Пока жива надежда
Шрифт:
— Ну, тогда не сдавайся! Судя по всему, он уже сдался. Может, еще есть надежда. Скажи ему, что он должен согласиться на лечение — ради тебя и ради ребенка. Вдруг ему повезет?
Джесс ухватилась за эту мысль, как за спасательный круг:
— Я была глупа, слепа и думала только о себе…
— Детка, ты была в шоке! Но теперь у тебя есть время подумать. За все, что есть в жизни стоящего, приходится бороться.
— Я поеду обратно в Лондон…
— Завтра, — твердо сказала Шарон. — Ты устала, и тебе нужно выспаться. Теперь ты обязана думать не только о себе, но и о ребенке.
На
Желание быть рядом с Цезарио, боязнь потерять его наполняли ее страхом перед будущим, но в то же время укрепляли в решении действовать.
Она подъехала к воротам, окидывая взглядом старое величавое здание, которое теперь было ее домом, и нахмурилась, заметив у входа два фургона.
Еще более неприятный сюрприз ожидал Джесс, когда она вошла внутрь. Весь холл был заставлен коробками. Сквозь открытую анфиладу дверей она увидела людей в офисе Цезарио. Они вынимали все из шкафов и паковали в коробки.
Джесс почувствовала тошноту. Он уезжал!
Через минуту появился Цезарио, как всегда элегантный в своем деловом сером костюме, и лишь отсутствие галстука вносило в облик неформальную ноту.
Джесс почувствовала, как у нее гулко забилось сердце.
— Извини… Все вышло не так, как я планировал. Я хотел уехать до твоего прихода, — признался он.
— Ну, это бы тебя не спасло, — сказала Джесс. — Я бы поехала в Лондон и разбила лагерь у твоих дверей.
Цезарио удивленно поднял брови:
— Не понял?..
— Я хочу быть с тобой. Мне нужно быть с тобой. И это твоя вина. Ты сам меня в это втянул.
— Давай поговорим в гостиной, — вздохнул Цезарио, опуская глаза.
— Ничто не может изменить моего решения, — предупредила Джесс, когда он закрыл за ними дверь.
— Ты слишком эмоционально ко всему относишься, а это неверный подход.
— Может, неверный для тебя, но не для меня!
— Ты смотришь на меня, как на своих собак, — глазами полными сочувствия и желания помочь. Но мне это не нужно. Я просто не могу так жить.
— А я не могу оставить тебя одного с твоими проблемами. Так что, похоже, мы оказались в тупике, — заявила Джесс, чувствуя, как в Цезарио начинает закипать раздражение. Она вела себя не так, как он предполагал. — Значит, мы должны решить основной вопрос.
Его черная бровь поднялась.
— Это какой же?
— Тебе нужно пройти лечение, от которого ты отказался.
— Нет! — Его ответ был мгновенным.
Но Джесс была к этому готова.
— Хватит думать о себе! Подумай о ребенке, которого ты решил привести в этот мир. Если есть хоть малейший шанс на жизнь, ты должен его использовать!
— Слова-то сильные…
— Чувства тоже сильные! — Она выдержала его взгляд, зная, что сейчас идет борьба за них обоих.
Когда опухоль была только обнаружена, Цезарио принял решение — по ее мнению, неверное.
— А что насчет последствий? Что, если операция окажется неудачной?
Джесс расправила плечи:
— Ну, тогда и будем думать! Мы справимся. Тебе повезло больше, чем многим. Ты можешь позволить себе самое лучшее и передовое, что существует
сейчас в медицине.— Я не могу пойти на риск остаться инвалидом.
— Жизнь — это ценная вещь, Цезарио. Очень ценная, — убежденно начала Джесс, отчаянно желая, чтобы он ее понял. — Нашему ребенку нужен живой отец, пускай и инвалид. Это лучше, чем если бы у него вообще не было отца.
— Боже мой, зачем мне советы женщины, которая нянчится с трехногой гончей, глухим терьером и с другими несчастными созданиями? Я знаком с твоими либеральными взглядами. Но я не глупое животное, мои потребности более высокие и…
— И ты высоко ценишь свою гордость и желание быть независимым, — закончила за него Джесс. — Но почему ты решил, будто результат операции непременно должен соответствовать самому плохому сценарию? Откуда такой пессимизм? Что случилось с надеждой? У нас скоро будет ребенок. Подумай, как важен для него отец…
Цезарио сжал губы:
— Со мной не стоит это обсуждать. У меня самого был ужасный отец.
— У меня тоже был ужасный отец. Он дал моей матери деньги на аборт, решив этим снять с себя всю ответственность. Зато Роберт Мартин стал для меня прекрасным отцом. И пусть у него нет образования и он не так богат и умен, как мой родной отец, но я его очень люблю. Он всегда находился со мной рядом и всегда был готов меня поддержать. То, что в твоем сердце, значит больше того, что снаружи.
— Тебе повезло…
Джесс горько усмехнулась:
— К сожалению, я этого не ценила, пока адвокат Уильяма Данн-Монтгомери не прислал мне письмо, где советовал держаться подальше от семьи своего влиятельного клиента.
Цезарио удивленно нахмурился:
— Когда это случилось?
— Мне было девятнадцать… Я тогда как раз вышла из больницы и в эмоциональном плане была далеко не в лучшей форме. Мне захотелось побольше узнать о своих корнях. Конечно, я была очень наивна… Уильяма Данн-Монтгомери неприятно удивил мой звонок. Он сразу дал мне понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. — Она поморщилась. — Зато я поняла, как мне повезло с Робертом, который всегда относился ко мне как к любимой дочери.
— Извини, что я этим воспользовался…
— Не стоит вспоминать об этом. То, что у меня был такой отец, как Роберт Мартин, обогатило мою жизнь. И все, о чем я тебя прошу, — это дать нашему ребенку такую же привилегию.
Сейчас глаза Цезарио казались совсем черными, без единой золотой искорки.
— Я долго думал над этим, но… я уже принял решение.
Джесс медленно выдохнула сквозь зубы. То неимоверное напряжение, которое поддерживало ее все это время, вдруг куда-то исчезло, оставив почти без сил.
— Решение — это то, что можно изменить, — с отчаянием бросила она.
— Это решение было принято шесть месяцев назад. Операция, вероятно, уже невозможна.
Такой вариант как-то не приходил ей в голову. До сих пор она была сосредоточена на том, чтобы заставить Цезарио настроиться на лечение. Как это будет жестоко, если ему придется умереть только потому, что они встретились слишком поздно…
Цезарио смотрел на ее растерянное лицо:
— Похоже, теперь ты и ребенок будете диктовать мне свои условия…