Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
Закуток, в котором она однажды спасалась от волков, был ее последней надеждой. Доброе предчувствие подсказывало ей, что все должно обойтись и на этот раз, лишь бы Рыжик, сын ее, не заскулил от страха. Он, как и она, дрожит всем телом.
Снаружи послышались голоса людей и звуки шагов. Кроме Альбы и Рыжика в пещере уже никого не осталось. Альба бесшумно протиснулась в узкую щель. Следом за ней пролез щенок. Прижавшись к нему, старая сука почувствовала, как ошалело бьется в щенячьей груди сердце. Она лизнула Рыжика в морду, лапой прижала его к земле и замерла.
В пещеру
зашел человек. Она отчетливо слышит его осторожные крадущиеся шаги. Шаги упорно приближаются к закутку. Топ, топ, топ. Зловещая поступь оборвалась. Враг остановился в двух шагах от притаившихся собак.
—Ну, что там?—раздался приглушенный, неторопливый голос другого человека, находившегося у входа.
—Вроде пусто,— послышалось из пещеры. Человек достал из кармана спички, но, по-видимому, они отсырели и не хотели гореть. Изломав их с десяток, человек бросил коробок под ноги и со злости растоптал его сапогом.
—Ни черта не разберешь без фонарика. Да и нет тут никого. Можно подумать, они круглые дураки. Как же Жди. Сейчас, наверное, чешут по кустам без оглядки в разные стороны.
Люди ушли. Их говор отдалялся и слышался все слабее. Затихли голоса. Мертвая тишина заволокла пещеру, но была в этой тишине зловещая настороженность. Как перед грозой замирает природа, чтобы через некоторое время взорваться и выплеснуть наружу гнев и злость свою, так и в затхлом воздухе их убежища притаилась невидимая сжатая пружина, вот-вот готовая распрямиться и поднять бурю. И вновь тогда загремят выстрелы и польется на сухие травы горячая собачья кровь.
«Пора уходить»,— решила Альба. Она выглянула из пещеры. Убедившись, что вокруг никого нет, торопливо пересекла опасный участок. В спасительных кустах она остановилась перевести дух.
Щенок ткнулся ей в задние ноги и замер, будто ничто его не волновало. И только напряженная поза да неестественный поворот головы говорили об обратном.
Альба поспешно пробежала мимо бездыханных псов, и щенок тоже, подражая матери, подчиняясь чему-то незнакомому и страшному, проследовал за ней, не задержав взгляда на трупах сородичей.
Опять невдалеке раздались выстрелы. Альба вздрогнула, прижала уши, ожидая удара невидимого бича. Щенок беспокойно терся об ее ноги. Она лизнула его в морду, качнула поседевшей головой и не спеша побежала прочь. «Подальше от людей. Подальше».
Семь дней они прожили в верховьях небольшого ручья. Эти дни не прошли для Рыжика даром. Щенок неотступно следовал за матерью, стараясь во всем ей подражать. Больше всего ему нравилось ловить мышей. О более серьезной охоте он пока не мог и мечтать.
С небольшого бугра Альба огляделась вокруг и заметила на фоне зелени серое пятно. Без всяких сомнений —
в редком ельничке, на зеленых ветвях недавно упавшей ели, дремал заяц.
«Наверное, упитанный, большой и очень вкусный»,— облизнулась Альба.
Приказав щенку не двигаться, она мелкими шажками, со всей предосторожностью стала приближаться к серому. Уже коснулся ее ноздрей терпкий, будоражащий запах зайца. Ей хорошо видно, как опускаются и поднимаются заячьи бока. «Спит, не слышит. Спокоен. Еще немного. Спи, косой. Спи... Проклятый ветер. Крутит и крутит. Только что
дул навстречу и вдруг потянул в спину».
Рыжик — само нетерпение. Ему не сидится на месте. Он в тысячный раз мысленно подкрадывается к зайцу и всякий раз благополучно хватает зверька за горло. «Почему она медлит? Пора сделать последний решающий прыжок».
Заяц шевельнул ушами. Альба растерянно застыла на месте. Новый порыв ветра ударил ее в спину. Заяц высоко подпрыгнул и, еще не зная, откуда ему грозит опасность, бросился бежать.
Широко раскрыв пасть, Альба рванулась ему навстречу. Прыжок был неточен, и на ее зубах лишь повис клок заячьей шерсти.
Рыжик прижался к земле, продолжая внимательно следить за косым. Как ловко он чешет через кусты и мчится прямо на него. «Пора!»—он кинулся на зайца, но неожиданно для самого себя оказался сбитым с ног и, что более всего неприятно и досадно, ощутил на своей груди противное прикосновение заячьих лапок.
Сбив с ног Рыжика, перепуганный зайчишка помчался дальше.
Щенок с трудом поднялся на ноги и затуманенным взором посмотрел вслед косому.
С хриплым лаем Альба пустилась по заячьему следу, но, прекрасно понимая, что зайца ей не догнать, вскоре остановилась. Она виновато посмотрела на подбежавшего
сына. «Не повезло, малыш. Что поделаешь? В другой раз повезет. Не вешай головы. А ты молодчина! Не испугался зайца»,— она одобрительно посмотрела на щенка и улыбнулась, оскалив пожелтевшие зубы.
На Тайгал они возвращались ночью. Звезды осыпали небо и тускло мигали. Тишина. Стоят ели и березы огромными исполинами, смотрят ввысь, не шелохнутся. Что их мучает, что терзает? У них тоже есть сноп беды и горести. С кем поделиться думами, кому сокровенное выложить, как не звездам и луне? Далеко они. Услышат ли? Не ведают деревья. Но все-таки шепчут про свои печали. И до самого рассвета рассказывают, пока не налетит по-волчьи бродяга-ветер и не заглушит тихий шепот ветвей разбойничьим посвистом.
«Скорее! Скорее!» — торопит Альба Рыжика. Неизвестность хуже всего.
Последний километр она бежала с предельной скоростью, на какую была способна. Маленький Рыжик едва поспевал за ней. Если Альба, выбирая дорогу, избегала крупных преград, но пренебрегала мелкими, то для Рыжика, чтобы поспеть за ней, не оставалось времени на осмысливание следующего шага. Выбирать не приходилось. Он натыкался на острые сухие сучья, ударялся о камни, падал в ямы, но от Альбы не отставал. Наконец под ногами захлюпала вода.
Тяжело дыша, Альба замедлила бег.
Над темными водами Тайгала, над шуршащей стеной камышей, над черными скалами продолжала висеть глухая и тревожная ночь. С озера тянуло холодом и сыростью. Пахло водой, тиной и какой-то гнилью. Неподалеку виднелись пещеры. Их широко раскрытые глаза с жадностью вглядывались в посеребренную мутной луной полоску воды: словно в слабо искрившихся водах должна была появиться их добыча.
Но разорвет уснувшую тайгу протяжный вопль, взлетит в отчаянии последний крик, и содрогнутся воды Тайгала, поникнут прибрежные кусты. Лишь одни пещеры оживут и возрадуются прощальное эхо будто согревает их каменные сердца и ласкает гранитные уши.
Поделиться с друзьями: