Поэзия Серебряного века (Сборник)

Рапорт

Председателю Тройки

Господину Долинину

Ротмистра Браудэ

РАПОРТ

Приказом коменданта в Кронштадскот Равелине На четвертом бастионе (юго-запад) За командованье мной при интервенции Карелии Белым бронепоездом “Ревун” — В ночь на третье я был расстрелян И похоронен во рву. Бдя честь Российского знамени, Прошу сей просьбе внять: За дрянь работу – солдат шомполами, Меня ж – дострелять.

Подпись: Браудэ

Деревня Люцерн.

Марта 6-го дня.

Входящий номер и резолюция:

По пункту второму – внять.

Рапорт

Конструктивная тема “Рапорта” – дать в насухо выжатой форме – эпопею, если под ней понимать широкую картину борения родов, наций и классов. Широта картины может зависеть не столько от величины окуляра, сколько от перспективы – так морской горизонт ясно виден и в иллюминаторы корабля.

Семантическая тема вещи – конфликт классовых психологий, взятых в разрезе морали: с одной стороны, чванное геройство старого крепостника, назло всему видящего в красноармейце только русского солдата и в суровой рисовке требующего своей смерти для исправления его плохой работы – и с другой – лишенная всякой сентиментальности четкая деловитость большевика. [450]

450

Примечание И. Л. Сельвинского.

Мотькэ-Малхамовес

Новелла

Красные краги. Галифе из бархата. Где-то за локтями [451] шахматный пиджак. [452] Мотькэ-Малхамовес считался за монарха И любил родительского падежа. Полчаса назад – усики нафабрены, По горлу рубчик, об глаз пятно — Он как вроде балабус [453] обошел фабрику, Он! А знаменитэр ин Одэсс блатной. Там в корпусах ходовые девочки, [454] У них еще деньжата за ночной “марьяж”, [455] — Сонька, и Любка, и Шурочка Первая, Которую отбил у всего ворья. Те повыходили – но снаружи не сердятся, Размотали чулок и, пожалуйста, – на… Вы же понимаете: для такого мердэра [456] Что там может значить бабья война?.. Мотькэ хорошо. Чем плоха профессия? Фирма работает – и вашших нет. На губе окурок подмигивает весело, Солнце обляпало носы штиблет. Но тут вышел номер: сзади рабочие. Сутенер на тень позыривает скосу… Вдруг: “Стой!” Цап за лапу: “Кар-роче…” Брови вороном на хребет носа. Губы до горла лицо врезали, Зубы от злобы враскрошь – пемзой… Оробели ребята… Обмякло железо-то… Взяла тута оторопь и Тамбов и Пензу. Мотькэ-Малхамовес идет по Коллонтаевской… Сдрейфили хамулы [457] – холера им в живот!.. Он уже расходился, руками махается И ищет положить глаз на живое. И вдруг ему встрелись и совсем-таки нечаянно Хунчик-дер-Заика и Сашка Жмых. Ну, как полагается, завернули в чайную И долго гиргиркали [458] за стаканом на троих. А назавтра днем меж домов пятиярусных [459] К магазину “Ювелир М. Гуревич и сын” Подкатил. Грузовик. Содрогаясь. Яростно. Волоча. Потроха. У мускулистых. Шин. Магазин стал. Под наблюдением “приказчика” Зеленых и рыжих два бородача Не спеша выносили сундуки и ящики И с шофером нагружали оцинкованный чан. Когда же подошли биржевые зайцы, [460] Задние колеса прямо в них навели: “Я извиняюсь: магазин перебирается, На следующем квартале есть еще один ювелир”. Внутри же сам хозяин и все покупатели Внавалку, как бараны, перли в стену, Налезали на мозоли и опять-таки пятились, И один дер [461] другого за штаны тянул. А над ними с фасоном главного махера, [462] Успев отскочь до дверей смерить, Мотькэ-Малхамовес за хвост размахивал Синим перцем фаршированную смерть. “Господин Гуревич, вы неважно выглядите, Может быть, что-нибудь, не дай бог, съели? Молодой человек, дайте ж место родителю! Что это за такое, на самом деле. А вы? Эй, псс!.. Белый галстук!.. Тросточка… Извинить за выраженье – вы теряете брюк. Мне чтобы было за ваши косточки — Вы же так простудитесь: на самом сентябрю”. “Нет, кроме шуток, – что вы смотрите, как цуцики? [463] Вы ввозили сюда, мы вывозим туда. В наше время, во время революции, Надо же какое-нибудь разделение труда”. Никакая статуя и никакой памятник Ни тут, ни за границей, ни где-нибудь еще, Наверно, не рассаживались так нагло в памяти, Как вот этот вот налетчик, кривоногий черт. В конце же концов, когда все были как пьяницы, Он поставил бомбу коло самых дверей: “Ша! Эта бомба уже от взгляда взрывается, И только через час в ней потухнет вред…” Но только их зажмурили через шторы рыжие, Мотькэ с автобуса закричал: “Мура!” Какую жар-птицу вы там думаете высиживать? Ведь это же не бомба, а просто бурак…” 1923

451

Где-то за локтями… – высшим шиком в те годы было носить пиджак, приспущенный с плеч на спину, который фактически держался только на рукавах; руки при этом были засунуты в карманы.

452

…шахматный пиджак– клетчатый.

453

Балабус —хозяин (ивр.).

454

Ходовые девочки—гулящие, готовые идти с любым, проститутки.

455

Марьяж—расклад, т. е. предоставление клиентов и охрана. Это является работой сутенера, получающего процент со своих подопечных.

456

Мердэр– злодей (ивр.).

457

Хамулы—хамьё.

458

Гиргиркали– беседовали.

459

Пятиярусных– пятиэтажных.

460

Биржевые зайцы —богатые покупатели.

461

Дер —иностранец.

462

Махер—делец (ивр.).

463

Цуцык (прост. ласк.) – щенок.

Норвежская мелодия

1

Я с тоской, Как с траурным котом, День-деньской Глядим на старый дом, До зари В стакан гремит струя… (О, Мария Милая моя…)

2

Корабли Сереют сквозь туман, Моря блик Сведет меня с ума. Стой! Замри, Скрипичная змея! (О, Мария Милая моя…)

3

Разве снесть В глазах бессонных соль? Разве есть Еще такая боль? О миры Скрежещется ноябрь! (О, Мария Милая моя…)

4

Кончен грог. Молочницы скрипят. Скрипку в гроб, Как девочку, скрипач. Звонари Уходят на маяк. (О, Мария Милая моя…)

5

День как год, Как черный наговор. Я да кот, И больше никого, Примири Хоть с гибелью меня, О, Мария Милая моя! 1932, Пароход “Пронто” (Норвегия), пролив Лаперуза

Владимир Луговской

(1901–1957)

Первые стихи Владимира Александровича Луговского были главным образом о Гражданской войне. Но искренний революционный энтузиазм сочетался в его поэзии с растерянным восприятием грозных событий и мучительным непониманием того, что происходит вокруг. Содержание стихов подчеркивало верность поэта идеям конструктивистов, к которым он примкнул в 1926 году. Но многое в его стихах выходило за рамки конструктивистских догм – они были лиричнее, теплее, сентиментальнее, – и вскоре последовал неизбежный разрыв.

В послевоенных стихах Луговского раскрылась бездна неизвестных возможностей поэта. Его мускулистый и крылатый стих отличается огромным масштабом мысли. В последних книгах звучит тревога поэта за судьбы мира и человеческой культуры.

Жестокое пробуждение

Сегодня ночью ты приснилась мне… Не я тебя нянчил, не я тебя славил, Дух русского снега и русской природы, Такой непонятной и горькой услады Не чувствовал я уже многие годы. Но ты мне приснилась, как детству – русалки, Как детству — коньки на прудах поседелых, Как детству — веселая бестолочь салок, Как детству — бессонные лица сиделок. Прощай, золотая, прощай, золотая! Ты легкими хлопьями вкось улетаешь. Меня закрывает от старых нападок Пуховый платок твоего снегопада. Молочница цедит мороз из бидона, Точильщик торгуется с черного хода. Ты снова приходишь, рассветный, бездонный, Дух русского снега и русской природы. Но мне ты приснилась как юности – парус, Как юности — нежные губы подруги, Как юности — шквал паровозного пара, Как юности — слава в серебряных трубах. Уйди, если можешь, прощай, если хочешь. Ты падаешь сеткой крутящихся точек. Меня закрывает от старых нападок Пуховый платок твоего снегопада. На кухне, рыча, разгорается примус, И прачка приносит простынную одурь. Ты снова приходишь, необозримый Дух русского снега и русской природы. Но ты мне приснилась, как мужеству – отдых, Как мужеству — книг неживое соседство, Как мужеству — вождь, обходящий заводы, Как мужеству — пуля в спокойное сердце. Прощай, если веришь, забудь, если помнишь! Ты инеем застишь пейзаж заоконный. Меня закрывает от старых нападок Пуховый платок твоего снегопада. 1929

Курсантская Венгерка [464]

Сегодня не будет поверки, Горнист не играет поход. Курсанты танцуют венгерку, — Идет девятнадцатый год. В большом беломраморном зале Коптилки на сцене горят, Валторны о дальнем привале, О первой любви говорят. На хорах [465] просторно и пусто, Лишь тени качают крылом, Столетние царские люстры Холодным звенят хрусталем. Комроты спускается сверху, Белесые гладит виски, Гремит курсовая венгерка, Роскошно стучат каблуки. Летают и кружатся пары — Ребята в скрипучих ремнях И девушки в кофточках старых, В чиненых тупых башмаках. Оркестр духовой раздувает Огромные медные рты. Полгода не ходят трамваи, На улицах склад темноты. И холодно в зале суровом, И надо бы танец менять, Большим перемолвиться словом, Покрепче подругу обнять. Ты что впереди увидала? Заснеженный черный перрон, Тревожные своды вокзала, Курсантский ночной эшелон. Заветная ляжет дорога На юг и на север – вперед! Тревога, тревога, тревога! Россия курсантов зовет! Навек улыбаются губы Навстречу любви и зиме. Поют беспечальные трубы, Литавры гудят в полутьме. На хорах – декабрьское небо, Портретный и рамочный хлам; Четверку колючего хлеба Поделим с тобой пополам. И шелест потертого банта Навеки уносится прочь. Курсанты, курсанты, курсанты, Встречайте прощальную ночь! Пока не качнулась манерка, [466] Пока не сыграли поход, Гремит курсовая венгерка… Идет – девятнадцатый год. 1939

464

Венгерка —бальный танец. Основан на народном венгерском танце чардаш. Размер 2/. Венгеркой еще называют цыганскую пляску или попросту “Цыганочку”.

465

Хоры(эмпоры) – верхняя открытая галерея, балкон внутри церкви или парадном зале.

466

Манерка—походная фляжка

Обэриуты

Так называли себя представители литературной группы поэтов, писателей и деятелей культуры, организованной при Ленинградском Доме печати, директор которого Н. Баскаков довольно доброжелательно относился к представителям “левого” искусства. Этот термин произошел от сокращенного названия “Объединение реального искусства” (ОБЭРИУ), причем буква “у” была добавлена в аббревиатуру, как принято сейчас выражаться, “для прикола”, что как нельзя нагляднее демонстрирует суть творческого мировоззрения участников группы.

Датой образования ОБЭРИУ считается 24 января 1928 года, когда в Ленинградском Доме печати состоялся вечер “Три левых часа”. Именно на нем обэриуты впервые заявили об образовании группы, представляющей “отряд левого искусства”. В ОБЭРИУ вошли И. Бахтерев, [467] А. Введенский, Д. Хармс (Ювачёв), К. Вагинов (Вагенгейм), Н. Заболоцкий, писатель Б. Левин. [468] Хотя состав группы менялся: после ухода Вагинова к ней присоединились Ю. Владимиров [469] и Н. Тювелев. [470] К обэриутам были близки Н. Олейников, Е. Шварц, [471] а также художники К. Малевич и П. Филонов.

467

БахтеревИгорь Владимирович (1908–1996) – поэт, драматург, искусствовед, В середине 1920-х гг. вместе с Введенским и Д. Хармсом был членом “Ордена Заумников”, затем принимал участие в группе ОБЭРИУ. В 1930-е гг., как и многие обэриуты, работал в области детской литературы.

468

ЛевинДойвбер (Борис Михайлович Левин: 1904–1941) – детский писатель, прозаик-обэриут. По свидетельству И. В. Бахтерева, рассказы Левина оказали влияние на прозу и драматургию Хармса. Погиб в 1941 г. у с. Погостье недалеко от Ленинграда.

469

ВладимировЮрий Дмитриевич (1909–1931) – поэт, прозаик. Вошел в ОБЭРИУ весной 1929 г. При жизни опубликовал семь детских книг. Еще две (в т. ч. “Кошкин дом” – М., 1941) изданы посмертно. Судьба недетских произведений Владимирова неизвестна. Умер от туберкулеза.

470

ТювелевНикандр Андреевич (1905?–1938?) – поэт, приятель Хармса. В своих стихах использовал конструктивные принципы обэриутской поэзии, прежде всего семантическое нанизывание предметов и качеств. Из его поэтического наследия сохранилось лишь несколько стихотворений. В 1938 г. Тювелев был арестован по делу ленинградского “Перевала” и, видимо, расстрелян.

471

ШварцЕвгений Львович (1896–1958) – писатель, драматург. В его пьесах-сказках, насыщенных актуальными социально-политическими аллегориями, содержится едкая ирония, эксцентричные шутки, философская сатира и элементы лиризма.

Тогда же увидел свет первый (и последний) манифест нового литературного объединения, [472] в котором декларировался отказ от традиционных форм поэзии, излагались взгляды обэриутов на различные виды искусства. Там же было заявлено, что эстетические предпочтения членов группы находятся в сфере авангардного искусства.

Следует добавить, что еще до появления в литературе обэриутов возникло неофициальное литературно-философское содружество, участники которого – Введенский, Хармс и Л. Липавский – называли себя “чинарями”.

472

Декларация ОБЭРИУ // Журнал “Афиши Дома печати”. 1928. № 2.