Пока мы будем летать
Шрифт:
До нас доносится детский крик, прерываемый веселым хохотом. Не могу удержаться от того, чтобы открыть глаза и повернуть голову на звук. Замечаю двух маленьких девочек, играющих со своим отцом. Он подбрасывает по одной в воздух, затем сажает старшую себе на плечи, а младшую удерживает одной рукой. Он что-то шепчет своим дочерям на ухо, от чего они затихают, но яркий блеск их глаз не меркнет ни на секунду.
— Ты скучаешь по нему? — спрашивает парень, обращая на себя моё внимание. Снова поднимаю голову вверх, встречаюсь с его глубокими зелеными глазами. Его пальцы касаются моих щек.
— Немного. Всё ещё считаю ироничным, что он работал на горячей линии психологической помощи, а сам… Не смог спасти себя от этого, — ироническая улыбка
— Что с ним случилось? — спрашивает Флинн, окончательно сбивая меня с толку.
Смерть отца не стала травмой детства или скелетом в шкафу, который я тщательно прятала, боясь выпустить его наружу. Мне было не больно, а лишь страшно. Долгое время я просыпалась от глухих криков ночью. Это страшило Эйприл. Мама забрала её в свою спальню, оставив меня один на один со своими страхами. Мне стоило закрыть глаза, как струящаяся фонтаном кровь из запястий отца вдруг оказывалась на моих собственных руках. Я пыталась убежать от этого, но все мои попытки были тщетны.
Это был первый раз, когда мне пришлось осознать, что помощи не стоит ждать ни откуда. Никто кроме меня не сможет помочь мне. Никто даже пытаться не будет сделать это. Я боролась с собой изо дня в день. Мне снились кошмары, а я смыкала глаза ещё сильнее, роняла слезы, сжимала в руках простыни до побеления костяшек. Я хотела пропустить страх через себя, а он проникал всё глубже внутрь. Въелся под кожу и мышцы. Вирусом разошелся по всему телу.
Секрет был в принятии. Принятии смерти отца, как должного. Все люди умирают со временем. И если нет сил жить дальше, то зачем продолжать изводить себя в ежедневной борьбе? Я пыталась в страшном воспоминании увидеть человека, пытавшегося остановить ту боль, которую ему было с трудом осилить. Увидеть человека, а не отца, который ещё утром поцеловал меня нежно в лоб, сложил в бумажный пакет две булочки с корицей и пожелал хорошего дня.
Порой это трудно пропустить через себя. Нет смысла в самоубеждении, если звезды сложились так, а не иначе. Это был мой отец. Больше для меня, чем просто человек. Он был тем, кто научил меня основным принципам жизни, не самым надежным, но всё же — всегда оставаться добрым и терпеливым.
Мне становится особенно сложно, когда заставляют вспоминать всё это. Это не грязный секрет, это болезненное воспоминание.
— Харпер, — взывает ко мне Флинн. Он хочет услышать. Хочет освободить тяготы моей души. Пытается сделать то, что ему не под силу.
— Мой отец вскрыл себе вены, — наконец отвечаю, будто это обычное дело. Поднимаюсь с места, сажусь рядом и опускаю голову Флинну на плечо, делая глубокий вдох. Парень молчит. Будь я на его месте, у меня точно также не нашлось бы слов. — Мама повела Эйприл на прогулку. Я знала, что её не будет дома, когда я вернусь домой раньше. Учительница заболела. Я думала, что папа тоже будет на работе. Купила себе мороженое на карманные деньги и думала, что успею к новой серии «Котопса», — погружаюсь в тот день. Смотрю взрослыми глазами из-за спины маленькой девочки с милыми косичками, заплетенными матерью наспех и беретом, который покосился, закрыв ей весь лоб. — Я бежала домой. Тогда начался дождь. Не слишком сильный, но я боялась промокнуть и простудиться. Ужас как боялась пропустить хоть один день в школе, — на моем лице появляется кратковременная улыбка, наполненная теплотой воспоминаний. Но они все разбиваются вдребезги. — Дверь оказалась открыта. Я только и думала о том, чтобы это не были мама и Эйприл. Я окликнула их, но никто не отозвался. Это было странно. Раздеваясь, мне послышался чей-то хриплый голос, который звал меня по имени. У меня мурашки по телу пошли. Я даже не узнала его голоса. Взяла в руки ботинок, словно это могло меня защитить, и медленно ступала в гостиную, — в горле ужасно пересохло. — Затем я услышала, как он крикнул «Харпер, не смотри!», но я повернулась на его голос, — меня поражает то спокойствие, с которым я рассказываю
Флинну всё это.Поднимаю глаза на парня. Он кажется таким же спокойным, как и я, но чувствую, как сильно бьется его сердце через ткань рубашки. Он молчит. Ни слова сожаления. Другого мне и не нужно.
— Он сидел на полу. У его ног я заметила окровавленный нож. Руки распростёрты, а из них хлещет кровь фонтаном. Я не знала, что делать. Я просто несколько секунд наблюдала за этим, пока не додумалась вызвать скорую. Минуты тянулись словно часы. Я сидела возле него, полотенцами перемотала запястья, но кровь просачивалась. И всё вокруг было в крови. Мои руки, моё платье, даже мои волосы. Он всё время шептал что-то вроде «Прости меня»… Не знаю… Я не разбирала слов, — в моем голосе появляются нотки беспокойства. У меня больше не получается отделять себя от этого. Это мои руки в крови, а не той девочки. — Врачи не успели. Он умер у меня на руках.
— Это должно быть пиздец как страшно, — слова парня вызывает у меня улыбку и вместе с тем слезы.
— Да, так и было.
Он дарит мне несколько минут тишины. Не знаю, делает ли Флинн это осознанно. Чувствует ли он меня насквозь, либо это получается у него само собой. В любом случае, это всё, что мне нужно. С моих плеч не упал груз, потому что его там и не было. Был страх, и этот страх до сих пор есть. Но мне приятно поделиться этим с кем-то, кто не бросится с вежливыми объятиями утешать меня. Ведь это то, в чем я меньше всего нуждаюсь.
— Но ведь что-то хорошее тоже произошло в тот год?
— Да, безусловно. Я начала дружить с Брук, — поднимаю голову и смотрю на него. — Хотя не знаю, можно ли это считать чем-то хорошим.
— И правда сомнительно. Ладно, поднимай свой зад, — Флинн небрежно сбрасывает мою голову со своей груди и начинает подниматься, хрипя при этом, как старый дед.
— Но мне здесь так нравится, — сделав подпору из рук, я прищурила один глаз, глядя на парня снизу.
— Обещаю показать тебе ещё много мест, от которых ты будешь в восторге.
***
Алкоголь давно выветрился из моей крови. Наверное, я опомнилась лишь, когда крепкое тело Флинна прижимало меня к стенке в душе. Под горячим потоком воды мне становилось всё жарче. Он спросил всё ли в порядке, когда я выпустила громкий крик. Ему стоило догадаться, что всё было гораздо лучше, нежели в порядке.
Мы занимались любовью в душе, а затем, не отрываясь друг от друга, перешли в спальню. Мы сделали это несколько раз, и у меня образовалось странное чувство, будто до этого я никогда не занималась сексом. Это были новые ощущения, которые мне не приходилось испытывать раньше. Я получала удовольствие от процесса, по окончанию которого не чувствовала себя использованной ни на каплю. По всему моему телу лишь прошел некий электрический заряд, что будто бы вернул меня к жизни.
Смутно помню, что было до этого. Мы распили бутылку белого сухого вина на двоих, кормили друг друга клубникой в белом шоколаде. После этого встретили друзей парня, с которыми пили виски. Не помню, сколько выпила. Достаточно, чтобы не помнить, что я делала и с кем была. Но недостаточно для того, чтобы помнить, что мы были на колесе обозрения, у Букингемского дворца и в каком-то прокуренном пабе. Ещё мы посетили какой-то концерт. Ещё мне кажется, будто мы взбирались вверх на Тауэрский мост.
Мне должно быть стыдно. Не помню, когда в последний раз напивалась до такого беспамятства, если напивалась вовсе. Но мне было хорошо всё это время. Я ни на секунду не пожалела ни о чем. И завершение этого вечера не могло быть лучше.
Но едва ли весь мир умолк, мои мысли оказались громче. Мы лежим в кровати, я обернута спиной к парню. Рука Флинна обхватывает мою талию так сильно, будто я могу куда-то деться. Он прижат ко мне так близко, что я чувствую его тепло. Его размеренное дыхание щекочет мою кожу. Он вдыхает запах моих мокрых волос. И мне не о чем беспокоиться. Кроме как об Эйприл, от которой я всё ещё не услышала и слова за весь день.