоблит свое белоснежное плечо, очищая белый камень от накипи".

Но не будем забывать, что язык богов, как и язык птиц" строится на глубоком знании исходного материала. Боги говорят теми словами и теми созвучиями, корни которых характерны для языков их ареалов культуры.

Язык богов, переплетаясь и сливаясь с языком птиц, как бы умножает две плоскости звука - ширину и высоту. Так возникает трехмерный объем пространства, в котором появляется человек - Зангези. Он вслушивается в язык птиц и в язык богов, переводит объем этих звуков в иное - четвертое измерение, и ему открывается "звездный язык" вселенной. Опьяненный своим открытием, Зангези радостно несет весть о нем людям, зверям и богам: "Это звездные песни, где алгебра слов смешана с аршинами и часами. Первый набросок".

Реакция окружающих банальна. Одни видят в его азбуке "когти льва", но не стремятся его понять, другие просто называют Зангези безумцем. Тогда Зангези опрокидывает свой звездный язык с небес на землю, проецируя небо звуков и сферу неба на сферу мозга. Звучит опьяняюще возвышенный "благовест ума":

Проум

Пpayм

Приум

Ниум

Вэум

Роум

Заум

Выум

Воум

Боум

Быум

Бом.

Сразу же после этого дается разгадка каждого образа:

"Праум - предвидение", "Выум - слетающий обруч глупости, не знающий границ, преград, лучистый, сияющий ум...".

В "заумном языке" Хлебников моделирует состояние вселенной, где наши представления о пространстве и времени в принципе дают сбой. И. С. Шкловский писал, что здесь язык сегодняшней науки немеет. В самом деле, как смоделировать такие понятия, стоящие на пороге сингулярности, как нуль-пространство, нуль времени? Наша вселенная возникла восемнадцать миллиардов лет назад, а что до этого? Нельзя сказать "до этого", ведь "до" подразумевает время. Говоря словами И. Шкловского: "Что было, когда ничего не было?" Вот абсурдная и тем не менее реальная постановка вопроса.

Первые три слоя нашей вселенной - язык птиц, язык богов и язык людей нам знакомы. О чем же говорит слой четвертый - язык заумный? Это ещё сфера нашей вселенной, но в той её области, где смыкаются пространство и время в четвертую пространственно-временную координату.

Пятый и шестой слои метаязыка Хлебникова - разложение слова и звукопись - в принципе понятны. Каков же последний, седьмой слой - язык "безумный"? Его в драме нет и не может быть, он подразумевается как некая разомкнутость всех слоев языка в невыразимое, то, что сами мы именуем областью разрыва, отделяющей вселенные друг от друга.

К сожалению, мы не можем перелетать, как птицы Хлебникова, от одной ветви вселенной к другой. Разномерные вселенные, возможно, в принципе неконтактны. Хлебников догадывался и об этом. В его записных книжках есть такие слова: "Молчаливо допущено, что пространство и время непрерывные величины (бездырно), не имеют строения сетей. Я делаю допущения, что они суть прерывные величины ... измерение одного мирка другой величиной".

Вот вам и проблема не межгалактических, а межвселенских контактов. Как измерить мерой нашего мира миры другой величины, мысленно перепрыгнуть из одной ячейки в другую?

Знаменитый "сдвиг", широко пропагандируемый футуристами как прием, для Хлебникова был явлением гораздо более значительного порядка. Теория "сдвига" требовала фактически смешения разновременных и разнопространственных планов изображения. Для Хлебникова "сдвиг" - это скачок из одной вселенной в другую. Читателя должно трясти на ухабах времени. Вместо плавного чередования эпох, предлагаемого учебником истории, Хлебников дает живой, прерывистый пульс времени с перепадами, перебоями, захватывающими дух у внимательного читателя.