Поле боя - Арктика.

— Выполняем захват целей. Захват целей вы­полнен.

Фазированные антенные решетки радиолока­ционного комплекса «Ирбис-М» удерживали цели в стробах захвата на дальности 200 километров. Электронный прицельно-вычислительный ком­плекс системы «Нейромир» с элементами искус­ственного интеллекта за доли секунды рассчитал оптимальные векторы и режимы атаки, летчикам оставалось только нажать гашетки.

Но внезапно ракеты изменили высоту, снизив­шись к самой поверхности моря.

— 801-й, ракеты перешли на маловысотный режим! Прием!

— Я 801-й, спокойно. — Щербина стиснул зубы, дело принимало весьма скверный оборот. На сверхмалой высоте русские противокорабель­ные ракеты были практически неуязвимы для средств перехвата, для чего и создавались такими. Теперь совершенство русского оружия сыграло со своими создателями злую шутку. Все решали се­кунды, и нужно было принять единственно верное решение. — Снижаемся! Перехожу на форсаж!

Полковник Щербина выполнил переворот че­рез крыло и отдал ручку управления от себя. Ис­требитель кометой форсажного пламени понесся вниз, к силе земного притяжения прибавилась еще и вся мощь двух турбореактивных двигате­лей, работающих сейчас уже далеко за пределом максимума.

Конечно, на время пикирования произошел срыв захвата цели, но полковник Щербина рассчи­тывал восстановить его на малой высоте и сразу же произвести пуск. Это было все же лучше, чем пускать ракеты по «размытым» меткам целей, про­падающих из-за отраженного от волн сигнала.

Пикировать ночью над морем — это само­убийство! Но только так можно добиться высокой результативности противоракетной атаки. А в ка­бинах суперистребителей находились русские летчики-испытатели, опыта которым было не за­нимать. Щербина, как и все они, сейчас чувствовал метры высоты обнаженными нервами, он букваль­но сросся с самолетом, наполнив высокотехно­логичный металл духом человека-победителя! Электронный альтиметр едва успевал показывать потерянные метры высоты. Так, пора — ручку на себя, самолет, ревя перегруженными двигателями, выходит из пике на высоте чуть более десяти ме­тров над гребнями волн! Позади него море вски­пает облаками пара и брызг от бьющих из сопел потоков пламени. На тело обрушивается чудовищ­ная перегрузка, заволакивая глаза багровой пеле­ной. Но сквозь «вату» в ушах слышится победное сообщение речевого информатора: «Цель в захва­те. Пуск разрешен». Перегрузка была такая, что и пальцем шевельнуть, чтобы нажать на гашетку, было тяжело. Но вот шероховатая поверхность боевой кнопки вжата в ручку управления — пуск!

Из-под крыльев вылетают ракеты РВВ-АЕ, на­бирая максимальную скорость, в четыре раза превышающую скорость звука. На первом этапе наведение РВВ-АЕ осуществляется командно- инерциальным методом, но вот включается ак­тивная радиолокационная головка самонаведе­ния.

Обычно ракета РВВ-АЕ может обнаружить цель на минимальной высоте в двадцать метров, но сейчас она была запущена в нарушение вся­ческих инструкций с высоты десять метров и на­чала активное радиолокационное сканирование. «Пулей поразить пулю». Летящая ей навстречу на высоте пяти метров противокорабельная ракета Х-35 «Уран» во многом случайно попала в строб захвата локатора самонаведения РВВ-АЕ, но во многом — благодаря невероятному маневру, вы­полненному Щербиной. Ну а лазерный взрыватель сработал с быстротой молнии, подорвав боевую часть на оптимальном расстоянии от мчащейся со скоростью 0, 7 Маха [24] цели.

24

Мах (число М) — показывает, во сколько раз скорость объекта быстрее скорости звука при нормальных условиях воз­душной среды.

Навстречу «Урану» понеслось расширяющееся кольцо стальных стержней и облако микрокуму­лятивных поражающих элементов. Они буквально разорвали противокорабельную ракету в клочья.

Вместе с командиром пуск авиационных ракет произвели и остальные летчики звена истребите­лей Су-207. Три из четырех ракет были пораже­ны. Но одной все же удалось проскочить опасную зону поражения, а выпустить ракеты вдогон лет­чики попросту не успевали. Они и так совершили чудо — до сих пор сбить ракету Х-35 «Уран» было просто невозможно.

— Я 801-й, одна из ракет продолжает полет. Курс — на авианосец, прием! Примите меры к от­ражению атаки.

— Вас понял 801-й. Продолжайте полет.

— Понял, выполняю.

Истребители набрали две тысячи метров вы­соты и начали по дуге приближаться к «Славе» и «Москве».

* * *

Тарас Лиходей побледнел, вглядываясь в листок бумаги, извлеченный из конверта. Этот конверт он получил от резидента ЦРУ в Симферополе. Там были указания, как действовать, если захват «Гетмана Сагайдачного» пройдет успешно.

Лиходей предполагал после захвата отвести корабль в Констанцу, а еще лучше — прямиком в Стамбул, на военно-морскую базу НАТО. Там как раз с «дружественным визитом» находился эсми­нец Королевского флота Великобритании. Если что, то англичане наверняка защитят.

Однако прочел он другое: «Следовать в район морского испытательного полигона и произвести ракетный залп по русскому атомному авианосцу». Как говорится, было от чего впасть в отчаяние. Авианосец на испытаниях охраняла целая фло­тилия «сторожевиков» и ракетных катеров. С воз­духа его практически постоянно прикрывала бе­реговая авиация, да и сам корабль нес на борту авиагруппу. А ведь рядом со «Славой» сейчас нахо­дился и гвардейский ракетный крейсер «Москва». Одного залпа его 130-миллиметровых орудий главного калибра хватит, чтобы пустить «Гетмана Сагайдачного» ко дну.

Но выбора не было, нужно было отрабатывать свое содержание у новых господ. Иначе на кой хрен он бы им был нужен — разговоры о прин­ципиальности и стойкости жизненной позиции у предателей не обсуждались по определению. Только конкретный результат. А он в данных усло­виях засчитывался только при условии как мини­мум повреждения авианесущего крейсера.

— Рулевой, ложимся на курс 180 градусов. Приготовиться к бою, боевая тревога. За ридну нэньку — Украину! — На самом деле Тарас Лихо­дей прекрасно понимал, что вовсе не из идеоло­гических соображений предал своих товарищей по оружию и совратил на эту подлость остальных моряков, а за будущую безбедную жизнь и крова­вые «баксы». Но ему нужно было хоть какое-то оправдание собственной подлости, низости и па­скудству.

Фрегат был готов к бою, но мог ли он проти­востоять мощи тяжелых кораблей? Однозначный ответ — нет. Модернизация, кроме установки про­тивокорабельного комплекса Х-35 «Уран», заклю­чалась в замене двух кормовых шестиствольных пушек АК-630М одним боевым модулем «Кортик» ближнего рубежа обороны. Он состоял из двух шестиствольных 30-миллиметровых «скоростре­лок» и двух четырехконтейнерных пусковых уста­новок зенитных управляемых ракет 9М311. В до­полнение к этому на корабле оставались носовая 100-миллиметровая орудийная установка и два трехтрубных торпедных аппарата. Противолодоч­ное вооружение состояло из реактивного бомбо­мета РБУ-6000. В ангаре на корме базировался вертолет Ка-27, но он не мог помочь в атаке, так как не имел радиолокатора, да и выпускать его в одиночку ночью означало обречь на неминуе­мую гибель.

Одного носового ЗРК «Оса-МА» и кормового «Кортика» было явно недостаточно, чтобы уберечь «Гетмана Сагайдачного» от атаки с воздуха или противокорабельных ракет «Обсидиан», «Гранит» или «Москит», которыми были вооружены кораб­ли, составляющие ядро ракетного флота. А ведь на Черном море базировался целый «москитный флот» малых ракетных кораблей на воздушной подушке «Бора», «Самум» и «Хиус», ракетных кате­ров и экранопланов «Лунь».

Кстати, две такие «птички» уже неслись на ши­роких крыльях над волнами на перехват мятеж­ному кораблю. Но у «Гетмана Сагайдачного» все равно была приличная фора.

Единственный шанс для подлой атаки давал фактор неожиданности, к тому же аппаратура опознавания выдавала на экранах ответчиков: «свой».

— Докладывает оператор РЛС — впереди по курсу отметки двух крупных кораблей. Даль­ность — сто пятьдесят километров. Пан капитан, мы что, и правда будем их атаковать?..

— Заткнись! БЧ-5, это мостик, приготовиться к пуску!

— БЧ-5 — мостику, к пуску готовы.

Есть захват цели!

Капитан Лиходей не мешкал ни секунды.

— Пуск!